Он помолчал, будто ожидая, пока его слова улягутся в голове Юсуфа.
«Собираешься выставить меня за дверь, чего же тянешь?» - подумал Юсуф. Каймакам снова заговорил:
- Видишь, сын мой, на правой руке у тебя не хватает пальца. Дай Бог тебе здоровья, конечно! Но сколько бы ты ни старался, красиво писать ты не сможешь. Ну, а в твоей должности человек может показать себя только почерком. Бумаги, отправляемые губернатору, прежде всего должны отличаться красотой письма. Впрочем, ладно… Как я слыхал, характер у тебя независимый. Я нашел для тебя дело как раз по душе!
Каймакам снова сделал паузу. Он видел, что Юсуф с волнением ждет продолжения его речи, и смотрел на него с довольной улыбкой.
- Ты понял, сын мой? Дело как раз по тебе. Ты, конечно, сможешь быстро достать несколько курушей. У вас ведь есть деньги! Купишь себе хорошую лошадь, и я назначу тебя сборщиком налогов, а? Я уже переговорил с начальником финансового отдела. Мы будем тебе платить то же жалованье, но переведем к нему. Отдельно будем выплачивать деньги на фураж для твоей лошади. Ты должен будешь собирать с крестьян государственные налоги. Великолепная работа, не так ли? Не придется сидеть и скучать в комнате. Объезжай себе деревни на лошади! И денег прикопишь.
Юсуф, слегка опешив, кивал головой. Когда каймакам кончил, он сказал:
- Пусть будет так, как вы изволили приказать! Каймакам положил ему на плечо руку.
- Прежний каймакам был твоим отцом, я могу считаться тебе старшим братом. Если случится какая беда, приходи ко мне. А теперь ступай к себе и жди приказа!
Юсуф вышел. В голове у него все перепуталось. Он входил сюда уверенный, что этот человек хочет ему зла. Пока он стоял перед ним в кабинете, это убеждение еще более укрепилось. Но работа, которую он предложил, была вовсе не так уж плоха. С какой бы стороны он ни посмотрел, должность сборщика налогов была лучше, чем эта чертова писарщина.
Он рассказал обо всем Хасипу и Нури-эфенди, которые с нетерпением ожидали его в комнате. Они тоже не увидели в этом предложении злого умысла.
- Видимо, этот тип не хочет тебя держать при себе? - только и могли они предположить.
- Как бы там ни было, предлог довольно странный. Но дело, которое он нашел, и впрямь не так уж плохо. Ты молод. Вынослив. Зимой, в снег, конечно, трудновато объезжать деревни, но ничего. Дай бог, чтоб все было к добру!
- Новый каймакам, правда, не похож на порядочного человека, - добавил Нури-эфенди, покачав головой, - но в этот раз побужденья у него как будто добрые.
По дороге домой Юсуф зашел к адвокату Хулюси-бею и передал ему разговор с каймакамом. Он думал, что Хулюси-бей будет обрадован этой новостью, но тот лишь задумчиво покачал головой и сказал, точь-в-точь как Хасип и Нури-эфенди:
- Дай бог, чтоб все это было к добру!
Когда после ужина Юсуф рассказал о своем новом назначении Муаззез, та, печально склонив голову, прошептала непослушными от волнения губами:
- Хорошо, Юсуф, но что делать мне, если ты будешь все время разъезжать по деревням?
Тут и Юсуф изменился в лице: в самом деле, что делать Муаззез? Как он об этом сразу не подумал.
И вдруг ему вспомнились слова отца. Когда в кызылбашской деревне Юсуф говорил о том, что хочет работать возчиком в Айвалыке, Саляхаттин-бей спросил: «А что будет делать жена в твое отсутствие?» И вот теперь Юсуф станет ездить по делам, а жена останется одна. Горько усмехаясь, он пробормотал:
- Если б одна!
Возможно, он будет отсутствовать по целым неделям, а Муаззез будет все это время с Шахенде. Юсуф хорошо понимал, что для нее это еще ужаснее, чем одиночество.
- Милый мой Юсуф, - тихо проговорила Муаззез, - я знаю, что теперь мы не вольны поступать, как хотим. Но так часто разлучаться с тобой мне не хочется. Сам знаешь, мать не оставит меня в покое, будет таскать к соседкам и приятельницам, они будут приходить к нам. Ты ей ничего не говори. Она все равно будет делать по-своему. Пусть хоть в доме мир будет. Я сама попытаюсь с ней сладить. Только мне будет очень тоскливо. Видишь, я уже сейчас стала какая-то чудная. Наверх, в нашу комнату мне даже входить не хочется. Словно тебя уже нет, как мне будет тебя не хватать. Ах Господи! Как все плохо!..
