После этого Елена принялась писать:
«Я не сомневаюсь в тебе, мой дорогой Джулио; если я расстаюсь с жизнью, то только потому, что умерла бы с горя в твоих объятиях, почувствовав, как велико могло бы быть мое счастье, если бы я не совершила этой ошибки. Не думай, что я кого-нибудь любила после тебя. Напротив, мое сердце было исполнено презрения к человеку, которого я впускала к себе в спальню. То, что случилось, объясняется лишь скукой, а может быть, и моей порочностью. Подумай о том, что разум мой, ослабленный со времени бесплодной попытки, сделанной мной в Петрелле, где князь, уважаемый мною потому, что ты любил его, так сурово принял меня, — подумай о том, повторяю я, что разум мой в течение двенадцати лет находился в сетях лжи. Все, что окружало меня, было пропитано ложью, и я это знала. Я получила от тебя около тридцати писем. Суди, с каким восторгом я вскрывала первые из них и как леденело мое сердце, когда я их читала. Я рассматривала этот почерк и узнавала твою руку, но не сердце. Пойми, что эта первая ложь разрушила все основание моей жизни до такой степени, что я без удовольствия вскрывала письмо, написанное твоей рукой. Страшное известие о твоей смерти погасило во мне все, что еще оставалось от счастливых дней нашей юности. Первое мое побуждение, как ты сам понимаешь, было ехать в Мексику и коснуться своими руками того места на берегу, где, меня уверяли, ты был убит дикарями; если бы я выполнила это намерение... мы были бы теперь счастливы, так как в Мадриде, как ни велики были бы число и ловкость шпионов, которыми бдительная мать окружила бы меня, я все же, может быть, узнала бы правду, так как пробудила бы участие во всех сердцах, в которых сохранилось еще немного жалости и доброты. Ибо твои подвиги, мой Джулио, привлекли к тебе внимание всего мира, и возможно, что кое-кто в Мадриде знал, что ты Бранчифорте. Сказать тебе, что помешало нашему счастью? Прежде всего воспоминание о суровом и унизительном приеме, оказанном мне в Петрелле; сколько препятствий пришлось бы мне преодолеть по пути от Кастро до Мексики! Как видишь, моя душа уже утратила часть своих сил. Затем мною овладело тщеславие, я построила множество зданий в монастыре для того, чтобы иметь возможность занять для себя комнату привратницы, куда ты укрылся в ночь боя! Однажды я смотрела на эту землю, которую ты ради меня напоил своей кровью; я услышала слова презрения, подняла голову и увидела злобные лица. Чтобы отомстить, я захотела стать аббатисой. Моя мать, которая отлично знала, что ты жив, сделала все возможное, чтобы добиться этого необычайного назначения. Сан этот стал для меня, однако, лишь источником огорчений: он окончательно развратил мою душу; я стала находить удовольствие в том, чтобы показывать свою власть, причиняя страдания другим; я совершала несправедливости. В тридцать лет я, по мнению света, была добродетельна, богата, всеми уважаема, а меж тем я себя чувствовала очень несчастной. И тогда-то появился этот жалкий человек, который при всей своей доброте был воплощением глупости. Из-за его глупости я прощала ему его первые признания. Я была так несчастна со времени твоего отъезда, что душа моя не могла противиться даже самому легкому искушению. Признаться ли тебе в непристойности? Впрочем, мертвой все дозволено. Когда ты будешь читать это письмо, черви уже будут глодать мое казавшееся прекрасным тело, которое должно было принадлежать только тебе одному. Так вот, я сделаю одно тягостное признание: я не видела причин, почему бы мне не изведать грубую плотскую любовь, как это делают все римские дамы; это была развратная мысль, о, я ни разу не отдавалась этому человеку без того, чтобы не испытать при этом чувство отвращения, уничтожавшее всякое наслаждение. Я все время представляла тебя рядом с собой, в саду нашего палаццо в Альбано, в тот час, когда Мадонна внушила тебе эту благородную, казалось бы, мысль, которая, однако, в соединении с поступками моей матери, составила несчастье всей нашей жизни. В моих видениях ты мне не угрожал, а был добр и нежен, как всегда; ты смотрел на меня; тогда меня охватывала злоба против этого человека, и я иногда доходила до того, что била его изо всех сил. Вот тебе вся правда, мой дорогой Джулио: я не хотела умереть, не сказав тебе ее. Я думала также, что, быть может, эта беседа отвратит меня от мысли о смерти. Но я только лучше поняла, как велика была бы радость от встречи с тобой, если бы я осталась достойной тебя. Я приказываю тебе жить и продолжать твою военную карьеру, которая доставила мне огромную радость, когда я узнала о твоих успехах. Что бы это было, великий боже, если бы я получала твои письма, — особенно после битвы при Ахене! Живи и вспоминай часто о Рануччо, убитом при Чампи, и о Елене, которая умерла в монастыре св. Марты, чтобы не видеть упрека в твоих глазах».
