уважительно он относился и к государственной обороне. Но если бы он не сказал этого, то вряд ли смог бы вытравить из сознания жизнерадостного лейтенанта несколько превратные сексуальные представления…
Оставшись один, Ясукити закурил новую сигарету и начал бесцельно слоняться по комнате. Уже говорилось о том, чему он учил на занятиях английский язык. Это не было его специальностью. Во всяком случае, он не считал это своей специальностью. Делом всей его жизни был писательский труд. Действительно, даже став преподавателем, он примерно раз в два месяца публиковал по одной короткой новелле. Одна из них, написанная в духе басен Эзопа на материале легенды о святом Христофоре – была закончена лишь первая часть, – публиковалась в этом месяце в одном журнале, в нём же в следующем месяце должна была появиться вторая её часть. Крайний срок сдачи – седьмое, так что писать надгробную речь было совсем не ко времени. Хотя он и работал не покладая рук, но все же сомневался, удастся ли успеть в срок. Ясукити начал ненавидеть эту чёртову надгробную речь.
В это время настенные часы тихо пробили половину первого, что для Ясукити было равносильно падению Ньютонова яблока. До начала занятий оставалось ещё целых тридцать минут. Если бы ему удалось за это время написать надгробную речь, то, выполняя эту тягостную работу, можно было бы не думать, как это печально. Правда, за каких-то тридцать минут оплакать капитана третьего ранга Хонду, умного, достойного человека, который был для всех чуть ли не родным братом, довольно сложно. Но спасовать перед такими трудностями – значит превратить в пустую похвальбу горделивое утверждение о доступности ему всего богатства лексики, начиная с Какиномото Хитомаро и кончая Мусякодзи Санэацу. Ясукити снова сел к столу и, обмакнув в чернильницу перо, на бумаге, предназначенной для экзаменов, начал быстро писать надгробную речь.
День похорон капитана третьего ранга Хонды можно было без преувеличений назвать прекрасным осенним днём. Ясукити, во фраке и шёлковом цилиндре, вместе с двенадцатью-тринадцатью гражданскими преподавателями шёл в конце похоронной процессии. Неожиданно обернувшись, он вдруг обнаружил, что сзади идут начальник школы вице-адмирал Сасаки и капитан первого ранга Фудзита, а из гражданских – преподаватель Аванс. Сильно смутившись, Ясукити поклонился шедшему прямо за ним капитану первого ранга Фудзите и предложил ему пройти вперёд. Однако тот со странной улыбкой отказался. Разговаривавший с начальником школы преподаватель Авано тоже улыбнулся и, обращаясь к Ясукити, сказал, то ли в шутку, то ли всерьёз:
– Хорикава-кун, по положению вы находитесь ниже высших должностных лиц и, согласно этикету, принятому в военно-морском флоте, ни в коем случае не можете идти за Фудзитой-саном.
Ясукити смутился ещё больше. Когда ему это сказали, он обратил внимание на то, что тот самый обаятельный лейтенант Танака и его товарищи идут в первых рядах. Быстрым шагом Ясукити подошёл к ним. Лейтенант, будто это не похороны, а свадебная церемония, весело заговорил с Ясукити:
– Прекрасная погода, правда… Вы только сейчас присоединились к траурной процессии?
– Нет, я просто шёл в самом хвосте.
Ясукити рассказал о том, что произошло. Лейтенант рассмеялся так, будто церемонии похорон в самом деле причинён непоправимый ущерб.
– Вы впервые на таких похоронах?
– Нет, уже приходилось бывать – когда хоронили, например, младшего лейтенанта Сигэно, капитан-лейтенанта Кимуру.
– И как же вы тогда вели себя?
– Шёл, разумеется, далеко сзади начальника школы и начальника отдела.
– Здорово! Выходит, вы причислили себя к рангу полного адмирала.
Траурная процессия вступила на улицу, ведущую к храму. Разговаривая с лейтенантом, Ясукити не забывал осматривать людей, вышедших поглазеть на похороны. Жители этой улицы с детских лет были свидетелями несчётного числа подобных похорон, благодаря чему обрели способность точно определять затраченную на них сумму. Действительно, когда за день до начала летних каникул хоронили отца преподавателя математики Кириямы, он сам слышал, как стоявший у дома старик в плотном летнем кимоно, обмахиваясь коричневым круглым веером, сказал: «Ха, пятнадцатииеновые похороны». А сегодня… нет, сегодня, к сожалению, никто не проявил своих способностей, как в прошлый раз. Но, вспоминая сейчас жреца школы Омото, державшего тогда на плечах бледного мальчика, скорее всего сына, он воспринял происходившее как редкое зрелище. Ясукити подумал, что в новелле, которую можно было бы назвать «Похороны» или ещё как-нибудь, стоило бы описать людей этой улицы.
– В этом месяце вы написали рассказ «Святой», я не ошибся? – продолжал болтать добродушный лейтенант Танака. – О нём уже есть рецензия – по-моему, во вчерашней «Дзидзи»… хотя нет, в «Ёмиури». Я вам потом покажу. Газета у меня в пальто.
– Ничего, не беспокойтесь.
– Видимо, статьями, рецензиями вы не занимаетесь. А вот мне хочется писать именно статьи. Например, о Гамлете Шекспира. О том, что он собой представляет.
Ясукити сделал великое открытие. Такое изобилие в мире обозревателей, критиков, безусловно, не случайно.
Траурная процессия вошла наконец в ворота храма. За храмом росла сосновая роща, сквозь которую проглядывало безмятежное море. Видимо, здесь всегда царит покой. Но сейчас весь двор заполнили находившиеся в первых рядах похоронной процессии ученики школы. Ясукити, сняв у входа в храм лаковые туфли, пошёл по длинной веранде к устланным новыми татами местам, отведённым для участников похорон.
Напротив были места для родственников. На самом почётном сидел отец капитан-лейтенанта Хонды. Лицом он тоже напоминал лысого грифа и, хотя был совершенно седым, излучал энергию, которой недоставало его покойному сыну. Рядом с ним сидел студент, безусловно сын покойного. Третьей была его сестра, очень миловидная девушка. Четвёртым… хотя о нём, как и об остальных, следующих за ним, ничего особенного сказать было невозможно. Во главе участников похорон сидел начальник школы. Рядом с ним – начальник отдела. Ясукити расположился сзади него, во втором ряду. Причём сидел не на пятках, подогнув колени, как начальник школы и начальник отдела, а свободно скрестив ноги, будто они у него затекли и он хочет немного отдохнуть.
Вскоре началось чтение сутр. Ясукити нравилось чтение любых сутр, особенно в стиле Синнай. Но, к сожалению, храмы в Токио и его окрестностях деградировали в мастерстве чтения сутр. В старые времена Дзао из храма Кимбусэн, Гонгэн из Кумано, Мёдзин из храма Сумиёси собирались в храме Хориндзи, чтобы послушать чтение сутр священнослужителя Домё. Но с проникновением в Японию американской культуры завораживающие звуки чтения сутр ушли навсегда. Вот и сегодня, не говоря уж о четырёх послушниках, даже настоятель в очках будто школьный учебник читал соответствующий раздел сутры Хокэкё.
Когда чтение было закончено, начальник школы вице-адмирал Сасаки медленно подошёл к гробу покойного капитана третьего ранга. Покрытый белым шёлком гроб стоял недалеко от входа, у самого пьедестала статуи Будды. На столике перед гробом лежали искусственные лотосы, стояли горящие свечи,
