Пока полк находился в Хертфордшире, Элизабет не замечала, чтобы Лидия была неравнодушна к Уикему; но она знала, что та всегда лезла из кожи вон, чтобы привлечь к себе чье-либо внимание. Ее любимчиком становился то один офицер, то другой, что, впрочем, зависело лишь от интенсивности их ухаживания. Симпатии ее отличались неустойчивостью и изменчивостью, однако всегда были обращены на какого-нибудь мужчину. Но вся беда в том, что семья не придавала этому никакого значения и, даже наоборот, потворствовала ей. Ох, как же поздно Элизабет это поняла!
Она буквально рвалась в Лонгбурн и хотела поскорее оказаться там, в своем доме, где сейчас все было поставлено с ног на голову: матери требовался постоянный уход, отца не было вообще, а на хрупкие плечи Джейн свалилась масса забот; и, пусть Элизабет почти не надеялась на то, что еще чем-нибудь можно помочь Лидии, выход она видела прежде всего во вмешательстве дядюшки; и, пока он не появился в комнате, ее отчаяние было беспредельно. Мистер и миссис Гардинер бежали что было мочи, так как невразумительный рассказ слуги встревожил их и заставил предположить, что племянница внезапно заболела. Однако, заверив их в том, что с нею все в порядке, Элизабет тут же объяснила им истинную причину такой безотлагательности и зачитала вслух оба письма, подробно остановившись на последний строках, которые заключали в себе просьбу Джейн. Несмотря на то, что к Лидии мистер и миссис Гардинер относились довольно прохладно, это известие их растрогало, ведь последствия могли быть печальными не только для нее, но и для всей семьи; и после первых же восклицаний, выражавших удивление и ужас, мистер Гардинер с готовностью пообещал оказать любую помощь, какая только была в его силах. Элизабет, которая, впрочем, ничего другого и не ожидала, прослезившись, поблагодарила его; и все трое, понимая, что должны вернуться как можно быстрее, принялись собираться к дороге.
– А что насчет Пемберли? – вспомнила вдруг миссис Гардинер. – Джон сказал, что, когда ты посылала за нами, здесь был мистер Дарси. Это так?
– Да; и я предупредила его, что мы не сможем нанести ответный визит. Не беспокойтесь – все улажено.
– Все улажено, – повторила та и кинулась к себе в комнату, чтобы приготовить чемоданы. – Надеюсь, они все-таки не раскроют всю правду. Хотелось бы верить, что нет.
Какими бы напрасными ни были эти пожелания, Элизабет понимала, что они, по крайней мере, не будут огорчать тетушку раньше времени и позволят ей правильно составить записки, в которых предстояло всем ее подругам из Ламтона объяснить под благовидным предлогом, чем вызван их столь поспешный отъезд. Через час эти дела были закончены; и, поскольку мистер Гардинер тем временем успел оплатить счет за их проживание на постоялом дворе, им ничего не оставалось, как ехать; и Элизабет, несмотря на то, что чувствовала себя ужасно разбитой, через несколько минут уже забралась в экипаж, который вскоре покатил в сторону Лонгбурна.
– Знаешь, Элизабет, я снова и снова возвращаюсь к этому делу, – проговорил дядюшка, когда они уже отъехали на приличное расстояние от города, – и, принимая во внимание все детали, начинаю приходить к такому же выводу, что и твоя старшая сестра. Мне кажется маловероятным, чтобы какой-либо молодой человек мог строить подобные планы по отношению к девушке, за которую есть кому постоять и которая к тому же гостила в семье его полковника. Я полагаю, у нас есть все основания надеяться на лучшее. Неужели он может рассчитывать на то, что друзья не станут на ее защиту? Неужели он думает, что его снова примут в полку, после того как он нанесет такое оскорбление самому Форстеру? Нет, каким бы сильным ни было его искушение, оно не оправдывает подобного риска.
– Вы действительно так считаете? – обрадовалась Элизабет, чье лицо на мгновение прояснилось.
– Между прочим, – вмешалась в разговор миссис Гардинер, – я тоже придерживаюсь этого мнения. Я не верю, что он способен забыть о нравственности и покуситься на честь и интересы другого человека. Я просто не могу так плохо думать об Уикеме. Ты посуди сама, Лиззи, зачем ему нарушать устоявшиеся нормы и брать на себя такую ответственность?
– Боюсь, что об ответственности он сейчас думает меньше всего. Уикем всегда отличался безрассудством, и от него можно ожидать чего угодно. Но как бы я хотела, чтобы вы оказались правы! Тем не менее… Почему же они все-таки не поехали в Шотландию, если таковым действительно было их намерение?
