быстрым шагом миновав пассаж, он вышел к отелю «Эстасьон». Нерасторопный клерк определил его в номер на втором этаже, выходящий окнами во внутренний двор. Комната была нехороша, но, вопреки своей привычке, консул не стал возражать – здесь, по крайней мере, было тихо, а это ему сейчас было нужно больше всего. Всю дорогу от Мадрида он не мог собраться с мыслями и сидел, унылый и мрачный, в переполненном купе, поскрипывая зубами и мучительно хмурясь.
– Будете обедать, сеньор?
Брэнд тупо уставился на человека, который привел его в номер.
– Нет, не хочу. – Тут он сообразил, что с утра ничего не ел. – Да… Принесите что-нибудь… Все равно что. Кофе и холодную ветчину.
– Слушаюсь, сеньор.
Человек хотел выйти, но консул его остановил:
– Подождите. Отправьте телеграмму.
Он взял со стола блокнот с бланками и написал:
ГАРСИА, ВИЛЛА БРЕЗА, САН-ХОРХЕ.
ВСТРЕЧАЙТЕ МАШИНОЙ ВОКЗАЛЕ САН-ХОРХЕ УТРЕННИМ ПОЕЗДОМ 7:45 ЗАВТРА ВТОРНИК. ХАРРИНГТОН БРЭНД.
Оторвав бланк, он протянул его коридорному и властно произнес:
– Пусть отправят это немедленно. И передайте, чтобы разбудили меня в шесть утра.
Человек склонил голову:
– Непременно, сеньор.
Когда дверь закрылась, Брэнд со сжатыми кулаками и задумчиво сведенными бровями стал ходить взад и вперед по комнате, в сотый раз спрашивая себя, как могла ввести его в заблуждение формулировка того официального письма. Умозаключение, вынесенное им из письма, было вполне естественным, и ему в любом случае не в чем было себя винить. И все же… Каким же он был доверчивым! Когда он с горечью вспомнил свои разговоры с Деккером и малышом Николасом перед отъездом, в которых блестящее будущее он возвел на надеждах, оказавшихся абсолютно иллюзорными, его бросило в пот.
Невероятным усилием консул взял себя в руки, и этому способствовало осознание усталости при виде своего изможденного, небритого лица в зеркале шкафа. Достав из саквояжа туалетные принадлежности, он отправился в ванную. Пока ванна наполнялась, он побрился, а потом полежал некоторое время в горячей воде, словно пытался растворить в ней физическую боль.
Потом, в халате и тапочках, сел за письменный стол у двери, на котором стоял поднос с едой. Залпом выпил две чашки кофе и съел бутерброд с ветчиной. Насытившись, он встал и позвонил, чтобы убрали.
Официант пришел и ушел, и консул снова остался один, наедине со своими мыслями, со жгучим воспоминанием о собственном унижении. С нервно подергивающейся щекой он вернулся к столу, положил на бювар перед собой несколько чистых листов, взял ручку и начал писать:
Отель «Эстасьон»
Барселона
Понедельник, 22:30
Дорогой Галеви!
Я пишу из отеля, движимый желанием излить Вам – моему другу и врачу – душу, испытывая насущную необходимость в Вашем совете и поддержке.
Вам хорошо известна несправедливость, преследующая мою служебную карьеру, ведь Вы всегда хвалили достоинство и силу духа, с которыми я это терпел. В прошлом месяце я писал Вам об усилиях, прилагаемых мной к тому, чтобы смириться и оптимальным образом использовать свой перевод в Коста-Браву. В пятницу я получил сообщение от Лейтона Бейли, извещающее меня о том, что Джордж Тенни, консул первого класса в Мадриде, перенес эпилептический припадок, в связи с чем необходимо мое немедленное присутствие в столице.
Вы знаете, я лишен самомнения. И никогда не тороплюсь с выводами. Могу Вас заверить, что из формулировки письма было совершенно ясно, что мне предстоит заменить Тенни. Я безотлагательно отправился в Мадрид.
Прибыв на место в субботу, я, к своему удивлению, обнаружил, что увидеться с Бейли невозможно – он уехал за город на уик-энд. Вернувшись в понедельник, он потряс меня, объявив, что я вызван в качестве временного заместителя, что Герберт Мейер, который сейчас находится в Варшаве, должен занять место Тенни и что «я очень обяжу его, если заполню вакансию» до приезда Мейера.
Нет нужды объяснять Вам, какой это был удар! Я не мог принять это как само собой разумеющееся. С излишней горячностью я напомнил Бейли о своих заслугах и превосходных характеристиках. Я указал, что давно назрела необходимость моего повышения, и решительно попросил рассмотреть этот вопрос.
Он ответил не сразу.
– А вы о себе высокого мнения! – сказал он.
Это было слишком! Выпрямившись во весь рост, я официально заявил ему, что у меня есть своя работа в Сан-Хорхе и что там же моя семья в лице больного сына ждет от меня строгого исполнения своих обязанностей, а еще я заявил, что если я не должен занять пост Тенни, то прошу позволить мне покинуть Мадрид.
