class="p1">— Тринадцать, — подвел он наконец итог. — Так и есть, тринадцать. — Он обернулся к Пилкингтону. — Я же говорил, что у нас будет двенадцать хористок!
Вспыхнув, мистер Пилкингтон споткнулся о собственные ноги.
— Ну да… да… — неохотно пробормотал он, — двенадцать.
— А здесь — тринадцать! Считайте сами. — Управляющий вновь повернулся к Джилл. — Как ваша фамилия? Кто вас нанял?
Хриплый звук откуда-то из-под потолка известил, что мистер Пилкингтон прочищает горло.
— Я… э… Это я нанял мисс Маринер, мистер Гобл.
— Ах, вы наняли?!
Гобл снова уставился на Джилл. Осмотр затянулся надолго, так что она даже заволновалась, в порядке ли у нее одежда. Однако, насколько могла, выдержала взгляд, несмотря на колотящееся сердце.
Она в жизни никого не боялась, но в этом желтоволосом толстяке было что-то змеиное, вызывавшее содрогание, словно тараканы в детстве. На миг подумалось, как противно было бы его прикосновение. Весь мягкий, липкий…
— Ладно, так и быть, — решил мистер Гобл, когда минула, казалось, вечность. — Продолжайте, — кивнул он Зальцбургу, — и попробуйте на сей раз немного поработать. Я вас что, нанял представления давать?
— Да, мистер Гобл. То есть, я хотел сказать — нет, мистер Гобл!
— После обеда можете репетировать на сцене «Готэма». Начинайте ровно в два.
За дверью Гобл повернулся к Пилкингтону:
— Глупо было с вашей стороны нанимать эту девицу. Тринадцатая! Да я лучше под лестницей в пятницу пройду, чем дам премьеру в Нью-Йорке с тринадцатью хористками… Ладно, неважно. Уволим какую-нибудь после гастрольных показов. — Он задумался. — А вообще, ничего так. Где вы ее подцепили?
— Ну… она сама пришла, когда вас не было. Мне сразу бросилось в глаза: тот самый типаж, что нам требуется для музыкального ансамбля, потому и взял. Она… — Пилкингтон сглотнул. — Такая… очаровательная, такая утонченная!
— Чертовски хорошенькая, — признал мистер Гобл и двинулся дальше, погруженный в свои мысли. Пилкингтон робко шагал следом.
В такие минуты Отис Пилкингтон особенно жалел, что не умеет настоять на своем. Ему оставалось лишь горько завидовать тем, кто, заломив шляпу набекрень и вздернув подбородок, бросает вызов миру.
Финансовое бремя спектакля нес он один. Если постановка провалится, ему и расплачиваться. Тем не менее, грубый неотесанный субъект, шагающий перед ним, ни разу не дал ему слова в деловых вопросах — обращался с ним как с младенцем, кричал и распоряжался, будто в своем праве! Пилкингтон тяжко вздохнул. И зачем только он ввязался в это предприятие!
Тем временем музыкальный директор вытирал вспотевший лоб, очки и руки, будто очнулся от кошмарного сна.
— Дет-ти! — выдавил он шепотом. — Дет-ти! Пожалуйста, еще раз! Акт первый, вступительный хор. Начали! Ла-ла-ла!..
— Ла-ла-ла! — покорно вторил ему музыкальный ансамбль.
2
К тому времени как две половины труппы, ансамбль и солисты, слились в одно целое, новизна впечатлений притупилась, и Джилл уже казалось, будто ничего, кроме театральных репетиций, в ее жизни не было.
Уютные посиделки у пианино с музыкальным директором сменились через несколько дней куда менее приятным и несравнимо более напряженным разучиванием танцев под руководством знаменитого Джонсона Миллера — коротышки со снежно-белой шевелюрой и гуттаперчевым телом юного акробата.
