одной мысли:
«Капитал, иностранный капитал, только он может оживить нас… Но его нет, господа… и не будет!.. Почему не являются капиталисты, чтобы дать этому краю новую жизнь?.. Как же быть?»
Кое-кто хмуро поглядывал на сидевшего молча, с кислым выражением лица американца, словно он был причиной всех несчастий. Порой он пытался улыбаться, но это ему плохо удавалось.
* * *
Усталые музыканты замедлили темп и вскоре и вовсе затихли. Во время перерыва в дверях появилась фигура запоздавшего капитана.
— О-о! Какая великолепная женщина! — шепнул он на ухо одному из своих товарищей, и ноздри его хищно затрепетали.
Появление капитана произвело сенсацию. Это был прекрасно сложенный мужчина, широкоплечий, с тонкой талией, профиль словно выбит на медали, орлиный нос, каштановые волосы завиты и напомажены.
Он с изящной небрежностью и заученными жестами сделал два шага вперед и остановился, чтобы оглядеть загипнотизированный зал. Глаза у него блестели, взгляд был твердый и пронзительный. Это был орел, выбирающий жертву, кружа над стаей воробьев.
Тонкие губы, на которых змеилась ироническая усмешка, вдруг растянулись в нежной, обворожительной улыбке, и пронзительный взгляд заволокла бархатистая дымка — это капитан увидел одну из своих старых знакомых.
Отвесив почтительный поклон, он приблизился к даме слегка раскачивающейся походкой, глубоко склонился, словно благородный обольститель былых времен, и запечатлел продолжительный поцелуй на тонкой руке, которую дама протянула ему с жеманной грацией.
Дама, польщенная тем, что оказалась единственной избранницей, покраснела и заговорила прерывистым шепотом.
— Доктор, идите сюда, — шепнул Минку, — посмотрите на интересного типа: это Анджело Делиу. Сердцеед. Единственный в своем роде на всем нашем флоте.
Оба друга уселись на банкетку возле двери, чтобы иметь возможность наблюдать за всеми маневрами капитана, прозванного среди товарищей маркизом де Приола.
— Делиу — это тип профессионального любовника, подлинного сердцееда, дамского угодника, — начал Минку. — Женщины восхищаются им, они от него без ума. Товарищи ему завидуют. Женатые мужчины боятся его и избегают знакомить со своими женами. Он опасный человек. Я часто спрашивал себя: какими особыми качествами обладает этот человек? В чем секрет его искусства? Чем он отличается от всех других мужчин? Ведь это правда, что любое его движение не остается незамеченным, его походка, одежда, манера говорить — все привлекает внимание и очаровывает.
— Я знаю людей такого сорта… Это ловкий мелодраматический актер.
— Это верно! Но он вдохновенный артист. Его искусство покоряет.
— Я думаю, — отозвался доктор, — что профессиональным сердцеедом делает его не покрой платья и не тонкий расчет. Этому не научишься. Некоторые появляются на свет с прирожденной животной грацией. Уже один их внешний облик прельщает женский взгляд.
— Если бы вы знали жизнь и все приключения Делиу, — перебил доктора Минку, — то вы бы внесли поправку в свою теорию. Все его помыслы, вся его жизненная сила устремлены в одном-единственном направлении. Никакой другой цели, кроме страсти коллекционера, у него в жизни нет. Ничто другое в мире его не интересует. И при этом он человек тонкий, интеллигентный и храбрый. Он одинаково готов рисковать своей жизнью и ради пухленькой горничной, и ради чистокровной принцессы. Когда он добивается женщины, он не знает никаких препятствий, ему неведома щепетильность. Поставленной цели он добивается любой ценой, преодолевая любые опасности. Он забывает и о долге, и о чести, и о карьере, и о морали. В этот момент для него нет ничего святого. Он совершенно свободен. Все, что сдерживает других, делает их пленниками собственного сознания, для него лишь предрассудки. Не добившись сразу цели, он предпринимает новые попытки, меняет тактику, продолжает упорствовать, и ни одна женщина не может перед ним устоять. Любопытно, что именно дурная слава, широко распространившаяся в обществе, облегчает ему дело и помогает добиваться успеха. Как известно, людям свойственно презрительно относиться к женщине, меняющей мужчин, и восхищаться мужчиной, который легко одерживает победы над женщинами.
Доктор, задумчиво выслушав все это, вновь заговорил о теории флюидов, о гипотезе, которая вот уже несколько лет не давала ему покоя.
— Конечно, — проговорил он, — самое главное качество донжуана — это смелость, настойчивость и воля. Ибо, по сути дела, здесь идет борьба. Один покоряет, подчиняет себе другого. Есть души, как бы предназначенные для того, чтобы быть жертвами. Есть люди активные и есть созерцательные. Все качества покорителя, их целенаправленность, искусство их применения, — все это не что иное, как инстинкт. Прирожденный покоритель гораздо больше, чем все остальные, способен чувствовать, принимать и излучать, словно через какую-то антенну, флюиды, некие душевные волны, подобные волнам электрическим. Эта новая гипотеза, сколь бы ни казалась смелой, представляется мне весьма близкой к истине. Я верю, что в скором времени наука о душе заявит о себе и возобладает над всеми другими теориями, прояснив сущность телепатии, внушения, симпатии, антипатии, то есть всех тех явлений, которые теперь нам кажутся необъяснимыми.
* * *
Всю ночь Нягу простоял неподвижно в углу, сумрачный, не обращая ни на кого внимания. Во всем зале, битком набитом народом, он не видел никого, кроме Эвантии.
Женщины невольно останавливали на нем свои взгляды.
Его юношеское лицо привлекало внимание многих, и некоторые дамы даже предпринимали кое-какие попытки, чтобы приблизиться к нему, но его высокомерное и подчеркнутое равнодушие удерживало их. Хотя в глубине души Нягу льстило возбуждаемое им любопытство, он продолжал хранить отчужденный вид, притягивавший и интриговавший почти всех женщин.
Нягу осуждали за то, что он позирует. Ему действительно хотелось бы выглядеть оригинальным, интересным, на самом же деле он был глубоко уязвлен.
Могло показаться, что Нягу интересно смотреть на танцующие пары. В действительности он следил всего лишь за одной парой, видел всего лишь два существа, которые, слившись воедино, неутомимо кружились в пронизанном светом тумане танцевального зала, двигаясь ритмично и музыкально. Нягу ловил все их жесты, пытаясь по ним разгадать, что они думают. Ему не было слышно, о чем они перешептываются, но он прищуренными глазами пристально следил за каждым их движением.
Развевающееся платье Эвантии обвивалось вокруг ног Делиу, которые все время будто пытались угнаться за ее округлыми и упругими икрами. Делиу ловко держал Эвантию за талию, словно стремясь поднять ее вверх и прижать к своей груди. Заключенная в его объятия и полностью подчинившись ему, Эвантия двигалась, как повелевало ей его желание, облеченное в музыкальный ритм. Касаясь лбом ее черных кудрей, Делиу что-то шептал Эвантии на ухо, и она, вся растворившись в опьяняющем сладострастии, улыбалась ему чуть кокетливой улыбкой. Порой она поднимала на него свои глаза, пылающие наивной смелостью.
Всякий раз, когда они пролетали в танце мимо Нягу, тот невольно хмурил