На глазах Муаззез показались слезы. Юсуф проглотил застрявший в горле горький комок и с решительным видом сказал:
- Не расстраивайся, душа моя. Каймакам посылает меня, но ведь не насильно же! Я уйду со службы…
Муаззез тут же оборвала его и сказала с рассудительностью, на которую способна только женщина:
- Не говори глупостей, Юсуф. Что ты будешь делать, если бросишь службу? И потом, ты думаешь, что другая работа не будет тебя со мной разлучать? Разве можно в такое трудное время бросать свое место? Ведь отец не оставил денег, на которые мы могли бы существовать. Если ты будешь служить, да еще и следить за нашей рощей и домом, мы как-нибудь проживем.
Слова Муаззез, которую Юсуф считал еще ребенком, удивили его, но он не мог не признать ее правоту.
Несколько золотых лир, которые были при отце, вместе с деньгами Юсуфа потратили на похороны, на имама и муэдзина. У Юсуфа осталось лишь несколько меджидие. До конца месяца еще десять дней. Надвигается зима, предстоят большие расходы. Подумав обо всем этом, Юсуф понял, как бессмысленны и даже смешны его слова.
Он лег спать, решив покориться воле событий и ничего не предпринимать самому.
Наутро, когда Юсуф проснулся, жизнь показалась ему гораздо милее. Случившееся казалось теперь не таким безнадежным и ужасным, как ночью, при тусклом свете лампы. Осенний ветер, трепавший листву деревьев, никак не мог оборвать сухие, сморщенные листочки. Вряд ли стоило предаваться мрачным мыслям, если даже в этих крохотных зеленых листочках с такой силой живет способность к борьбе и сопротивлению.
Юсуф тихонько выскользнул из постели и подошел к окну. Солнце поднималось из-за деревьев, мягким светом заливая влажную траву в просторном саду. Юсуф подумал, что это вовсе не такое уж несчастье - ехать утром по полю верхом. Он обернулся, хотел было позвать жену, чтобы вместе полюбоваться на осеннее утро, но Муаззез спала сладко, как ребенок, зарыв голову в подушку и положив под щеку руку.
Ему стало жаль ее будить. Он на цыпочках подошел к постели, сел и долго смотрел на нее.
Каштановые волосы Муаззез, заплетенные в косы, лежали на подушке,. Кончики кос расплелись и походили на кисточки из золотых нитей. Волоски покороче спадали с висков до щек и закрывали ее лицо тонкой шелковой вуалью. Рот был чуть приоткрыт, и белые зубы поблескивали при каждом вдохе. Веки с тонкими голубыми жилками время от времени слегка подрагивали.
Муаззез пошевелилась. Повернулась на спину, положила на одеяло руку, дыхание ее стало ровнее, свободнее. Юсуф глядел на ее высокую грудь под белым ночным халатом с закрытым воротом. Она равномерно вздымалась и опускалась. Белая рука Муаззез неподвижно лежала на розовом одеяле. Чуть согнутые пальцы, казалось, ухватились за одну из складок на нем.
Юсуф с полчаса смотрел на нее, потом, заметив, что солнце уже высоко, встал и начал одеваться. Но тут Муаззез проснулась. Увидев у изголовья мужа, она приподнялась, улыбнулась и, посмотрев на солнце, светившее в окно, проговорила:
- Ох, Юсуф, да ведь я проспала! Проспала!
- Нет, дорогая, еще не так поздно!..
- Подожди, я принесу тебе завтрак.
Она вскочила с постели, надела шлепанцы и побежала вниз.
Юсуфу стало очень горько при мысли, что отныне, подымаясь по утрам, вместо Муаззез, готовящей ему завтрак, или просто ее руки на розовом одеяле, чаще всего он будет видеть прокопченные балки на потолке какой-нибудь деревенской хибарки. Но тут же он решил, что надо гнать прочь от себя такие мысли.
В тот же день каймакам отправил его к начальнику финансового отдела, велев приступить к исполнению обязанностей сборщика налогов. Пожилой начальник, положив перед собой штук десять квитанционных книжек, прочел о них Юсуфу чуть ли не целую лекцию, и молодой человек до вечера перечитывал их, пытаясь все это запомнить.
Теперь оставалось купить лошадь. Проходя вечером через Нижний рынок, Юсуф повстречал Ихсана, с которым давно не виделся. Они разговорились, и Юсуф попросил у него совета. Ихсан повел его в караван-сарай на дороге в Соуктулумбу. Поторговавшсь с полчаса, они купили за десять лир красивую белую лошадь. Юсуф должен был выплачивать за нее по лире в месяц. Ихсан сам заплатил требовавшийся задаток, и они вместе вернулись в город, ведя лошадь за поводок.
После смерти Али они ни разу толком не поговорили. Ихсану было приятно и радостно, что Юсуф через столько времени обратился к нему как к старому товарищу, и старался доказать, что достоин его дружбы. Юсуср же, немного удивленный тем, что встретил друга, когда совсем уже отчаялся в людях, был еще больше обрадован и благодарен ему.
