продекламировал он.
Цайюнь испуганно взглянула на Цзиня и своим платочком начала утирать ему слезы.
— Почему вы плачете? — спросила она, но сердце ей вдруг кольнуло что-то вроде неясного воспоминания, и она чуть сама не разрыдалась.
Снова окинув Цайюнь взглядом, Цзинь Вэньцин тихо произнес:
Тосковали мы, и с нами вместе
и земля и небеса тужили,
А теперь друг друга не узнали,
повстречались как совсем чужие!
— Ты не представляешь, Цайюнь, как мне тебя жаль!
Девушка ничего не могла понять.
— Зачем печалиться? — прошептала она, прильнув к Цзинь Вэньцину. — Когда прогулка кончится и все разойдутся, мы с вами увидимся. Я очень многое хочу у вас спросить!
Цзинь Вэньцин кивнул. Внезапно за дверьми раздался голос Куан Чаофэна:
— Скорее идите к нам, еще успеете наговориться!
Цзиню и Цайюнь пришлось выйти. Столы уже были накрыты. Се Цзефу, разливавший вино, просил гостей садиться. Те скромничали и уступали друг другу самые лучшие места. В конце концов по общему решению Бэй Юцзэна посадили на почетное место, как приезжего, Пань Цзэнци сел на второе место, а Цзинь Вэньцин — на третье.
Мелькали браслеты и заколки, нежно щебетали женщины, чаши с вином поднимались и снова наполнялись. Тем временем лодка подплыла к Дамбе господина Бо[125] и остановилась под тенью ив, возле могилы Маленькой Су. Вечернее солнце, красное как румяна, медленно опустилось за Тигриный холм. Разом зажглись разноцветные шелковые фонари, и лодка стала походить на Город, не знающий ночи[126]. Гости играли в выбрасывание пальцев, отгадывали загадки. В самый разгар веселья Куан Чаофэн сказал:
— Мы сегодня встретились как будто специально для того, чтобы соединить двух лауреатов: в литературе и в красоте. В связи с этим я придумал новые правила застольной игры, которые позволят нам выпить побольше вина за их счастье!
Все стали просить скорее рассказать об этих правилах.
Куан Чаофэн указал на Цайюнь:
— В честь королевы красоты я называю их «Правилами Цайюнь»! Каждый играющий должен сочинить по стихотворению, в котором использовались бы названия арий, строки из «Пионовой беседки»[127] и «Книги песен». Если стихотворение получится без рифмы, автор его пьет три штрафных чарки. Придумавшего удачную рифму каждый поздравляет, выпивая одну чарку. Для завершения стиха нужно вспомнить фразу танского поэта, в которой встречались бы иероглифы «цай» и «юнь»[128]. Затем начинаем считать слова этой фразы в том порядке, в каком сидим. Те, на кого упадут слова «цветной» и «облако», пьют по чарке. Последний продолжает игру.
— Великолепно! — зашумели гости. — Только уж слишком трудно.
— Для чего вам понадобилось склонять мое имя? — попробовала возразить Цайюнь.
— Это уж наше дело, — сказал Куан Чаофэн. — Правила застольной игры так же строги, как военный приказ. А ты ведь знаешь: кто нарушил приказ, наказывается!
Цайюнь рассмеялась и, опустив голову, умолкла.
— Ну, я начну первый, — сказал Куан Чаофэн и продекламировал:
Даже в лунном дворце
Хорошо ли гостям от зари вдалеке?
А не лучше ли в лодку собраться,
И плыть по реке,
И скитаться бесцельно в тиши?..
Стихотворение было встречено возгласами одобрения.
— И ко времени и к месту! — вскричал Бэй Юцзэн. — Мы с радостью выпьем за тебя. Говори теперь концовку!
Куан Чаофэн произнес:
На радужное облако взирая,
Чтобы на нем увидеть Сяоши![129]
Начали считать. Пить пришлось Цзинь Вэньцину и Бэй Юцзэну.
— Прошу бессмертного Сяоши выпить за себя и свою подругу, — промолвил Куан Чаофэн, наливая вина Цзинь Вэньцину, — сил прибавится, а то еще, путешествуя в облаках, свалитесь со спины своего дракона!
Цзинь Вэньцин уже хотел поднять чарку, но Цайюнь схватила его за руку:
— Нечего пить за такие вещи!
Куан Чаофэн захохотал:
— Смотрите, как они быстро привыкли друг к другу!
— Ладно тебе! Дай продолжить игру! — остановил его Бэй Юцзэн и продекламировал:
На пышных кудрях —
Украшений сиянье,
Сколь радостно это свиданье!
