пояснил:
— Нет, просто я без них плохо вижу. Я думал, мальчик говорит правду.
— Какой мальчик?
— Из этих, христиан. Ну, вы помните.
— Как же, помню.
— Хоть бы мне кто-нибудь заштопал носки! — отвлекся лорд Эмсворт. — Нет, какие дыры! Да, о чем мы говорили?
— О христианах.
— Конечно, конечно. Очень странная история. Пошел я к озеру, хотел попросить, чтобы они не так шумели, и вдруг один бежит и кричит: «Вилли, Вилли!»
— Почему?
— Он показывал на воду. Я решил, что его приятель тонет. И нырнул.
— Однако вы рыцарь! — воскликнул лорд Икенхем. — Человек, столько претерпевший от этих юных мерзавцев, стоял бы на берегу и кривил губы. Он хоть спасибо сказал?
— Интересно, где ботинки? А, вот они! Простите?
— Поблагодарил вас этот мальчик?
— Какой?
— Которого вы спасли.
— А, вы не поняли! Его не было. Я подплыл, и вижу — бревно. Знаете, что я думаю? Первый мальчик не ошибся. Он нарочно меня обманул. Да, не иначе, и вот почему я так думаю: когда я вышел, там были другие мальчики, и они смеялись.
Лорд Икенхем с легкостью представил себе, как будут они смеяться, рассказывая все это внукам.
— Я очень сержусь.
— Естественно.
— Может, сказать Конни?
— Я бы поступил хитрее.
— Как?
— Тут надо подумать. Я подумаю и сообщу. Перестрелять их не хотите?
— А? Нет, нет.
— Боитесь, что вас не поймут? Вполне возможно. Ничего, что-нибудь измыслим.
2
Герцог узнал все это от Джорджа, который, единственный на три графства, любил общаться с ним. Если бы Джорджа спросили, в чем тут дело, он бы ответил, что ему нравится, как шевелятся у герцога усы, когда он разговаривает.
— Эй! — заметил он, появляясь на террасе. — Новости слышали?
Герцог, размышлявший о том, можно ли получить правильно сваренное яйцо, очнулся и рассердился. По юности лет у Джорджа был пронзительный голос.
— Не верещи, — сказал герцог. — Предупреждай хотя бы. Ну, труби в рог. Так что там?
— Новости.
— Какие?
— Дед прыгнул в озеро.
— Что такое?
— Нет, правда. Садовники видели. Гулял, гулял и ка-ак сиганет! — сообщил Джордж, с надеждой глядя на усы.
Надежда его не обманула. Усы зашевелились, как осенние листья на ветру.
— Прыгнул в озеро?
— Да, шеф!
— Что за идиотское слово!
— Да, босс!
Герцог попыхтел.
— Садовники видели?
— Да, сэр.
— Одетый?
— Именно. И в полном облаченье погрузился, — отвечал Джордж, не так давно переписавший эту строчку пятьдесят раз за то, что принес в школу белую мышь. — Здорово, а? Такой старый гриб…
— Старый?
— Ему лет сто.
— Он мой ровесник.
— Да ну? — удивился Джордж, полагавший, что герцогу пошла вторая сотня.
— Нет, какого черта он прыгал? — задумчиво проговорил герцог и, не дождавшись разъяснений, пошел к леди Констанс.
Нашел он ее в гостиной, как и Лаванду Бриггз, которая в этот час приходила за указаниями. Увидев их, он заорал, словно намеревался перейти звуковой барьер.
— О, Аларих! — сказала огорченная леди Констанс. — Ты бы лучше постучался.
— Не ори, — сказал герцог, человек твердый. — Зачем мне стучаться? Я хочу с тобой поговорить про Эмсворта.
— А что с ним такое?
— Сейчас скажу, когда эта мымра уйдет.
— Не покинете ли вы нас, мисс Бриггз?
Лаванда Бриггз гордо удалилась.
— Знаешь, Аларих, — сказала леди Констанс, — ты ведешь себя как свинья.
