"— Прочь! — закричалъ старикъ, сопровождая страшными проклятіями свое восклицаніе.
"Джонъ ближе подошелъ къ нему.
"— Прочь! прочь!
"И дряхлый старикъ, волнуемый неистовою злобой, поднялъ палку.
"— Отецъ!..
"Старикъ между тѣмъ испустилъ пронзительный крикъ и громкое эхо, переливаясь и перекатываясь помчалось по уединенному полю. Его лицо побагровѣло и посинѣло; кровь фонтаномъ хлынула изъ горла и носа; трава окрасилась темно-багряною краской; старикъ зашатался и грянулся на землю. У него лопнулъ кровяной сосудъ, и прежде, чѣмъ сынъ успѣлъ приподнять его изъ грязной лужи, — онъ уже былъ мертвъ.
____________________
"Въ одномъ изъ отдаленныхъ угловъ нашего кладбища, — заключилъ священникъ послѣ кратковременной паузы, — погребенъ человѣкъ, служившій три года въ моемъ домѣ послѣ этого событія. Смиренный и кроткій духомъ, онъ чистосердечно каялся во всѣхъ своихъ грѣхахъ и даже могъ служить образцомъ терпѣнія и строгой жизни, очищенной сердечнымъ сокрушеніемъ. Кто былъ онъ, и откуда пришелъ въ нашу деревню — никто не зналъ, кромѣ меня; но это былъ Джонъ Эдмондсъ, воротившійся изъ ссылки".
Глава VII. На грѣхъ мастера нѣтъ: мѣтилъ въ ворону, попалъ въ корову. — Побѣдоносная игра и нѣкоторыя другія чрезвычайно-интересныя подробности назидательнаго свойства
Утомительныя приключенія несчастнаго утра и счастливѣйшаго вечера, равно какъ эффектъ пасторскаго разсказа, произвели самое могучее вліяніе на воспріимчивыя чувства президента Пикквикскаго клуба. Лишь только радушный хозяинъ, со свѣчою въ рукахъ, проводилъ своего гостя въ комфортабельную спальню, м-ръ Пикквикъ минутъ черезъ пять погрузился въ сладкій и глубокій сонъ, отъ котораго, впрочемъ, немедленно воспрянулъ при первыхъ лучахъ палящаго солнца. Иначе, конечно, и быть не можетъ: между свѣтилами двухъ міровъ, физическаго и нравственнаго, должна быть постоянная, прямая и непосредственная симпатія.
М-ръ Пикквикъ вскочилъ съ постели, надѣлъ халатъ, открылъ окно, испустилъ глубокій вздохъ и воскликнулъ такимъ образомъ:
— О природа, чистая, безыскусственная, очаровательная природа, — благословляю тебя! Какой безумецъ согласится навсегда запереть себя въ душномъ пространствѣ, среди извести, кирпичей и глины, если только разъ удалось ему почувствовать на себѣ вліяніе роскошной сцены, открывшейся теперь передъ моими глазами? Какой сумасбродъ рѣшится прозябать всю свою жизнь въ такомъ мѣстѣ, гдѣ нѣтъ ни овечекъ, ни коровъ, ни всѣхъ этихъ щедрыхъ даровъ Сильвана и Помоны, разсыпанныхъ здѣсь на каждомъ шагу для мирныхъ и тихихъ наслажденій истинныхъ сыновъ обожаемой натуры? Какой, говорю я, какой?
И м-ръ Пикквикъ, отъ избытка душевныхъ волненій, высунулъ свою голову изъ окна, чтобъ удобнѣе любоваться на лазурное небо и цвѣтущія поля. Запахъ свѣжаго сѣна и сотни благоуханій отъ цвѣтовъ маленькаго сада наполняли воздухъ передъ окнами прекрасной дачи; зеленые луга сіяли подъ утренней росой, блиставшей на каждомъ листкѣ, и птицы стройнымъ хоромъ заголосили свой концертъ, какъ будто въ трепещущихъ капляхъ росы скрывался для нихъ источникъ вдохновеній. Сладостное и очаровательное мечтаніе осѣнило душу великаго мужа.
— Джой!
Этотъ прозаическій звукъ весьма неосторожно и некстати порвалъ нить размышленій, уже начинавшихъ приходить въ стройный, систематическій порядокъ въ головѣ глубокаго мыслителя. М-ръ Пикквикъ взглянулъ направо: никого не было; взглянулъ налѣво: тоже никого; онъ возвелъ свой взоръ на небеса, но и тамъ не оказалось ни одного подозрительнаго предмета. Затѣмъ великій мужъ отважился на дѣйствіе, которое бы всего скорѣе пришло въ голову обыкновеннаго человѣка: онъ взглянулъ въ садъ, и въ саду увидѣлъ м-ра Уардля.
— Съ добрымъ утромъ, м-ръ Пикквикъ, — проговорилъ почтенный джентльменъ, проникнутый, очевидно, чувствами поэтическихъ наслажденій. — Чудесный день, не правда ли? Хорошо, что вы рано встаете. Выходите скорѣе къ намъ. Я буду васъ ждать.
М-ръ Пикквикъ не заставилъ повторить обязательнаго приглашенія. Въ десять минутъ туалетъ его былъ конченъ, и черезъ десять минутъ онъ былъ въ саду подлѣ веселаго старичка.
— Вотъ вы какъ! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, замѣтившій, съ нѣкоторымъ изумленіемъ, что товарищъ его держалъ ружье въ рукѣ, и что другое ружье лежало на травѣ подлѣ него. — Что вы хотите съ этимъ дѣлать?
— Вашъ другъ и я собираемся передъ завтракомъ немного пострѣлять, — отвѣчалъ добродушный хозяинъ. — Вѣдь онъ хорошо стрѣляетъ?
