Соблюдя все приличия, дамы удалились; и при этом каждая задала себе вопрос, отчего это мистер Коллинз так уверен в собственном скором возвращении. Миссис Беннет усмотрел в его намерении желание обратить внимание на одну из младших дочерей, скорее всего, на Мэри. Эта девочка оценила достоинства родственника так высоко, как никакая другая. В ее собственных высказываниях звучала совсем уже взрослая рассудительность, немало удивлявшая гостя; и, хотя кузену по уму до нее самой было еще далеко, барышня чувствовала в себе достаточно сил для преобразования этого тюфяка в настоящего джентльмена и приятного компаньона. Тем не менее, следующее утро самым жестоким образом нарушило эти надежды. Вскоре после завтрака к ним заглянула мисс Лукас и в беседе наедине с Элизабет в подробностях рассказала о том, что случилось в ее доме накануне.
Подозрение по поводу того, что мистер Коллинз мог решить, будто влюблен в ее подругу, пару дней назад уже посетило Элизабет; но то, что Шарлотта могла благосклонно отнестись к такому кавалеру, звучало так же абсурдно, как если бы кто-то сказал, будто Элизабет только спит и видит, как стать миссис Коллинз самой. Изумление ее оказалось столь велико, что она, ухватившись за мысль о недоразумении, еще раз переспросила:
– Обручена с мистером Коллинзом, правильно я понимаю? Но, Шарлотта, милая, это же совершенно невозможно!
Спокойное выражение лица, которое мисс Лукас старательно удерживала на протяжении всего своего рассказа, неожиданно ее покинуло, и за ним проглянуло ужасное смущение, вызванное невольным упреком близкой подруги. Впрочем, примерно такой реакции она и ждала, и поэтому снова быстро взяла себя в руки, мягко заметив:
– Отчего это так тебя удивило, милая Элиза? Не хочешь же ты сказать, что мистер Коллинз не может составить чьего-либо счастья только оттого, что был отвергнут тобой?
Теперь настал черед Элизабет брать себя в руки и уверенно поздравлять подругу, желая той всяких мыслимых и немыслимых благ.
– Но я же вижу, что у тебя сейчас на душе, – возражала Шарлотта. – Ты удивлена, определенно удивлена, и очень сильно. Ведь совсем еще недавно мистер Коллинз просил руки у тебя. Но если подумать об этом хорошенько, то можно понять и простить то, что я сделала. Тебе известно, что по натуре я совсем не романтик и никогда им не была. Все, что мне надо, – это уютный дом. Принимая во внимание характер мистера Коллинза, а также его связи и положение, мои шансы на счастье реальны в той же степени, как и у любого другого человека, собирающегося вступить в брак.
– Несомненно, – тихо согласилась Элизабет.
После неловкой паузы, возникшей вслед за ее словами, они вернулись к остальным домочадцам. Шарлотта не была расположена к долгому визиту и вскоре покинула Лонгбурн, а Элизабет осталась обдумывать то, что так ее поразило. Долго еще она не могла смириться с мыслью о таком мезальянсе. Странность поведения мистера Коллинза, в течение трех дней умудрившегося сделать два предложения, оказалась ничем по сравнению с тем, что одно из них было принято. Лиззи всегда подозревала, что ее отношение к браку существенно отличается от мыслей Шарлотты на сей счет; но ей и в голову не приходило, что, когда дело зайдет столь далеко, подруга ее решится пожертвовать всеми надеждами и будущим ради вполне материального благополучия. Шарлотта – жена мистера Коллинза! Ну что за унизительная картина! Горечь от неожиданной алчности подруги еще более усиливалось твердым убеждением в том, что Шарлотта едва ли обретет желанное счастье, выбрав себе такую долю.
Элизабет сидела вместе с матерью и сестрами, обдумывая услышанное и сомневаясь, имеет ли она право на то, чтобы поделиться этой новостью с родными, когда в доме появился сам сэр Уильям Лукас, посланный дочерью сразу же по возвращении домой, чтобы объявить соседям о состоявшейся помолвке. Сопровождая свою пространную речь многочисленными комплиментами, а также выражая полное свое удовольствие тем, что отныне связь между их домами только окрепнет, перейдя в разряд родственной, он наконец объяснился, вызвав тем самым не столько изумление, сколько недоверие публики. Миссис Беннет более с упорством, нежели чем с любезностью, протестовала и давала всячески понять, что сосед их явно ошибается по причине легкого душевного расстройства, а Лидия, вечно несдержанная и далеко не всегда деликатная, шумно прорычала:
– Боже праведный! Сэр Уильям, как вы можете рассказывать такие небылицы? Разве вам неизвестно, что мистер Коллинз собирается жениться на нашей Лиззи?