Окончив письмо, Елена подошла к старому солдату, которого нашла спящим. Она тихо сняла с него кинжал, так что он не заметил этого, а затем разбудила его.
— Я кончила, — сказала она. — Боюсь, что наши враги сейчас овладеют подземельем. Иди скорей, передай ему этот платок и скажи, что я сейчас люблю его не меньше, чем прежде, что любила его всегда, слышишь? Всегда!
Угоне стоял, не двигаясь с места.
— Иди же!
— Синьора, хорошо ли вы все обдумали? Синьор Джулио так любит вас!
— Я тоже его люблю; возьми письмо и передай ему.
— Да благословит вас бог за вашу доброту!
Угоне ушел, но тотчас же вернулся. Он нашел Елену мертвой; она пронзила себе сердце кинжалом.
Напечатано впервые в «Revue des Deux Mondes» от 1 февраля и 1 марта 1839 года, за подписью Ф. де Лаженеве. Вместе с «Витторией Аккорамбони», «Герцогиней ди Паллиано» и «Семьей Ченчи» эта хроника вошла в отдельное издание 1839 года. В рукописи первая часть датирована 12—13 сентября 1838 года, вторая — 19—21 февраля 1839 года.
Гаспароне, последний разбойник, вступил в переговоры с правительством в 1826 году; в настоящее время он с тридцатью двумя своими товарищами находится в заключении в крепости Чивита-Веккьи. Сдаться его заставил недостаток воды на вершинах Апеннин, где он скрывался от преследования. Это довольно умный человек, приятной внешности. (Прим. автора.)
Джанноне (1676—1748) — неаполитанский историк, опубликовавший в 1723 году историю Неаполитанского королевства, в которой содержатся резкие выпады против светской власти пап. Навлекши на себя гнев папской курии, Джанноне всю жизнь провел в скитаниях и умер в тюрьме Турина.
Паоло Джовио — епископ Комский, Аретино и другие менее интересные авторы, которых спасла от бесславия лишь невыносимая скука, отличающая их книги, Робертсон, Роско — насквозь пропитаны ложью. Гвиччардини продался Кóзимо I, который посмеялся над ним. В наше время лишь Коллетта и Пиньотти осмелились написать правду; последний боялся все же потерять службу, хотя и не думал при жизни печатать свои сочинения. (Прим. автора.)
Паоло Джовио (1483—1552) — итальянский историк, автор сочинения о современных ему событиях от 1494 до 1547 года. Прославляя одних своих современников и бесчестя других, Паоло Джовио занимался вымогательством, требуя денег от знатных лиц под угрозой дурно отозваться о них в своем сочинении.
Аретино (1492—1557) — итальянский сатирический поэт, прозванный «бичом государей» за сатиры, в которых он покрывал позором мелких итальянских князьков, если они не откупались от него подарками. Карл V, император германский и король испанский, и Франциск I, король французский, избежали его насмешек только благодаря своей щедрости.
Робертсон (1721—1793) — английский историк, автор «Истории Карла V», в которой дана картина европейской цивилизации в XVI веке.
Роско (1753—1831) — английский историк, автор «Жизни Лоренцо Великолепного» (1796) и «Жизни папы Льва X» (1805). Стендаль причислял его и Робертсона к разряду «продавшихся» историков и считал их «лицемерами», искажающими факты в угоду правящим классам, потому что не разделял их теории «просвещенного абсолютизма», характерной для многих историков XVIII века.
Гвиччардини (1482—1540) — итальянский политический деятель и историк, оставивший многотомное сочинение по современной ему истории Италии и главным образом Флоренции. Ненавидя республику, он способствовал ниспровержению ее и назначению в качестве правителя Флоренции сперва Алессандро Медичи, а затем Кóзимо Медичи, надеясь стать у кормила правления. Но Кóзимо скоро захватил всю власть в свои руки и принял звание герцога, после чего Гвиччардини удалился из Флоренции и посвятил себя своему историческому труду.
Коллетта (1775—1833) — политический деятель и историк, участник Неаполитанской революции 1820 года. Он написал «Историю Неаполитанского королевства от Карла VII до Фердинанда IV» в довольно прогрессивном духе.
