— Давай скорее кончай свои церемонии и говори последнее стихотворение! — потребовал Се Цзефу.
Пань Цзэнци понял, что ему не отвертеться. Подумав, он начал декламировать:
Дождя и облаков следы
Только что пропали,
И вот уже весна цветет
В яшмовом зале.
Веселый разговор и смех —
Развеяна тоска… —
и добавил последнюю строку:
…Красавицы проходят через мост,
Их платья как цветные облака…
Все осушили чарки.
— Мы уже изрядно выпили, — проговорил Цзинь Вэньцин, — пора приступать к горячим закускам!
Куан Чаофэн извлек из-за пазухи золотой брегет и нажал на кнопку. Часы прозвонили десять раз.
— Да, — подтвердил он, — нужно проводить наших лауреатов домой. Пусть лодочник поворачивает назад, а то они упустят самое приятное время. Это не шутки!
Цайюнь, притворившись рассерженной, ткнула в него пальцем:
— Я вижу, вы очень красноречивы, господин Куан, а поэтому поручаю вам уговорить господина Цзиня прийти сегодня ко мне. Если он не придет, я с вас спрошу!
— За это я согласен отвечать! — воскликнул Куан Чаофэн. — Я ручаюсь не только за то, что он придет, но и за то, что ты будешь у него.
— Где я буду? — переспросила Цайюнь.
— В доме господина Цзиня, что находится в переулке Круглый пик, — уточнил Куан.
Цайюнь фыркнула. Под разговоры и смех пир незаметно кончился, и лодка причалила к пристани, где гостей ждали паланкины. Служанка Цайюнь, поддерживая свою госпожу, повела ее к трапу. Вдруг Цайюнь обернулась и крикнула Цзинь Вэньцину:
— Господин Цзинь, идите сюда, я хочу вам кое-что сказать.
Но когда тот подошел, девушка оглядела его, помедлила мгновение и рассмеялась.
— Нет, не буду ничего говорить. Дома все скажу!
С этими словами она села в паланкин и уехала.
— Однако эта девчонка знает толк в людях! — прищелкнул языком Куан Чаофэн. — Едва успела увидеть вас, как влюбилась без памяти и даже не скрывает своих чувств. Вы уж не обманите ее надежд!
Цзинь Вэньцин еле заметно улыбнулся, поблагодарил Се Цзефу и сошел на берег.
Как вы думаете, могли ли Цзинь Вэньцин и Цайюнь после описанной встречи не увидеться снова? А когда Цзинь пришел к ней, могла ли Цайюнь не оставить его ночевать? Возле богатой занавески под роскошным пологом они поведали друг другу самое сокровенное. Ведь когда Вэй Чжуан[132] был еще не стар, он без памяти влюбился в Юйсяо, а Ду My[133], возвратившись в Янчжоу, видел не один сон с Цзыюнь. Не стоит и говорить о том, что сердца первого ученого и первой красавицы слились воедино: на шкатулке с драгоценностями они дали друг другу клятву в вечной любви[134].
Между тем Куан Чаофэн, рекомендовавший девушку Цзинь Вэньцину, увидел, как сильно она ему понравилась, и был уверен, что Цзинь не упустит случая побывать у нее. На следующее утро Куан отправился в квартал Даланцяо и проник в дом Цайюнь с черного хода. Привратник хотел доложить о приходе гостя, но Куан знаком приказал ему молчать, тихонько поднялся по лестнице и толкнул дверь в комнату. На кане одевалась служанка, которая только что встала. Увидев Куан Чаофэна, она тихо произнесла:
— Господин Куан, почему вы так рано?!
— Тише, — поспешно остановил ее Куан Чаофэн. — Я только хотел спросить тебя: господин Цзинь здесь?
Служанка указала губами на дверь, ведущую в спальню, и улыбнулась:
— Они еще спят!
Куан Чаофэн присел за письменный стол, стоявший возле окна. Служанка встала и пошла за чаем. Скосив глаза, Куан увидел на столе лист розовой бумаги, на котором четким почерком были написаны четыре стихотворения:
Среди гор и цветов —
Расписные нарядные лодки,
Там, за дамбою Бо,
Травы буйные все зеленей…
Как блаженно звучал
Флейты праздничной голос далекий!
Как сверкали на озере
Десять тысяч вечерних огней!
Мы всю ночь до рассвета
Осушали заздравные чаши,
Скоро свечи погаснут,
И весна станет сказочным сном.
Так задернем же пологом
Ложе брачное наше —
Пусть луна одиноко
Плывет в этом небе ночном!..
