- Еще гарнец водки, пан Органист.
- Хо, хо! что вы делаете, кум Дмитро,- раздались два-три голоса, хотя все, предвкушая удовольствие, оживленно задвигались на лавках.
- Эх, чтобы горя не знать, еще по кружечке, панове!
- Ага,- с милостивой полуулыбкой разрешил войт от себя и от имени всей громады.
И новая чарка вина быстро обошла стол.
- Ваше здоровье, кум Дмитро,- повторяли друг за другом мужики, одним махом опрокидывая кружку.
Кум Дмитро снова глубоко задумался, а при этом время от времени поглядывал в окно.
- Ждете кого-нибудь? - спросил Микита Тандара.
- Нет, смотрю, высоко ли солнце на небе. Мне сегодня же ехать дальше,- ответил тот равнодушно.
- Уезжаете, так ничего нам и не сказав,- заметил войт с легким неудовольствием.
- А что вам говорить, когда вы мне верить не хотите?
- Ах,- как бы оправдываясь, воскликнул войт, очевидно задетый этим упреком.
Дегтярь провел рукой по лицу, и глаза его загорелись дивным огнем.
- Хотите верьте, хотите нет,- сказал он, помолчав, с твердым убеждением,- но говорю вам по совести: только от вас зависит, чтобы ровнехонько через год никто в целом нашем крае не знал панщины.
У всех собравшихся вырвался возглас радостного удивления, смешанного с легким недоверием.
- Ба, ба, - воскликнул войт, сдвинув от радости шапку на бритый затылок.
- Дай бог, дай бог! - раздался многочисленный хор голосов.
Дегтярь вдруг словно заколебался, склонил голову набок, зажмурился и закачался всем телом, как будто его разобрало от вина.
- Однако,- внезапно заговорил он снова, и голос у него слегка изменился, - без труда не ловится и рыбка из пруда. Ежели и вы со своей стороны не приложите к этому руку - ничего не выйдет!
- А как вы это себе представляете, кум? - спросил войт с прежней важностью, которую он соблюдал как лицо, облеченное властью.
Кум Дмитро опять покачнулся.
- Голова что-то у меня кружится,- пробормотал он в ответ.
- Так скоро! - посочувствовал Макар Яч, помощник войта, самая крепкая голова в громаде.
Дегтярь выпрямился.
- Погодите! - воскликнул он,- вот я расскажу вам байку. Только слушайте внимательно.
В этот момент дверь с треском распахнулась, и в трактир вошел новый посетитель, Дегтярь, оборвав речь на полуслове, стал приглядываться к вошедшему. Его примеру последовали и остальные. Тихо стало в корчме.
Вновь прибывший заметно отличался от всех, кто был в корчме. Прежде всего платьем, которое во времена панщины вынуждало мужика к уважительному обращению. Это был совсем еще молодой мужчина, одетый по-городскому, с толстой суковатой палкой в руках и небольшим узелком за плечами. Его можно было принять за ищущего места эконома или лесничего.
В те времена один вид такого человека возбуждал в крестьянине нечто вроде недоверия и отвращения. Потому-то в корчме и воцарилась могильная тишина, и дегтярь замолчал на полуслове, тем более, что физиономия пришельца и весь его облик не располагали к доверию.
На незнакомце, на редкость крепкого сложения мужчине, платье было бедное и поношенное, и каждая часть этого платья была словно содрана с кого-то другого. Выцветшая зеленая куртка с наглухо застегнутым воротом была ему коротка в рукавах, зато панталоны из грубого сукна обильными складками свисали на стоптанные порыжелые сапоги, один из которых задником глядел влево, а носок другого скривился направо. Черная суконная шапка с наполовину оторванным околышем сидела у него где-то на затылке, что придавало его физиономии, дерзкой от природы, еще более вызывающее выражение.
В каждом движении, каждом шаге незнакомца, в каждом его взгляде, казалось, сквозило желание затеять с кем-нибудь драку и надавать при оказии хороших тумаков.
Войдя в трактир, он обвел присутствующих насмешливым, презрительным взглядом, еще дальше сдвинул назад шапку и, медленно подойдя к стойке, сделал понятный еврею знак.
Органист с улыбкою кивнул и тут же выдвинул из-за стойки полную кружку. Незнакомец небрежно протянул руку, одним духом осушил кружку до дна и крякнул с такой силой, что на стойке задрожала посуда.
- Repetatur? - спросил Органист, любивший временами щегольнуть латынью.
Незнакомец в знак согласия кивнул, а после второй кружки крякнул еще громче.
- Как говорится, omne trinum perfectum, - не унимался Органист.
- Черт тебя побери, давай,- ответил незнакомец глубоким басом и залпом выпил третью кружку.
Но Органист не привык так быстро прерывать поток своих сентенций.
- Ну а теперь, как в моих стихах,- сказал он с игривой усмешкой.- «Выпьет четвертую сам, кто не упрям!»
Незнакомец невольно улыбнулся.
- Вот так так! Ты и стишки пописываешь?
- А как же ваша милость, чего не сделаешь лучшего оборота. Но вы, должно быть, издалека, если и знаете о моем стихоплетстве, - тут же вставил еврей со своей неизменной улыбкой.
- Чертовски издалека, братец, прямо из Семиградья.
- Ого! Фью, фью,- присвистнул Органист, покачивая головой.
- Но теперь я наконец у цели! - проговорил неэнакомец, вздохнув полной грудью и обращаясь скорее к самом себе.
- Как? Здесь? - спросил Органист, невольно попятившись.
- Здесь, в этой стороне,- ответил незнакомец и быстро обернувшись к столу, за которым во главе рычиховской громады сидел дегтярь, закричал так громко словно хотел всех напугать: - Эй, далеко еще до Жвирова?
- До Жвирова? - серьезно спросил войт, словно бы не дослышав.
- До Жвирова? - воскликнул дегтярь, на которого вопрос этот произвел какое-то особенное впечатление, он даже вскочил с лавки и приглядывался к незнакомцу со странным вниманием.
- Сколько еще миль до него? - вновь спросил проезжий повелительным тоном.
- Для вас, ваша милость, три, для кого другого добрых четыре,- поспешил на выручку Органист.
Незнакомец сурово взглянул на еврея, словно хотел сказать, что не от всякого принимает шутки. Но хитрого Органиста не так легко было сбить с панталыку.
