– Ох, если бы только мама чуть лучше владела своими чувствами! Знает ли, понимает ли она, сколько боли она мне причиняет, постоянно вспоминая о нем? Но я не ропщу. Это не может продолжаться бесконечно. Он будет забыт, и мы станем жить, как прежде.
Элизабет с материнской заботливостью взглянула на Джейн, но сказать ничего не решилась.
– Ты сомневаешься в моих словах! – воскликнула старшая, заливаясь густым румянцем. – Но для этого у тебя нет никаких оснований. Он действительно может жить в моей памяти вечно, но только как самый милый мужчина, которого я когда-либо встречала, и не более. Во мне не осталось ни страхов, ни надежд, и мне не в чем его упрекнуть. Господи, слава Тебе за это! У меня не так болит сердце. Надо еще немного подождать… Разумеется, все еще будет хорошо.
Немного помолчав, она постаралась придать своему голосу больше бодрости и произнесла:
– Уже сейчас я могу утешиться тем, что с моей стороны не произошло ничего более серьезного, чем просто невинная ошибка, допущенная из-за разыгравшегося воображения, и что она не успела причинить боль кому бы то ни было.
– Милая моя Джейн! – всплеснув руками, воскликнула Элизабет. – Ты слишком добра. В своей кротости и покорности ты похожа скорее на ангела. Я даже не знаю, что тебе сказать. Мне кажется, я никогда еще не оценивала тебя по справедливости и уж тем более не любила тебя так, как ты того заслуживаешь.
В ответ мисс Беннет поспешила упомянуть все мыслимые и немыслимые достоинства, снабдив ими, разумеется, Элизабет.
– Нет, это уже несправедливо, – возразила сестра. – Ты желаешь видеть этот мир совершенным, и тебя больно ранит, когда я упрекаю близких нам людей. Мне же кажется, что в этом мире есть только одно воплощение совершенства и это – ты. Но ты одинокий воин, и против тебя стоят все людские грехи. Не думай, будто я впадаю в крайности или покушаюсь на твою идею универсального добра. Есть немного людей, кого я действительно люблю, но все же тех, о ком я думаю исключительно хорошо, еще меньше. Чем больше я живу в этом мире, тем меньше я им довольна, и каждый новый день лишь подтверждает слабость человеческой природы. Все более я убеждаюсь в том, что не стоит полагаться на присутствие в людях добродетели или хотя бы здравого смысла. Буквально в последние дни передо мной прошли два наглядных тому примера: первый я упоминать не стану, а второй – это замужество Шарлотты. Это действительно просто не укладывается в моей голове! Никак не укладывается!
– Дорогая моя Лиззи, не позволяй таким чувствам завладевать твоею душой. Они разрушат твое же счастье. Ты совершенно не делаешь скидок на конкретную ситуацию и на всю разность ваших характеров. Подумай о том, какой мистер Коллинз уважаемый человек, а также о благоразумном, расчетливом характере Шарлотты. Вспомни о том, что она лишь первая из многих детей в своей семье, и поэтому с материальной точки зрения это очень желательная партия. И, ради всех остальных, не исключай возможности того, что она действительно может чувствовать что-то вроде уважения или почтения к нашему кузену.
– Только ради того, чтобы доставить тебе удовольствие, я готова поверить во что угодно, но разве от этого станет кому-нибудь легче? Если бы я знала, что Шарлотта испытывает хоть каплю уважения к мистеру Коллинзу, я стала бы думать о ее мозгах еще хуже, чем о ее сердце. Дорогая моя Джейн, этот мистер Коллинз – самонадеянный, напыщенный, твердолобый, глупый человечишко, и тебе это известно ничуть не хуже, чем мне; поэтому ты должна чувствовать то же, что и я: женщина, которая выходит за него замуж, не может считаться здравомыслящей особой. Не думаю, что тебе есть что возразить, даже когда речь идет о Шарлотте Лукас. Ведь ты не можешь ради одного частного случая попрать свою честность и принципы или же попытаться убедить себя или меня в том, что эгоизм равноценен благоразумию, а желание не замечать опасность гарантирует тихое семейное счастье.
– Мне кажется, ты слишком уж строга, говоря об обоих, – смутилась Джейн. – И я свято верю, что ты еще убедишься в том, как была неправа, лично увидев, сколь счастливы они будут вместе. Но довольно об этом. Ты упоминала еще кое-что. Ты говорила о двух примерах. Боюсь, я прекрасно поняла твой намек, Лиззи, но умоляю тебя, не причиняй мне боль, считая, будто во всем виноват именно тот человек, и плохо о нем думая. Мы не можем вот так с готовностью воображать, что нас намеренно ранили. Мы не имеем права подозревать такого славного молодого джентльмена в том, что он во всем хладнокровен, расчетлив и предусмотрителен. Зачастую ничто не в силах так ввести нас в заблуждение, как наше собственное тщеславие. Да и женщины считают, что симпатия значит гораздо больше, чем это полагают сами мужчины.
