решил опять обратиться в полицию. Полицейский деревенского участка полиции сразу же забрал вора и стал грубо ругать:
– Ну и нрав же у тебя, так ничему и не научился.
Сделав недовольное лицо, он так ответил полицейскому:
– За то, что я украл корову, меня приговорили к трём месяцам каторжных работ. Так что корова стала моей. Но когда я вернулся домой, она снова была у соседа (правда, стала толще, чем раньше), поэтому я привёл её к себе. Что же плохого я сделал?
Ревность
Я могу показаться очень ревнивым. Когда я останавливаюсь в гостинице, администратор и горничные приветствуют меня низким поклоном. Приходит следующий постоялец, они и его приветствуют низким поклоном. Видя это, я не могу не проникнуться к пришедшему после меня постояльцу неприязнью.
При этом сказавший мне это человек был самым мягким, благородным джентльменом из всех, кого я знал.
Первый поцелуй
После того как он и она стали мужем и женой, он откровенно рассказал ей обо всех любовных похождениях, случавшихся с ним до этого. Как он и предполагал, это явилось гарантией их счастья. Он утаил от неё только один случай. Когда ему было восемнадцать лет, он целовался с гостиничной горничной, которая была старше его. И не потому, что заранее решил, что лучше не рассказывать об этом. Просто подумал, что это такая мелочь, о которой вполне можно и не упоминать.
Прошло три года, и он в каком-то разговоре рассказал ей об этом случае. Она переменилась в лице и сказала: «Ты обманул меня». Это, вроде крохотной занозы, навсегда стало источником разлада между супругами. После этой ссоры он, оставаясь в одиночестве, обдумывал случившееся. «Наверное, я был слишком честен. Или, может быть, где-то в глубине души оказался не в состоянии быть до конца честным».
Слова, которых нет в «Алфавитном словаре»
Во время учёбы в Эдинбурге он попытался вскочить в трамвай на ходу, но упал и потерял сознание. Пока его везли в больницу, он всё время бредил по-английски. Когда он поправился, приятель без всякого умысла рассказал ему об этом. С тех пор он уверовал в свои лингвистические способности и, в конце концов, стал известным учёным в области английского языка. Это была его заветная мечта, которую он успешно осуществил. Но меня заинтересовали слова матери, жившей в доме сына во время его отсутствия.
– Мой сын учился и в совершенстве постиг японский язык, поэтому сейчас он специально поехал в Европу, чтобы выучить слова, которых нет в «Алфавитном словаре».
Мать и сын
Недавно ему стало известно, что его мать была гейшей. Стало известно также, что сейчас она держит в Пекине, на улице Янчжоу, ресторан. Он был рад, что по торговым делам должен два – три дня пробыть в Пекине, и решил обязательно встретиться с матерью.
Он пришёл в этот ресторан и около часа разговаривал с полной, всё ещё пудрившейся женщиной. Но не мог не почувствовать разочарования от её внушающей беспокойство несколько притворной любезности. Она вела себя так, несомненно, потому, что испытывала безотчётный страх перед этим аккуратным, обстоятельным человеком. И ещё, несомненно, потому, что хотела скрыть от своего теперешнего покровителя, что к ней пришёл сын.
Когда он ушёл, она вздохнула с облегчением, но на следующий день, подумав о том, что испытывают в таких случаях родители и дети, она почувствовала, что вела себя непростительно холодно. Она, разумеется, знала, где остановился сын. Ещё засветло она села в неопрятную коляску рикши и поехала в его гостиницу, но, к несчастью, он только что покинул гостиницу и уехал в Ханькоу. Она очень опечалилась, но делать было нечего: снова села в коляску рикши и по пыльным улицам поехала обратно домой. Думая о том, как сильно она уже постарела.
Когда уже начало смеркаться, он, сидя в вагоне пассажирского поезда Пекин – Ханькоу, смотрел в окно и думал о матери, пахшей белилами и пудрой. И при этом испытывал к ней нежность. Но ему было неприятно, что у неё так много золотых зубов.
Риторика
В пассажирском вагоне третьего класса железной дороги Токайдо мужчина в форменной рабочей куртке с напечатанным названием предприятия, на котором он работал, скорее всего плотник, глядя на море у городка Эдзири, сказал попутчику:
– Смотрите! Волны точь-в-точь играющие щенки.
Глядя на паровоз
…Наши дети часто подражают паровозу. Разумеется, не стоящему на месте. Они двигают руками, пыхтят, подражая мчащемуся вперёд паровозу. И это делают не только мои дети. Чем же им так нравится паровоз? Наверное, тем, что в нём они ощущают мощь. Или же хотят, чтобы и у них была такая же бурная жизнь, как у паровоза. Подобное желание испытывают не только дети. И взрослые тоже.
Только паровоз взрослых – это не совсем паровоз, не в буквальном смысле слова. Правда, по тому, как он стремительно мчится вперёд и сколь чётко очерчена его колея, он подобен паровозу. Колея – это либо деньги, либо слава, либо, наконец, женщины. Мы (будь то дети или взрослые – безразлично) полны желания свободно мчаться вперёд, но одно то, что мы желаем этого, означает потерю свободы. Это не парадокс. Это парадоксальная жизненная реальность. Однако заключённые в нас бесчисленные предки, социальные условия определённой эпохи определённой страны в той или иной мере играют роль тормоза наших желаний. И всё же эти желания обитают в нас ещё со времён глубокой древности…
Я не мог не думать об этом, когда, стоя на высокой насыпи, смотрел, как мимо меня мчатся дети и настоящие паровозы. Перед насыпью, где я стоял, была ещё одна насыпь, и на ней криво рос уже начавший засыхать каштан. А вот тот паровоз 32–71 – это Муссолини. Колея, по которой он мчится, сейчас ярко сверкает. Но если вспомнить, что любая колея в конце, где не ходят поезда, проржавела, то, возможно, и жизнь Муссолини закончится так же, как кончаются жизни таких же простых смертных, как мы. Более того…
Более того, мы полны желания мчаться вперёд, не ограничивая себя ничем, и в то же время движемся по колее. Этого противоречия никогда не следует упускать из виду. Вот тут-то и зарождается то, что именуется нашей трагедией. Макбет – здесь сомнений нет, но даже и такие персонажи, как Кохару и Дзихэй [44], в конце концов, превратились в паровозы. Возможно, Кохару и Дзихэй не обладали столь могучими характерами, как Макбет, но во имя своей любви очертя голову помчались вперёд. (Принципы трагедии, как её понимают на Западе, здесь, как ни прискорбно, неприменимы. Трагедии создаются людьми, а не эстетами.) Эта трагедия из-за неясности мотивов, которыми руководствуются герои (не исключено, что выяснение мотивов
