мысли и чувства… Остальное можно себе легко представить.
Нитта, повернувшись к копошащимся больным в серой полосатой одежде, чтобы утихомирить споры, ни к кому специально не обращаясь, сделал успокаивающий знак рукой.
XXX
Шедший в Уэно трамвай, на который сели Хацуко и Тацуко, освещённый весенним закатным солнцем, медленно отошёл от остановки. Сюнскэ, сняв форменную фуражку, поклонился смотревшим в окно девушкам, державшимся за кожаные ремешки. Они улыбнулись ему. Сюнскэ показалось, что особенно пристально посмотрела на него Тацуко, и её улыбающиеся глаза были подёрнуты грустью. В его памяти на какой-то миг молнией мелькнул образ молодой женщины, пережидавшей дождь у входа в обшарпанное аудиторное здание. Тут трамвай пошёл быстрее, и девушки в окне в мгновение ока исчезли из его поля зрения.
Глядя вслед, Сюнскэ чувствовал, как сердце его воспламеняется от волнения. В таком состоянии ему была невыносима мысль, что сейчас он сядет в трамвай, идущий в Хонго, и после долгого пути окажется в своей тесной комнатке на втором этаже. И он в лучах заходящего солнца не спеша, куда глаза глядят, направился в сторону, прямо противоположную Хонго. На всегда оживлённой улице с приближением вечера стало ещё многолюднее. И витрины, и асфальт, и верхушки деревьев – в общем, всё вокруг заливал весенний воздух. Это и был окружающий мир, создававший его нынешнее настроение. Вот почему вбиравшее в себя свет вечернего солнца сердце Сюнскэ, шагавшего по улице, не окрашивалось в пасмурные цвета заходящего солнца, в нём разливалась светлая радость, нисходившая с неба над его головой.
Когда стемнело, он сидел в кафе и, поев, очищал принесённое на закуску яблоко. Перед ним стояла стеклянная вазочка с искусственной лилией. За спиной механическое пианино беспрерывно исполняло музыку из оперы «Кармен». Справа и слева от него за мраморными столиками сидели посетители, которые оживлённо переговаривались с напудренными официантками и смеялись. Окружённый всем этим, Сюнскэ думал о грустном молчании, воцарившемся в приёмной психиатрической лечебницы после полудня. Оранжерейные розы, льющийся в окно солнечный свет, тихие звуки рояля, потупившаяся Тацуко – в его сердце, согретом портвейном, то появлялись, то исчезали эти приятные образы. Заметив наконец, что официантка принесла зелёный чай, он случайно оторвал взгляд от яблока как раз в тот момент, когда сёдзи раздвинулись и из ночи, освещённой множеством фонарей, медленно вошёл Ои Ацуо в чёрном пальто.
– Эй! – непроизвольно воскликнул Сюнскэ.
Ои, удивлённо подняв глаза, стал осматривать кафе, где плавали клубы дыма, и сразу же увидел Сюнскэ.
– О-о, в странном заведении ты оказался, – сказал он, подойдя к столику Сюнскэ, усаживаясь на стул, не снимая пальто.
– По-моему, именно ты большой любитель подобных странных заведений.
Сюнскэ, дразня приятеля, бросил взгляд на официантку, предупредительно склонившуюся над Ои.
– Я человек богемы, а не эпикуреец, как ты. Вот почему и в самом деле большой любитель всяких кафе, баров и даже самых дешёвых кабачков.
Он уже где-то, наверное, выпил и весь раскраснелся, произнося свою пламенную речь.
XXXI
– Однако, будучи большим любителем таких заведений, я и близко не подхожу к тем, где остался должен.
Ои неожиданно изменил тон, выражение его лица стало насмешливым, и, повернувшись вполоборота к стойке, он надменно приказал:
– Порцию виски.
– А остались заведения, куда ты ещё можешь заходить?
– Не говори глупостей. Это только так кажется, но видишь, я же сюда пришёл.