— Да, мой пріятель говоритъ, что онъ отличный стрѣлокъ, — подтвердилъ м-ръ Пикквикъ, — мнѣ, впрочемъ, еще не случалось видѣть его искусства.
— И прекрасно: стало быть, вамъ предстоитъ удовольствіе быть свидѣтелемъ нашей забавы. Что это онъ такъ долго нейдетъ? Джой, Джой!
Жирный дѣтина, освѣженный живительнымъ вліяніемъ утренней погоды, былъ, казалось, на этотъ разъ усыпленъ не совсѣмъ, a только на три четверти съ дробью. Немедленно онъ вышелъ на крыльцо.
— Ступай, Джой, позови этого джентльмена и скажи, что мы съ м-ромъ Пикквикомъ станемъ ждать его y деревьевъ передъ грачами. Ты покажешь дорогу.
Сонливый толстякъ поворотилъ налѣво кругомъ, a м-ръ Уардль, какъ новый Робинзонъ Крузо, положилъ на плечо оба ружья и вышелъ изъ садовой калитки.
— Вотъ мы здѣсь и остановимся, — сказалъ пожилой джентльменъ, когда онъ и м-ръ Пикквикъ подошли къ деревьямъ, унизаннымъ на своихъ верхушкахъ гнѣздами грачей.
— Что жъ мы станемъ дѣлать? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.
— A вотъ увидите.
Пожилой джентльменъ принялся заряжать ружье.
— Сюда, господа, сюда! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, завидѣвъ фигуры господъ Снодграса, Винкеля и Топмана.
Пикквикисты только что вышли изъ садовой калитки и направляли свои шаги къ жилищу грачей. Жирный дѣтина, не зная навѣрное, какого именно джентльмена долженъ онъ позвать къ своему хозяину, пригласилъ ихъ всѣхъ до одного, разсчитывая весьма благоразумно, что въ такомъ случаѣ не будетъ никакихъ недоразумѣній.
— Поздненько вы встаете, м-ръ Винкель, — проговорилъ пожилой джентльменъ. — Исправный охотникъ не станетъ дожидаться солнечнаго восхода.
М-ръ Винкель отвѣчалъ принужденной улыбкой и принялъ поданное ружье съ такой прискорбной физіономіей, которая, въ метафизическомъ смыслѣ, могла бы скорѣе принадлежать невинному грачу, томимому предчувствіемъ насильственной смерти.
Пожилой джентльменъ свистнулъ и махнулъ рукой. По этому знаку двое оборванныхъ мальчишекъ, выступившихъ на сцену подъ дирекціей новаго Ламберта {Daniel Lambert — извѣстный чудакъ, жирный, высокій и толстый. Онъ жилъ въ Лондонѣ и показывалъ себя за деньги, какъ рѣдкое произведеніе природы. Его имя сдѣлалось нарицательнымъ.} въ дѣтской формѣ, начали карабкаться по сучьямъ двухъ ближайшихъ деревъ.
— Зачѣмъ здѣсь эти ребята? — спросилъ м-ръ Пикквикъ взволнованнымъ тономъ.
Ему вдругъ пришло въ голову, что несчастные мальчишки, въ надеждѣ пріобрѣсть скудную плату за свой рискъ, промышляютъ тѣмъ, что дѣлаютъ изъ себя живыя мишени для пуль неопытныхъ стрѣлковъ. Его сердце облилось кровью.
— Имъ надобно вспугнуть игру, ничего больше, — отвѣчалъ, улыбаясь, м-ръ Уардль.
— Что?
— Вспугнуть игру, то есть, говоря на чистомъ англійскомъ нарѣчіи, расшевелить грачей.
— Только-то?
— Да. Вы успокоились?
— Совершенно.
— Очень хорошо. Могу я начать?
— Сдѣлайте милость, — сказалъ м-ръ Винкель, обрадованный тѣмъ, что очередь до него дойдетъ не слишкомъ скоро.
— Въ такомъ случаѣ, посторонитесь. Ну, мальчуганъ!
Мальчишка свистнулъ, закричалъ и принялся раскачивать вѣтвь съ грачинымъ гнѣздомъ. Встрепенулись юные птенцы, подняли встревоженный говоръ и, размахивая крыльями, съ участіемъ, разспрашивали другъ друга, зачѣмъ зоветъ ихъ безпокойный человѣкъ. Ружейный выстрѣлъ былъ для нихъ громогласнымъ отвѣтомъ. Навзничь палъ одинъ птенецъ, и высоко взвились надъ нимъ уцѣлѣвшія птицы.
— Подыми, Джой, — сказалъ пожилой джентльменъ.
Радостная улыбка засіяла на щекахъ сонливаго дѣтины, когда онъ выступилъ впередъ: смутныя видѣнія маслянаго пирога съ начинкой изъ грача зашевелились въ его воображеніи жирно и сладко. Онъ поднялъ птицу и засмѣялся восторженнымъ смѣхомъ: птица была толстая и жирная.
— Ну, м-ръ Винкель, — сказалъ хозяинъ, заряжая опять свое собственное ружье, — теперь ваша очередь: стрѣляйте.
М-ръ Винкель двинулся впередъ и поднялъ ружье. М-ръ Пикквикъ и его друзья инстинктивно спѣшили посторониться на значительное разстояніе, изъ опасенія повредить свои шляпы убитыми грачами, которые, нѣтъ сомнѣнія, дюжинами попадаютъ на землю послѣ опустошительнаго выстрѣла. Послѣдовала торжественная пауза, и за нею — крикъ мальчишки — птичій говоръ — слабый стукъ.