Мерно лодки качаются,
Гладь речную слегка потревожив,
Отчего, отчего же
Пыль окутала брачное ложе?
У моста Сыбайцяо
До утра мы гуляли
И у лотосов чистых
Лепестки обрывали…
* * *
Чиста Сучжоуская дева —
Подобна чистому ручью,
Как Чжан Чучэнь, она красива,
И, как Сюэ[135], она умна…
Задернул полог темной ночью,
Достал огня, зажег свечу,
И низошла на наше ложе
В любовном облаке весна!
Пером я сделал первый росчерк —
И кровью ложе обагрил,
Под дробный грохот барабана
Я смял в своих руках бутон.
Но вспомнил, как в былые годы
Другую деву я любил, —
И вдруг нахлынувшей волною
Меня объял яньтайский сон![136]
* * *
Посаженная мною конопля
С двойными листьями растет все выше,
А на бобах, воскресших к новой жизни,
Поныне плети старые свежи.
В четвертом месяце у заводи Хэнтан
Кукушки гулкий голос я услышал,
Друзья меня уговорили утром
Уплыть на лодке с юною Си Ши[137].
Хань Чжун в прошедшей жизни клятву дал,
А в этой жизни сам ее нарушил,
И с этих пор во сне к нему приходит
Цзыюй[138] — печальна, как ночная тень.
Теперь осталось только горевать,
Но разве горе выскажешь, заглушишь?
И, опершись на гладкие перила,
Играю на свирели целый день…
* * *
Флейта-феникс тихо плачет,
Челн летит волнам навстречу,
На луну с земли взирая,
К небу тянутся цветы.
Слезы — капли дождевые —
Окропили твой подсвечник,
Слезы зеркало омыли —
Слезы не удержишь ты…
В башню, в келью Сяоцяо[139],
Вдруг проник восточный ветер[140].
На халате синем сохло
Много одиноких слез,
Но надежду не развеял
Красной свечки теплый пепел:
Этот пепел жив покуда, —
Не сковал его мороз!
От мелодий южных песен,
От любовных нежных песен
Стал угрюм я и печален,
Я большой тоской объят…
Но… казавшаяся мертвой,
Ты вернулась! Ты воскресла!
Вдаль умчавшаяся утка,
Возвратилась ты назад![141]
Прочитав эти выразительные стихи, Куан Чаофэн подумал, что Цзинь Вэньцин никогда еще не писал ничего подобного. В этот момент он заметил под стихами строчку мелких иероглифов: «Символические стихи, посвященные старой подруге Цайюнь». «Он ведь впервые встретился с Цайюнь, — удивленно подумал Куан, — почему же называет ее своей старой подругой? Может быть, стихи написаны не им? Да нет, это явно его почерк!»
Пока он терялся в догадках, служанка внесла чай.
— Когда пришел господин Цзинь? — улыбаясь, спросил ее Куан.
— Он пожаловал еще вчера, сразу вслед за моей госпожой. Они долго пили вино, потом всю ночь разговаривали.
— А ты слышала, о чем они говорили?
— Я не очень поняла их речи. Да! Господин Цзинь сказал, будто моя госпожа лицом точь-в-точь напоминает его прежнюю подругу, которая из-за него погибла. А в тот год, когда она умерла, как раз и родилась моя госпожа.
Едва служанка произнесла эти слова, как из спальни донесся голос Цайюнь:
— Ацяо! С кем ты шепчешься?
Служанка, высунув язычок, игриво взглянула на Куан Чаофэна.
— Господин Куан пришел навестить господина Цзиня!
В спальне раздался приглушенный шепот, затем послышался шорох одежды, и Цайюнь с распущенными волосами показалась в дверях гостиной. Увидев Куан Чаофэна, она улыбнулась:
— Пожалуйста, проходите! Вы вчера так напоили господина Цзиня, что он заболел.
Сказав это, она отправилась в другую комнату, чтобы причесаться и умыться.
Куан Чаофэн, улыбаясь, перешагнул порог спальни и увидел Цзинь Вэньцина, лежащего поперек кушетки для курения опиума; рядом валялось сбитое в кучу одеяло. Заметив гостя, Цзинь сел и приветствовал его.
— Поздравляю, поздравляю! — подойдя поближе, произнес Куан.
— Довольно издеваться! — усмехнулся Цзинь Вэньцин. — Садитесь, пожалуйста. Я хочу поручить вам одно дельце, не знаю, согласитесь ли?
— Можете не пояснять, старший коллега, — перебил его Куан Чаофэн. — Ведь вы имеете в виду девушку, красивую, как Чжан Чучэнь, и талантливую, как Сюэ Тао?