В это время самая низенькая официантка, больше всех остальных своих подруг похожая на девочку, осторожно принесла на подносе стакан виски. Это была пышущая здоровьем девушка с круглым подбородком, большими глазами и просвечивавшей сквозь пудру янтарной кожей. Глядя, с какой нежностью официантка, ставя на стол расплёскивающийся стакан, смотрит на Ои, Сюнскэ не мог не вспомнить о его любовных делах, о которых Фудзисава в феске рассказывал Сюнскэ пару дней назад в книжной лавке Икубундо. Ои беззастенчиво смотрел на покрасневшую официантку.
– Что-то ты очень уж чинная. Если рада, что я пришёл, нечего стесняться: сделай весёлое лицо. Это мой близкий друг, аристократ Ясуда. Кстати, он аристократ не потому, что обладает придворным титулом. От меня он отличается только тем, что у него водятся деньжата. Моя будущая жена, О-Фудзи-сан. Здесь она первая красавица. Если ты снова зайдёшь сюда, не забудь дать ей хорошие чаевые.
Закуривая, Сюнскэ улыбнулся – что ему оставалось делать. Однако лицо девушки, что было необычно для девушек такой профессии, залила краска непритворного стыда, и осуждающе, будто это её младший брат, глянув на Ои, она убежала к стойке, размахивая широкими рукавами яркого кимоно из дешёвого шёлка. Глядя ей вслед, Ои нарочито громко рассмеялся и, залпом осушив стакан, обратился к Сюнскэ, будто в шутку добиваясь его согласия:
– Ну как? Красавица, верно?
– Да, чистая, приятная девушка.
– Брось, брось. Я говорю о физической красоте О-Фудзи… О-Фудзи-сан, а не о красоте духовной, именуемой чистотой. Есть она или нет, для Ои Ацуо не имеет никакого значения.
Ничего не отвечая, Сюнскэ пускал носом табачный дым. Тогда Ои, протянув руку через стол и взяв из черепахового портсигара сигарету, атаковал его с довольно необычной стороны:
– Городской житель, как ты, слеп к такого рода красоте, это плохо.
– Просто я не такой проницательный, как ты.
– Шутки в сторону. Скорее обо мне можно сказать, что именно я не такой проницательный, как ты. Это Фудзисава чуть что называет меня донжуаном, но, кажется, теперь пальму первенства перехватил ты. Как у тебя дела с теми двумя красавицами?
Сюнскэ во что бы то ни стало хотел избежать сейчас разговора на эту тему, поэтому пропустил слова Ои мимо ушей и снова перевёл разговор на официантку О-Фудзи-сан.
XXXII
– Сколько ей? Я имею в виду О-Фудзи-сан.
– В этом году – восемнадцать. Родилась в год Тигра.
Ои, начиная заказанную новую порцию виски, сел с ногами на стул.
– Если речь идёт о её возрасте, то, наверно, не такая уж она чистая, хотя… В общем, мне всё равно: может, чистая, а может, и нечистая, – но, что ни говори, она женщина, поэтому скукотища с ней будет ужас какая.
– Женщины не заслуживают такого презрения.
– А ты их уважаешь?
Чтобы не отвечать на прямой вопрос, Сюнскэ и на этот раз лишь улыбнулся – ничего другого ему не оставалось. А Ои, перед которым стояла третья порция виски, выпустил дым прямо в лицо Сюнскэ.
– С любой женщиной скучно. Всех женщин, начиная с дам высшего общества, разъезжающих в автомобилях, и кончая самыми дешёвыми проститутками, можно подразделить самое большее на десять типов. Если думаешь, что я вру, попробуй окунуться с головой в разврат. Быстро перепробуешь все эти типы женщин и потеряешь к ним всякий интерес.
– Ты что, уже потерял интерес?
– Потерял интерес? Ты, видимо, шутишь… Нет, хочешь насмехаться – насмехайся. Говоря, что мне женщины неинтересны, я всё равно продолжаю волочиться за ними. Тебе
