Не будь она жутко благоразумной девушкой, вы испортили бы жизнь мисс Макичерн, а не только мою. Еще немножко и… Говорю вам, с меня хватит! Я влюблен! Я влюблен в самую типтопистую девушку в Англии. Вы ее видели, Питт, старый конь. Разве она не самая-самая?
Джимми поставил на отсутствующей даме графского сердца печать своего одобрения.
— Говорю вам, если она согласится, я на ней женюсь!
Отчаяние, написанное на каждом дюйме обширной физиономии сэра Томаса, после этих ужасных слов усугубилось еще больше. Как ни велико было его пренебрежение к носителю титула как просто молодому человеку, он всегда благоговейно почитал фамилию Дриверов.
— Но, Спенсер! — почти взвыл он. — Подумай о своем положении в обществе! Ты не можешь…
— Ах, не могу, прах меня побери! Да если она согласится, к черту мое положение в обществе! И при чем тут оно? Кэти — дочь генерала, если на то пошло. Ее брат учился со мной в Итоне. Да будь у меня хоть один собственный пенс, я бы давным-давно попросил ее выйти за меня. О моем положении в обществе можете не беспокоиться!
Сэр Томас что-то слабо проквакал.
— А теперь послушайте, — заявил его сиятельство со всей решительностью. — Вот все как на ладони, черт побери! Если вы хотите, чтобы я позабыл про эту вашу аферу с бриллиантами, вам надо подтянуть подтяжки и взяться за дело. Для начала можете пристроить меня в какое-нибудь посольство. Трудностей не будет. В Лондоне наберется не один десяток стариканов, которые знавали папашу, когда он был жив, и они ухватятся за возможность поспособствовать мне. Я знаю, что в некоторых отношениях я жуткий осел, но на дипломатической службе от вас ничего другого и не ждут. Требуется только, чтобы фрак и смокинг сидели на вас как влитые, да не ударить в грязь лицом в танцах, а уж тут я отвечаю всем требованиям. И вы должны дать ваше чертово благословение Кэти и мне — если она согласится выйти за меня. Вот примерно и все, что мне пока пришло в голову. Ну как? Договорились?
— Это полная нелепость… — начал сэр Томас.
Лорд Дривер подергал дверную ручку. Потом перестал.
— Клинч, — умиротворяюще сказал Джимми. — Мне не хочется врываться в семейную беседу, но мой совет, спроси вы его, был бы пойти на попятную, пока не началась стрельба. Вы сейчас под прицелом чего-то похуже курительной трубки. Ну а моей сопричастности не опасайтесь. Мое молчание добавляется gratis [28]. Одна ваша любящая улыбка, и на мои уста наложена печать.
Сэр Томас набросился на него.
— А что до вас… — гаркнул он.
— Не троньте Питта, — сказал граф. — Чертовски хороший типус. Эх, побольше бы таких, как он! И колье он не лямзил. Послушай вы, когда он хотел объяснить, так могли бы и не вляпаться по уши. Он его убирал на место, как и сказал. Я в курсе. Ну так как же?
Секунду казалось, что сэр Томас скажет «нет». Но едва он открыл рот, его сиятельство открыл дверь, и тут рыцарь вновь обмяк.
— Да! — вскричал он. — Да!
— Тип-топ, — сказал его сиятельство с удовлетворением. — Договорились. Идем, Питт, старина? Через полминуты нам надо быть на сцене.
— В качестве противоядия от сценической паники вполне можно порекомендовать такого рода дружеские дискуссии, — сказал Джимми, когда они вышли в коридор. — Держу пари, вы себя чувствуете готовым ко всему.
— Чувствую себя как двухлетка, — с энтузиазмом подтвердил граф. — Роль я начисто забыл, но мне все равно. Буду с ними просто разговаривать, и все тут.
— Так держать, — сказал Джимми. — У Чартериса будет сердечный приступ, но все равно так держать! Чуть побольше такого духа, и любительские спектакли достигнут неизмеримых высот. Прибавьте шагу, Росций [29], сцена ждет.
Глава 28. Час прозрений Спенни
Мистер Макичерн сидел в бильярдной и курил. Он был там один. С того места, где он сидел, ему были слышны отдаленные звуки музыки. Наиболее обязательная часть вечерних развлечений — представление — завершилась, и знать, и землевладельцы попроще, исполнившие свой долг, терпеливо просидев представление от начала и до конца, теперь веселились в бальном зале. Все были счастливы. Спектакль имел не меньший успех, чем обычные любительские потуги. Суфлер с самого начала стал любимцем публики, причем особое восхищение заслужили его дуэты со Спенни, а Джимми, как и подобает закаленному профессионалу, сыграл свою роль с большой отточенностью и тонкими нюансами, хотя, подобно ищейкам в «Хижине дяди Тома» на гастролях, он не получал должной поддержки. Однако зрители не затаили зла.
Трудно найти сборище индивидов менее мстительных, чем зрители любительских спектаклей. Но теперь все испытания остались позади. Чартерис в присутствии свидетелей прямо-таки выдал бред сумасшедшего в тот момент второго действия, когда Спенни репликой невпопад мгновенно перебросил пьесу в «Действие III», а прочие персонажи, смутно ощущая присутствие чего-то неладного, но не понимая, чего именно, подыгрывали ему в течение двух минут, к большому недоумению зрителей. Но даже Чартерис теперь уже начал оправляться от этой трагедии в комедии. Пока он тустепировал по залу, складки агонии на его лице все больше разглаживались. Он даже улыбнулся.
Что до Спенни, то блеск его счастливой улыбки ослеплял всех вокруг.
И все еще с этой улыбкой на лице он вторгся в одиночество мистера Макичерна. Какое бы наслаждение ни получал танцующий, откалывая свои па, наступает момент, когда у него возникает потребность выкурить мечтательную сигарету вдали от суетной толпы. Момент этот для Спенни наступил по окончании седьмого номера в программе танцев. И бильярдная представилась ему прекрасным убежищем во всех отношениях. Парочки, предпочитающие просидеть весь танец, вряд ли стали бы там искать уединения, и к тому же она находилась достаточно близко от бального зала, чтобы он услышал, как раздадутся первые такты танца № 9.
Мистер Макичерн обрадовался графу. В кутерьме, последовавшей за спектаклем, он не сумел обменяться хоть словом ни с одним из тех, с кем он особенно хотел бы поговорить.
Его удивило, что после конца спектакля объявления о помолвке не последовало даже намеком. От Спенни он мог получить информацию, когда упомянутого объявления следует ожидать.
Спенни слегка заколебался, когда увидел, кто именно уединился в бильярдной. В эту минуту тет-а-тет с отцом Молли его не особенно прельщал. Однако, сообразив, что в конце-то концов он, Спенни, ни с какой стороны не виноват в разочаровании, которое, возможно, стало причиной этого уединения, он вновь включил слепящую улыбку и вошел.
— Забежал покурить, — объяснил он для затравки. — В этом танце я не