– Начнем с того, – ответил мистер Гардинер, – что у нас пока нет достаточных доказательств, чтобы утверждать, что они сейчас не в Шотландии.
– А разве тот факт, что они отпустили извозчика и наняли другой экипаж, не говорит в пользу этого предположения? Кроме того, на дороге в Барнет их ведь так никто и не видел.
– Ну, хорошо, допустим, что их следы ведут в Лондон; но ведь они могут быть там не только потому, что хотят затеряться в крупном городе, но и по ряду других причин. Скажем, материальных. Не думаю, чтобы у кого-нибудь из них было при себе достаточно много денег; так что, обнаружив это, они, наверняка, предпочли жениться в Лондоне, а не в Шотландии, где то же удовольствие обошлось бы им в кругленькую сумму, хотя и с наименьшей потерей времени.
– Но к чему вся эта скрытность? К чему такой страх перед тем, что их найдут? Зачем венчаться втайне? Нет, я этого не понимаю. К тому же из письма мы знаем, что его самый близкий друг как-то проговорился о том, что Уикем вообще никогда не собирался брать ее в жены. Да и чем Лидия могла привлечь его, если не считать ее молодости и здоровья? Какими достоинствами она обладает, чтобы заставить его навсегда отказаться от возможных более выгодных партий? Я понятия не имею, какие меры последуют в связи с этим бесчестным поступком со стороны командования полка, так как никогда не сталкивалась с подобным; но что касается остальных ваших доводов, то не думаю, что они имеют над ним какую-либо силу. У Лидии нет братьев, которые могли бы стать на ее защиту; и Уикем – по поведению моего отца, по его безразличию и по тому ничтожному вниманию, которое он уделяет всему, что происходит в нашей семье, – может вообразить, что его действия окажутся если не замеченными, то, по крайней мере, безнаказанными.
– А тебе никогда не приходило в голову, что Лидия может любить Уикема настолько, что готова с ним жить при любых условиях, в том числе и, не заключая брака?
– Вполне возможно; и это меня пугает больше всего, – ответила Элизабет, у которой на глаза вновь навернулись слезы, – потому как, если девушка соглашается на подобный шаг, мы вправе усомниться в ее порядочности. Кто знает, может быть, я слишком несправедлива к ней, но ведь она еще так молода, так неопытна. Ее воспитанием никто серьезно не занимался; и последние шесть месяцев, точнее, весь последний год она предавалась либо безделью, либо развлечениям. Ей было позволено распоряжаться своим временем по собственному усмотрению, и она провела его в праздности и суете. С тех пор, как …ширский полк расквартировали в Меритоне, Лидия забивала себе голову лишь любовью, флиртом и офицерами. Она думала и говорила только об этом и делала все, чтобы таким образом еще сильнее разжечь в себе страсть. А что до Уикема, то мы прекрасно знаем, что ему не занимать обаяния и такта, которыми он так легко пленит любую женщину.
– Но ведь Джейн, если ты заметила, – продолжала тетушка, – не думает о нем так плохо и не считает, что он способен на подобный поступок.
– А о ком Джейн вообще когда-либо думала плохо? И разве есть такой человек, о котором, даже несмотря на его дурную репутацию, она скажет что-либо худое, пока сама не получит все необходимые доказательства? Тем не менее, как и мне, ей хорошо известно, кем на самом деле является Уикем. Мы обе знаем, что человек он распутный; что для него не существует понятия чести; что он втирается в доверие, а потом предательски обманывает.
– Неужели ты действительно вправе делать такие заявления? – воскликнула миссис Гардинер, чье любопытство, вызванное осведомленностью племянницы, достигло апогея.
– Боюсь, что да, – слегка покраснев, ответила Элизабет. – На днях я уже рассказывала вам, насколько скверно он поступил по отношению к мистеру Дарси; да вы и сами, находясь в последний раз в Лонгбурне, должно быть, слышали, в каких выражениях он говорил о человеке, который столько времени был к нему снисходителен и терпим. Существует еще множество других примеров, о которых я даже не хочу сейчас вспоминать; но самое ужасное – это его стремление представить в ложном свете всех обитателей Пемберли. После того, как он описал мне мисс Дарси, я подготовила себя к встрече с гордой, скрытной и неприятной особой. Но он ведь понимал, что говорит все с точностью до наоборот. Он отлично знал, что она милая и скромная девушка – такая, какой мы ее и увидели.