Возраста его никто в точности не знал, но чудеса выносливости, которые Миллер ежедневно показывал, были ему явно не по годам. Обладая неутомимым энтузиазмом фокстерьера, он с помощью насмешек и придирок вывел по тернистому пути к успеху больше театральных трупп, чем десяток других лучших хореографов страны, несмотря даже на свой физический изъян — глухоту. Каким-то чудесным образом он улавливал мелодии, под которые ставил танцы, почти не слыша их. Казалось, он впитывает музыку всей кожей.
Прямая грубоватая манера выкладывать все откровенно и без обиняков, как ни странно, принесла ему популярность в театральной профессии, где язык туманных намеков культивируется почти столь же усердно, как в международной дипломатии. Откровенное мнение, высказанное Джонсоном Миллером в лицо, уже не подвергалось им пересмотру за спиной, и люди это ценили.
Однажды вечером, когда участницы ансамбля переодевались после особо утомительной репетиции и брюнетка из южных штатов пожаловалась, что танцмейстер совсем ее измучил, изящная подружка Иззи так высказалась в защиту Миллера:
— Ну еще бы не измучил! Меня тоже, не меньше. Жирок тает прямо на глазах, а мышцы так одеревенели, что я едва могу зашнуровать туфли. Но Джонни знает свое дело и вдобавок никогда не врет, а в шоу-бизнесе мало про кого так скажешь.
— И то верно, — согласилась другая блондинка, — дело свое он знает. Невесть сколько спектаклей вытянул, которые провалились бы под плинтус, не ставь Джонни для них танцы.
Слушая их, Герцогиня зевнула. Репетиции всегда нагоняли на нее скуку, а то, что она успела увидеть из «Американской розы», не слишком вдохновляло.
— Вот уж удивлюсь, — хмыкнула она, — если он и наше шоу приведет к успеху. На мой взгляд, оно убогое дальше некуда.
— И не говори! — откликнулась Ангелочек, укладывая перед зеркалом золотистые локоны. — Такая чушь, прошто тошнит. В толк не вожьму, жачем Айк это штавит.
Подружка-всезнайка — такая есть в любой труппе — поспешила объяснить:
— Как, а ты не знаешь? Айк не вкладывает ни гроша из своих! Работает за двадцать пять процентов с кассы. А чудо-спонсор — тот долговязый, что к нам все заглядывает. Пилкингтон его фамилия.
— Он еще пожалеет, что не Рокфеллер, — хмыкнула блондинка.
— Ничего, — махнула рукой Ангелочек. — Пара дней гаштролей, а там пожовут кого-нибудь на выручку. Так всегда делают. Видала я шоу и похуже, а выходили хиты. Новый шченарий, другая музыка — и дело в шляпе.
— А еще бы кого-нибудь другого на главные роли! — добавила рыженькая Детка. — А то набрали каких-то…
Герцогиня с усталым вздохом выгнула точеные брови, любуясь собой в зеркале.
— Да уж, поневоле удивишься, где только находят таких, — томно согласилась она. — Прямо как из заголовка сегодняшней газеты: «Тонны ветчины, непригодной для употребления»… Девочки, кому-нибудь надо в мою сторону? Могу подбросить двоих-троих на своем лимузине.
— Шпашибо тебе большое, дорогуша, — отозвалась Ангелочек, — но я уже велела швоему поклоннику придержать для меня трамвай на углу. Ежели не приду, Кларенс ш ума шойдет.
Нелли обещала другой хористке пройтись с ней по магазинам и помочь с выбором весеннего костюма — такого рода ритуалы в одиночку не совершаются, — и Джилл с Ангелочком шли до угла вдвоем. Эта миниатюрная девушка, похожая на лондонского воробья, понравилась Джилл с самого начала репетиций. Живая и бойкая, она в то же время отличалась практичностью и здравым смыслом.
— «На швоем лимужине»! — ядовито прошипела она, все еще переживая заключительную фразу Герцогини. — Так важничает, прямо выворачивает от нее!
— А что, у нее нет лимузина?