Герцог стукнул кулаком по столу, перевернув тем самым чернильницу, две фотографии и бокал с розой.
— Свинья! — воскликнул он. — Вот именно. О ней мы и поговорим.
Леди Констанс предпочла бы беседу о чернильнице, фотографиях и розе, но герцог не дал ей такой возможности.
— Свинья… Оставь ты эту чернильницу! Так вот, он помешался на своей свинье.
— Кто?
— Эмсворт, кто еще? Констанс, сколько раз тебе говорить, убери ее!
— Не кричи, Аларих.
— Почему? Свинья ему действует на мозги, сколько их там есть. Помнишь, он хотел, чтоб она участвовала в бегах?
— Я спрашивала. Он говорит, что не хотел.
— А я говорю, хотел! Сам слышал. В общем, он свихнулся…
— Нет!
— Вот как, нет? Так ты думаешь? Ну, послушай. Озеро знаешь?
— Конечно.
— Он там гулял.
— Почему ему там не гулять?
— Пускай гуляет. А ты скажи, зачем туда прыгать? В костюме, заметь.
— Что?!
— Прыгнул в костюме.
— Ну, знаешь!
— Чему ты удивляешься? Вот я — огорчился, да, но не удивился. Что еще делать, если все время возишься со свиньей? Свинью надо убрать. Конечно, здоровым он не станет, чудес не бывает, но все-таки хоть что-то… Чего ты сидишь? Действуй, действуй!
— Как?
— Найми кого-нибудь, чтобы убрали эту пакость.
— Аларих!
— А что еще? Он ее не продаст, я его сто раз просил. Я ему говорил: «Пожалуйста, вот тебе пятьсот фунтов за это сало». Я говорил: «Ты скажи, и я увезу этот шар к себе, за свой счет». Ни в какую! Что там, обидел меня! Одно слово, свихнулся.
— Зачем тебе свинья? Ты же их не держишь.
— Еще бы! Не такой я дурак. А вот за эту заплачу пятьсот фунтов.
— Ради Кларенса? — спросила потрясенная леди Констанс.
— Ну, знаешь! — обиделся герцог. — Я на ней много выручу. Есть один человек…
— О господи! Кто… А, Кларенс!
Лорд Эмсворт ворвался в комнату, дрожа, как камертон.
— Конни! — воскликнул он. — Сделай что-нибудь с этими мальчиками!
Леди Констанс обреченно вздохнула, утро выдалось трудное.
— С какими? Которые живут у озера?
— А? Да, да, да. Знаешь, что они творят? Прихожу я к ней, а один стоит у перил. Нет, кто ему позволил?! Стоит и качает у нее перед носом картофелиной на резинке. Она ее хочет съесть, а он убирает! У нее же испортится желудок! Нет, Конни, что-то надо сделать. Поймай его и накажи.
— Кларенс!
— Непременно. Надо его проучить!
— Кстати, — вмешался в их беседу герцог, — ты продашь мне эту дурацкую свинью? Дам шестьсот фунтов.
Лорд Эмсворт посмотрел на него. Глаза за пенсне горели. Сам Джордж Сирил Бурбон не знал такой ненависти к герцогам.
— Конечно, нет! Я тебе много раз говорил. Ни-за-что!
— Шестьсот фунтов.
— Зачем мне шестьсот фунтов? У меня куча денег, куча!
— Кларенс, — вмешалась теперь леди Констанс, — ты правда купался сегодня одетым?
— А? Э? Да, правда. Не успел раздеться. Это было бревно.
— Что было бревно?
— Мальчик.
— Какой?
— Ну, бревно. Однако мне некогда! — нетерпеливо сказал лорд Эмсворт и вышел, повторив в дверях, что надо что-то делать.
Герцог вздул кверху усы на несколько дюймов.
— Видела? То-то и оно. Совершенно спятил. В опасной фазе. Да, так один человек даст мне за свинью две тысячи. Когда-то я его знал. Тогда его звали Скунс. Скунс, а фамилия — Пайк. Потом стал издавать всякие газеты, получил титул. Ты