Ты мужу сулишь долголетье…
— Красиво и в то же время предсказывает счастье! — заговорили гости. — Надо поздравить его.
— Пейте скорее! — воскликнул Бэй Юцзэн. — Осталась еще последняя фраза.
И он произнес:
Хотел бы, на флейте играя,
В цветных облаках полететь я!
Слово «цветных» упало на Цзинь Вэньцина, а «облаках» — на Куан Чаофэна.
— Еще поздравительного вина не выпили, а от меня нового стихотворения требуете, — заворчал Чаофэн. Все осушили свои бокалы. — Вот придумал игру на свою голову… На этот раз Цзянь Янь истощился[130].
— Раз не можете придумать, пейте штрафные! — воскликнула Цайюнь.
Куан Чаофэн пожал плечами.
— Ладно, есть. Вот послушайте, а то помедлишь немного, и уже заставляют штрафные пить! С вами опасно!
— Ну говори же, — засмеялся Цзинь Вэньцин.
Куан произнес:
Вчерашней ночью с облаков
Донесся аромат густой,
Упряжкой управлял святой,
Он в терем мчался золотой,
Кричали фениксы: «Сой-сой!..»
Последнее двустишие было:
Гляжу: цветные облака
Плывут над головой…
Выпить пришлось Бэй Юцзэну и Цзинь Вэньцину. Ему же полагалось продолжать игру.
— Стихотворение Куан Чаофэна предсказывает, что Вэньцину суждено отправиться в столицу и получить повышение, — молвил Се Цзефу. — Скорей налейте вина: надо его поздравить!
— Все время заставляете меня пить, — запротестовал Цзинь Вэньцин. — Это просто надувательство!
— Я выпью за тебя! — прошептала Цайюнь и, подняв чарку, одним глотком осушила ее. Все восторженно захлопали в ладоши.
— Вы дурака валяете или играете? — притворно нахмурился Цзинь Вэньцин и начал следующее стихотворение:
Боюсь, что с облаком уйдут дожди,
Прекрасная Нянь Ну![131]
С тобой до смерти б жить!
— Учти, Цайюнь, господин Цзинь обещает прожить с тобой до самой смерти! — начали подшучивать гости.
Цайюнь отвернулась, сделав вид, будто ничего не слышит.
Ты улетишь, как облако цветное,
А мне останется тужить! —
с улыбкой закончил Цзинь Вэньцин.
— Если вас это беспокоит, найдите крепкую веревку и привяжите ее за подол, — улыбнулся Куан Чаофэн. — Посмотрим, куда она тогда улетит!
Цайюнь бросила на него сердитый взгляд.
— Се Цзефу и Бэй Юцзэн должны выпить, — сказал Вэньцин.
— Опять мне начинать! — закряхтел Бэй Юцзэн. — Вот что я скажу:
Взмыла в небо над морем она,
Словно луна
Обходя облака,
Жаль, что дорога на родину
Так далека!
Время проходит —
Она еще странствует где-то…
— Что это ты вдруг заговорил о чужих краях? — воскликнул Пань Цзэнци. — Неужели ты не боишься, что Цайюнь продует морским ветром? Тогда господин Цзинь умрет с тоски!
— А ты разве не знаешь, как хорошо Вэньцин разбирается в иностранных делах? Может статься, вскоре его назначат послом за границу! Это великолепное предсказание!
Все стали торопить Бэй Юцзэна с последней фразой.
— В танских стихах, пожалуй, уже не осталось ни одной строчки, в которых были бы иероглифы «цай» и «юнь»! —отнекивался тот. Наконец после долгого раздумья он произнес:
— Нашел!
…И разноцветное облако вздрогнуло,
Песня лазоревой лютни пропета!
Цзинь Вэньцин посчитал про себя и увидел, что очередь снова падает на него. Не дожидаясь, пока Бэй Юцзэн кончит, он поднял бокал.
— У меня готово заключение! — сказал он, выпивая вино.
Муж и жена на лазоревом облаке,
Как на картине, красивы их ликов черты,
Встали на башне,
Глядят с высоты:
Ветер и дождь,
Непроглядная мгла…
Для последней строки он выбрал фразу:
Ветру не трудно цветные раздуть облака,
Ломка, хрупка
Броня из стекла.
— Вэньцин, — сказал Куан Чаофэн. — Таким печальным стихом нехорошо кончать игру. К тому же Цзэнци еще ни разу не говорил. Попросим его завершить.
— Я уже разучился, пощадите! — взмолился Пань Цзэнци.
— Давай скорее кончай свои церемонии и говори последнее стихотворение! — потребовал Се Цзефу.
