И вдруг ей почудилось, будто на лице ребенка что-то шевельнулось, ручки и ножки тоже задвигались, а рот скривился, как бы готовясь заплакать, и до ее слуха донеслось тихое жалобное повизгивание. Тереза перепугалась. Теперь, когда ребенок подал признаки жизни, его существование стало для нее тревожным, даже опасным. Мое дитя, подумала она. И это дитя было отдельным от нее, живущим для себя самого существом, у него было дыхание, зрение и голос, едва слышный повизгивающий голосок, который, однако, исходил от новой живой души, и это был ее ребенок. Но она его не любила. Почему же она его не любила, ведь это был ее ребенок. Ах, наверное, потому, что она устала, слишком устала, чтобы любить кого-нибудь вообще. У нее было такое чувство, словно она никогда уже не сможет до конца избавиться от этой усталости. «Чего ты хочешь в этом мире?» — спросила она мысленно, обращаясь к этому тихонько повизгивающему, сморщенному существу, в то же время протягивая к нему правую руку и пытаясь подтащить его к себе. Как тебе жить без отца и матери в этом мире и как быть мне с тобой? Хорошо, если ты сразу умрешь. Я всем скажу, что ты и не был жив. Кого это огорчит? Разве ты уже не был мертв? Разве я не ходила к трем или четырем женщинам, чтобы ты не родился на свет? Что же мне теперь делать? Бродяжничать с тобой на руках? Ведь я должна заботиться только о чужих детях. Надо мне было все же отказаться от тебя, и тогда ты не появился бы на свет. И ведь я тебя уже три или четыре раза убила до того, как ты родился. Что же мне делать с мертвым ребенком всю жизнь? Мертвые дети должны быть похоронены. Я вовсе не хочу выбросить тебя в окно, или в водоем, или в канал… Боже сохрани! Я хочу лишь так пристально на тебя посмотреть, чтобы ты понял, что ты мертв. Когда ты это поймешь, ты сразу уснешь и попадешь в царство вечной жизни. И очень скоро я последую за тобой. О, как много крови! Фрау Неблинг, фрау Неблинг! Ах, зачем же я ее зову? Найдут уж меня как-нибудь. Иди ко мне, малютка, иди, маленький Казимир… Ведь ты не станешь таким же подлым человеком, как твой отец, верно? Иди сюда, тут тебе будет удобно. А я тебя хорошенько укрою, чтобы тебе не было больно. Тут под подушкой так хорошо спится и так хорошо умереть. Еще одну подушку, чтобы тебе было теплее… Прощай, дитя мое. Один из нас никогда не проснется — или мы оба заснем навеки. Малыш мой, ведь я тебе добра желаю. Я была бы тебе плохой матерью. Я тебя недостойна. Тебе просто нельзя жить. Ведь мой долг — чужие дети. Для тебя у меня нет времени. Спи спокойно, спи спокойно…
Она проснулась рывком, как после страшного сна. Хотела крикнуть, но не смогла. Что произошло? И где ребенок? Разве его забрали у нее? Он умер? И похоронен? Что же она сделала с ним? И тут заметила рядом с собой гору подушек. Отбросив их, она увидела ребенка. Он лежал, широко открыв глаза, потом скривил рот, подергал носиком, пошевелил пальчиками и чихнул. Взволнованно дыша, Тереза почувствовала, что улыбается, и глаза ее застлали слезы. Она подтянула мальчика поближе к себе, обняла его и прижала к груди. Он приник к ней и начал сосать. Тереза глубоко вздохнула, огляделась вокруг, такого пробуждения у нее никогда еще не было. Утренний свет заливал комнату, с улицы доносился обычный шум, мир проснулся. Это мой ребенок, подумала Тереза, мой! И он жив, жив, жив! А кто даст ему грудь, если я умру? Ведь сама-то она хотела и должна была умереть. Но в ее жажде смерти было такое блаженство! Ребенок высасывал жизнь из ее души, он глотал ее жизнь, глоток за глотком, и ее губы высохли и потрескались. Она протянула было руку к чайной чашке, стоявшей на тумбочке еще со вчерашнего вечера, но побоялась, что помешает ребенку, и отдернула руку. А мальчик, словно поняв это, тут же отвалился от груди, так что Тереза смогла дотянуться до чашки и даже нашла в себе силы немного приподняться и поднести чашку к губам. Но другой рукой она прижимала к себе ребенка, прижимала крепко. И в ее памяти смутно возник тот далекий уже час, когда в тесном и неуютном гостиничном номере она была любовницей чужого мужчины и зачала этого ребенка. Тот час — и этот, та ночь — и это утро, то опьянение — и эта невиданная ясность… Неужели они связаны между собой? Она еще крепче прижала ребенка к себе и поняла, что он принадлежит ей одной…
45
Войдя в комнату, фрау Неблинг не выказала ни малейшего удивления. Не тратя времени на замечания или вопросы, она со сноровкой профессиональной акушерки тотчас занялась всем, что требовалось в данный момент, и тут выяснилось, что она и о многом другом тоже заранее подумала. Пришел доктор, приветливый пожилой господин, одетый несколько старомодно, сел возле кровати Терезы, обследовал ее в той мере, в какой это было необходимо, сделал распоряжения, дал рекомендации и на прощанье по-отечески рассеянно потрепал Терезу по щеке.
