мне очень приятна; однако дом наш полон слуг, и пока кто-нибудь из них не уйдет, я не отважусь принять его в отсутствие моего мужа. Я напишу мужу об этом, если ваш дворянин этого пожелает, и я не сомневаюсь, что получу согласие мужа на все мои просьбы.
Хитрой посреднице не нужно было стольких доказательств, чтобы понять, что Лаура — сама простота. Итак, она постаралась, насколько умела, объяснить ей, каким способом названный дворянин хотел послужить ей; оказала, что он так же богат, как и ее муж, если же Лаура хочет доказательств, то старуха принесет ей от него драгоценных камней большой ценности и самых богатых платьев, каких только можно пожелать себе.
— Ах, сударыня, — сказала ей Лаура, — у меня столько всего, что вы называете, и я не знаю, куда это девать!
— Если это так, — отвечала посланница сатаны, — и вы не заботитесь о его подношениях, то позвольте ему по крайней мере посетить вас.
— Пускай посещает, в добрый час, — сказала Лаура, — никто ему не мешает.
— Вот это отлично, — ответила старуха, — но было бы еще лучше, если бы наши слуги и служанки ничего об этом не знали.
— Это очень просто, — возразила Лаура, — мои служанки не спят в моей комнате, а я ложусь в постель без их помощи и очень поздно. Возьмите этот ключ, который открывает все двери нашего дома, и около одиннадцати часов вечера он может войти через калитку сада, куда выходит небольшая лестница, ведущая в мою комнату.
Старуха схватила ее руки и поцеловала их сотню раз, уверяя Лауру, что та вернет жизнь этому бедному дворянину, которого она оставила полумертвым.
— Но почему же? — воскликнула Лаура в полном испуге.
— Это вы убили его, — сказала ей тогда лукавая старуха.
Лаура побледнела, словно изобличена была в убийстве, и стала бы торжественно заявлять о своей невинности, если бы злая женщина, не считавшая уместным испытывать дольше ее неведение, не рассталась с нею, обняв ее и заверив, что больной не умрет от этой болезни.
Вы легко можете себе представить, — она слишком хорошо знала свое ремесло, чтобы забыть чудесный ключ, отпиравший все двери. Иной скажет об этом ключе и будет считать себя хорошим критиком, если станет утверждать, что он заколдован и это пахнет сказкой; но да будет ему известно от его покорнейшего слуги, что в Испании хозяева имеют подобные ключи, называемые хозяйскими, и пусть он в другой раз не порицает вещей, которых не понимает. Впрочем, пусть он бестолково порицает все, что не входит в его весьма ограниченный кругозор; пусть я буду таким же наглым, как он, если стану дольше заботиться об этом!
Но вернемся к нашей старухе. Она отправилась к нетерпеливому своему влюбленному, желая дать ему отчет в своих мероприятиях; она улыбалась улыбкой ада, он же прыгал от радости; он вознаградил ее, как щедрый человек, и стал дожидаться ночи с нетерпением. Наступила ночь, он пробрался в сад и поднялся как можно бесшумнее в комнату Лауры как раз в то время, когда дурочка большими шагами прогуливалась по комнате в полном вооружении, с копьем в руках, следуя спасительным наставлениям своего чудаковатого супруга. Лишь одна свеча горела в отдаленном углу комнаты, и дверь ее была открыта, без сомнения, чтобы впустить любезника из Кордовы. Тот, однако, узрев некую вооруженную особу, не сомневался, что его хотят изловить. Страх в нем одолел любовь, сколь бурной она ни была, и он бежал быстрее, чем шел на свидание, воображая, что не успеет достигнуть улицы.
Он направился к своей посреднице и рассказал ей об угрожавшей ему опасности.
В величайшем негодовании старуха пошла к Лауре, которая сразу же спросила ее, почему не пришел ее дворянин и не болен ли он.
— Он ничем не болен, — отвечала старуха, — и не преминул явиться, но в комнате обнаружил вооруженного человека.
Лаура ответила долгим раскатом хохота и потом еще двумя или тремя раскатами подобной же длительности; во всем этом старушка не понимала ровно ничего. Наконец, когда чрезмерное желание посмеяться было достаточно утолено и к Лауре вернулся дар речи, она сказала старухе, что дворянин этот, видимо, никогда не был женат и что это она прогуливалась по своей комнате в полном вооружении. Старуха не понимала ни слова из всего, что ей говорила Лаура, и долгое время считала ее совершенно сумасшедшей; однако путем вопросов и ответов узнала нечто, чему бы ни за что не поверила: с одной стороны, узнала о беспримерной простоте пятнадцатилетней девушки, которая в этом возрасте должна бы уже все знать, с другой же — о необыкновенной предосторожности, к которой прибегнул ее муж, чтобы быть уверенным в честности своей жены. Она решила оставить Лауру при ее заблуждениях, и вместо того чтобы обнаружить, как она в действительности поражена таким небывалым положением, она стала вместе с Лаурой смеяться над испугом ее поклонника.
Встреча была отложена до ночи. Старуха успокоила влюбленного и вместе с ним восхищалась глупостью мужа и жены.
Наступила ночь. Он вошел в сад, поднялся по маленькой лестнице и нашел свою даму все еще в полном вооружении при исполнении своих обязанностей. Он обнял ее в том виде, как она была, — всю закованную в железо, она же приняла его, словно была знакома с ним всю жизнь. Под конец он спросил, к чему ей это вооружение. Она со смехом отвечала ему, что не может ни отказаться от оружия ни провести ночь в другом снаряжении, и объяснила своему гостю, поскольку он этого не знал, что невыполнение этих обязанностей — тяжкий грех.
Хитрому жителю Кордовы пришлось приложить величайшие усилия, когда он пытался разуверить и убедить ее, что она обманута и что жизнь супругов — нечто совсем другое. Наконец, по его настоянию, она снизошла и сняла свое вооружение, а затем соблаговолила научиться другому способу исполнять брачные обязанности, более удобному и забавному, нежели то, что ее заставлял проделывать муж и что было, по признанию самой Лауры, делом весьма утомительным. Он же, нисколько не ленясь, разоружил ее; он помог ей также раздеться, считая, что она делает это недостаточно быстро, сам поспешно разделся и лег рядом с нею, причем заставил ее признаться, что нет вещей более различных, чем брачные наставления, даваемые им и ее мужем. Он научил всему, что сам об этом знал, Лауру, которая