Едва ли такое замечание могло вызвать ответную любезность даже у прописного придворного льстеца; но блестящее воспитание сэра Уильяма придавало ему сил; и, хотя он и попросил весьма резко и твердо не сомневаться в правдивости его слов, бурный шквал самых различных мнений и высказываний на сей счет он снес весьма терпеливо и обходительно.
Элизабет, чувствуя себя обязанной избавить этого джентльмена от его нелегкого долга, решительно подтвердила все им сказанное, заверив семейство в том, что узнала об этой новости из уст самой Шарлотты. Барышня заодно попыталась остановить бурю комментариев матери и сестер и искренне поздравила мистера Лукаса. Слова ее тут же подхватила Джейн, попутно отметив выгоду этой партии, превосходный характер мистера Коллинза и близость Хансфорда от столицы.
Что касается миссис Беннет, то в присутствии соседа она лишь медленно, но уверенно закипала; и, в конце концов, чувства настолько переполнили ее, что сразу же после ухода сэра Уильяма им нашелся выход. Прежде всего, она сочла своим долгом усомниться в правдивости его сведений, затем выразила собственное убеждение в том, что мистера Коллинза ввели в какое-то чудовищное заблуждение, после этого пророческим тоном заверила семейство в том, что этой паре счастья не видать во веки вечные и, наконец, настоятельно посоветовала Господу поскорее расстроить эту гадкую помолвку. Из бурной речи миссис Беннет Элизабет сделала для себя два главных вывода, а именно, что только она повинна во всех несчастьях и страданиях матери и что все вокруг использовали несчастную женщину в собственных целях совершенно варварским способом. Развитию двух этих соображений ее мать посвятила весь остаток дня. Ничто в целом мире не могло принести утешения израненному ее сердцу, и целый долгий день был не в силах хоть как-то смягчить бушующее ее негодование. На то, чтобы при встрече с Элизабет она более не шипела, яростно вращая глазами, потребовалась ровно неделя, и еще целый месяц миссис Беннет отказывалась встречаться с сэром Уильямом и леди Лукас; а если судьба и сводила их вместе, то соседка язвила и не сдерживала грубости. Само же прощение дочери терялось во мраке времен…
Сдержанность мистера Беннета не позволяла с уверенностью заявить, какие эмоции посетили в тот роковой момент его душу. Впрочем, если верить ему на слово, все они были весьма приятного свойства. Он не преминул заметить, что ему доставило несказанное наслаждение обнаружить в Шарлотте Лукас, которую ранее он считал относительно разумной барышней, глупость, равную той, что Господь наградил его супругу, и во много раз превосходящую ту, что имеют несчастье культивировать в себе его младшие дочери.
Джейн призналась, что немного удивлена такому повороту событий, но при этом она мало смаковала собственное удивление и все больше от чистого сердца желала влюбленным счастья, презрев всякие доводы Лиззи о том, будто сие решительно невозможно. Китти и Лидия не зашли так далеко, чтобы завидовать Шарлотте Лукас, потому как избранник ее был всего лишь священником; и в целом новость завладела их умами не более, чем любая другая сплетня, частенько гулявшая по Меритону.
Леди Лукас не могла отказать себе в удовольствии триумфатора и потому спешила добить неприятеля, то бишь добрую свою соседку, ее же оружием, повсеместно спеша успокоить убитую горем миссис Беннет своей уверенностью в скором счастье, которое непременно найдут себе юные Беннет. Более того, эта дама зачастила в Лонгбурн против обычного, если, конечно, не считать достаточным предлогом ее желание лишний раз сообщить соседям о собственном чудесном настроении, лицезреть кислую мину миссис Беннет и пропустить мимо ушей язвительное ее ворчание.
В общении Элизабет и Шарлотты появилась неловкость, и теперь обе барышни старательно избегали обсуждения столь неоднозначно ими трактуемого события; и Элизабет не покидала горькая уверенность в том, что прежнее дружеское доверие между ними осталось безнадежно далеко в прошлом. Разочарование в Шарлотте заставило Лиззи обратить свой взор на старшую сестру, в чьей прямоте и деликатности она была неизменно уверена; и день ото дня привязанность их росла, тем более что со дня отъезда Бингли минула уже неделя, и о возвращении друга не было слышно ровным счетом ничего.