В тот первый день, да и следующие несколько дней Тереза была окружена такими уходом и заботой, которые не могла бы себе пожелать даже счастливая молодая роженица в благополучном доме своего супруга. Сама же фрау Неблинг после рождения ребенка прямо-таки преобразилась. Раньше такая молчаливая, теперь она болтала с Терезой как старинная приятельница, и, даже ни о чем не спрашивая, Тереза узнала многое о ее жизни, в том числе и о том, что она ангажирована одним опереточным театром на роли пожилых дам, но именно в эти недели она случайно не занята в спектаклях, что она трижды становилась матерью и что все ее дети живы, однако находятся на чужбине. Была ли она замужем, все ли ее дети от одного отца, об этом она ничего не сказала, так что и Терезе не пришло в голову рассказывать об отце ее собственного сына и о своем печальном любовном приключении. Если о материнстве и материнском счастье говорилось много, то о счастливой любви и любовных страданиях обеим женщинам почти нечего было сказать друг другу, словно они вообще не имели никакого отношения к материнским радостям и горестям. Доктор приходил еще несколько раз, и визиты его носили скорее дружеский характер. Оказалось, что вообще-то он был ветеринарным врачом и давнишним другом фрау Неблинг. Иногда рассказывал с суховатым юмором шутливые истории из своей практики, забавные случаи из жизни знаменитостей, а также двусмысленно острил, на что Тереза не обижалась. Ее часто посещала также молодая женщина, живущая в том же доме. То была бездетная супруга одного мелкого служащего, который целыми днями пропадал в своей конторе. Она сидела возле кровати Терезы и влажными глазами смотрела на мальчика, которого роженица прикладывала к груди.
Через неделю Тереза подумала, что пора, пожалуй, позаботиться о будущем, и тут выяснилось, что фрау Неблинг и в этом отношении оказалась весьма деятельной. В один прекрасный день к ним явилась пышнотелая, по-деревенски одетая женщина, которая объявила о своей готовности взять ребенка на свое попечение за относительно невысокую ежемесячную плату. Свою собственную дочку, восьмилетнюю, слегка косившую Агнессу, она захватила с собой, и румяные щеки девочки сразу внушили доверие к ее матери. Та сообщили, что частенько брала чужих детей на попечение Последний ребенок лишь совсем недавно покинул ее дом, поскольку родители обвенчались и взяли его к себе. Об этом она сказала с такой доброй улыбкой, словно считала чужую свадьбу благим предзнаменованием и для Терезы. И уже через несколько дней Тереза с ребенком на руках сидели рядом с фрау Неблинг в одноколке, которая везли их на вокзал. Вскоре после того, как они выехали из дому, на каком-то углу пешеход, переходя дорогу, бросил случайный взгляд на их коляску. Тереза из осторожности заранее села поглубже, чтобы спрятаться в тени откидного верха, однако огонек, мелькнувший во взгляде пешехода, показал ей, что он ее увидел и узнал, как и она его. То был Альфред, и первая встреча с ним после стольких лет и при таких обстоятельствах взволновала Терезу до глубины души. По счастливой случайности за секунду до этого фрау Неблинг взяла ребенка из ее рук. «Это был он», — пробормотала Тереза себе под нос и счастливо улыбнулась. Фрау Неблинг высунулась из коляски, посмотрела назад и обернулась к Терезе: «Молодой человек в серой шляпе?» Тереза кивнула. «Он все еще стоит там», — сказала фрау Неблинг со значением. И только тут Тереза сообразила, что фрау Неблинг наверняка сочла молодого человека в серой шляпе отцом ее ребенка. Тереза не стала ее разубеждать. Такое мнение было ей даже весьма кстати, и до самого вокзала она ехала, молча улыбаясь.
46
Поездка на «поезде-тихоходе» до места их назначения заняла меньше двух часов. Крестьянка, фрау Лейтнер, уже ожидала их на станции, и, миновав два ряда приветливых, еще не заселенных маленьких дач, они медленно прошли по деревне, а потом свернули на узенькую некрутую тропинку, которая привела их к утопающей в цветущих плодовых деревьях довольно солидной усадьбе, откуда, несмотря на небольшую высоту, открывался прекрасный вид. Деревня, представлявшая собой одновременно скромный дачный поселок, лежала внизу, железнодорожные рельсы убегали вдаль, а дорога через поле, петляя между холмами, ныряла в лес. Позади усадьбы тянулся луг вплоть до ближней каменоломни, заросшей по краю кустарником. В опрятной, чуть попахивающей затхлостью низкой комнате хозяйка усадьбы подала гостям молоко, хлеб и масло и сразу же принялась хлопотать вокруг младенца, одновременно объясняя во всех подробностях, как она собирается его кормить и обихаживать. Потом, оставив фрау Неблинг с ребенком, она показала Терезе дом, сад, курятник и амбар. Ее муж, долговязый и сутулый крестьянин с вислыми усами, пришел с поля, проронил лишь несколько слов, стеклянными глазами поглядел на ребенка, несколько раз кивнул, пожал Терезе руку и ушел. Восьмилетняя Агнесса, вернувшись из школы, обрадовалась, что в доме опять появился малыш, взяла его на руки, и все ее поведение показало, что и она уже прекрасно умеет обращаться с маленькими. А фрау Неблинг меж тем лежала на своем плаще под одиноко стоявшим в стороне от дома старым кленом, к стволу которого был прикреплен образок Девы Марии под стеклом и в рамке, окруженный венком из сухоцветов.