– И те же мужчины прилагают все усилия к тому, чтобы положение вещей оставалось неизменным.
– Если они делают это намеренно, им не может быть оправдания; но я не верю, чтобы в мире существовало столько коварных замыслов, как это хотят представить некоторые.
– Я очень далека от того, чтобы приписывать действия мистера Бингли к какому-нибудь коварному плану, – возразила Элизабет. – Но и в неосознанном злодеянии, в невольном причинении обиды, зла не меньше, чем в самом коварном замысле. Легкомысленность, жажда проникнуть в чужое сердце и добиться его восхищения, недостаточная твердость характера сами сделают свое черное дело.
– И ты хочешь возложить ответственность за это на кого-то из них?
– Несомненно. Но если я продолжу, боюсь, что совсем тебя огорчу, ведь критика моя нацелена на тех, о ком ты очень хорошего мнения. Так что останови меня, пока еще не поздно.
– Значит, ты настаиваешь на том, что сестры мистера Бингли намеренно влияют на его поступки?
– Вот именно, да еще и в компании с его другом.
– Я не могу в это поверить. Зачем им это надо? Все, что они должны ему желать, – это счастье; и если уж я стала ему дорог(, то никакая женщина в мире не в силах встать у него на пути.
– Твое первое утверждение полностью ошибочно. Вполне возможно, что они желают от него еще что-нибудь помимо счастья. Они могут хотеть, чтобы богатство его приумножилось, а положение выросло; они могут желать, чтобы тот женился на девушке, которая даст ему все: состояние, связи, гордость, наконец.
– Вне всяких сомнений, они хотят, чтобы он остановил свой выбор на мисс Дарси, но настойчивость их может быть вызвана более благородными побуждениями, чем это кажется тебе. Они знакомы с ней гораздо дольше, чем со мной, и, разумеется, знают ее куда как лучше. Не удивительно, что и любят они ее сильнее, чем меня. Но все же, что бы они там ни желали, не думаю, что они осмелятся противопоставить свои планы чувствам брата. Какая сестра способна допустить подобную вольность? Если они считают, что он любит меня, они, разумеется, не станут пытаться нас разлучить. А если так считает он сам, то никто не в силах ему помешать быть рядом со мной. Высказывая свои ужасные подозрения, ты выставляешь людей в дурном, неестественном свете, а меня делаешь совершенно несчастной. Не жаль мое сердце такими мыслями. Я не стыжусь того, что допустила ошибку; а если и стыжусь, то совсем немного, и это ничто по сравнению с тем, какие чувства мне пришлось бы испытывать, согласись я с твоей точкой зрения о нем и его сестрах. Так что позволь мне остаться при своем мнении, позволь мне думать обо всех только хорошо.
Элизабет не нашла, что можно возразить против такого желания, и с этого момента в своих разговорах сестры едва упоминали имя мистера Бингли.
Миссис Беннет по-прежнему роптала и негодовала оттого, что сосед их больше уже не вернется; и, хотя редкий день проходил без того, чтобы Элизабет не пыталась урезонить мать, шансов на то, что та действительно свыкнется с мыслью, не было никаких. Дочь старалась убедить мать в том, во что сама она не верила. Она говорила, что все внимание его к Джейн было вызвано исключительно обычной дружеской привязанностью, которая закончилась, как только они расстались; но, хотя сначала этой версии и не отказали в правдоподобии, та же самая песня затягивалась каждый новый день. Отныне миссис Беннет утешала себя тем, что уж летом-то мистер Бингли непременно вернется.
Подход мистера Беннета к этой проблеме оказался совершенно иным.
– Итак, Лиззи, – сказал он ей однажды, – твоя сестра нынче переживает несчастную любовь, как я понимаю. Поздравляю ее. Всякой девушке несчастная любовь нравится ну разве что чуточку меньше, чем замужество. Она дает ей пищу для ума и несколько выделяет среди подруг. А когда наступит твой черед? Ты едва ли сможешь долго терпеть превосходство Джейн. Тебе пора действовать. Нынче в Меритоне достаточно офицеров для того, чтобы сделать несчастными всех юных леди в округе. Возьми-ка в оборот мистера Уикема. Он настоящий симпатяга, и поэтому боль твоя будет еще больше.
