Искренне ваш и т. д. и т. д.»
Мистер Гардинер не писал до тех пор, пока не получил ответ от полковника Форстера; но и после этого ничего обнадеживающего он сообщить не смог. Ни одному офицеру в полку не было известно о том, чтобы у Уикема водились родственники или близкие люди, с которыми он поддерживал бы отношения. Знакомых у него раньше было много; но тесной дружбы он ни с кем не завязал и как только вступил в войска, то забросил их всех. Таким образом, не было никого, кто мог бы с уверенностью сказать, где он находится. Более того, вдобавок к боязни быть обнаруженным родственниками Лидии, к чрезмерной скрытности его также побуждало и тяжелое финансовое положение. Совсем недавно на поверхность всплыло то, что, не единожды проигравшись в карты, он оставил после себя огромные долги. Полковник Форстер считает, что потребуется свыше одной тысячи фунтов стерлингов, чтобы покрыть все его расходы в Брайтоне. В Лондоне же, как выяснилось, он должен был еще более значительные суммы. Возможно, мистер Гардинер, не подумавший о том, чтобы утаить эти подробности от семьи в Лонгбурне, поступил несколько опрометчиво; ибо Джейн, узнав о них, в ужасе воскликнула:
– Картежник! Этого я уже никак не ожидала. И кто бы мог подумать…
Мистер Гардинер также написал, что если их отцу не помешают непредвиденные обстоятельства, то он приедет домой уже на следующий день, то есть в субботу. Приведенный в отчаяние столькими неудачными попытками, он, наконец, поддался уговорам своего шурина и согласился вернуться в Лонгбурн, поручив продолжать поиски мистеру Гардинеру. Когда об этом передали миссис Беннет, она не выразила того восторга, который ожидали ее дети, еще хорошо помнившие ее прежнее беспокойство по поводу безопасности мужа.
– Что! Он возвращается домой?! И без бедной Лидии?! – кричала она. – Нет, он не может уехать из Лондона, пока не найдет ее. Кто же тогда сразиться с Уикемом и заставит его жениться на ней?
Поскольку миссис Гардинер уже начала скучать по собственному дому, было решено, что она вместе с детьми отправится в Лондон еще до того, как оттуда приедет мистер Беннет; и, таким образом, ее увезла карета, которая вернулась в Лонгбурн уже с самим хозяином.
Уезжая, миссис Гардинер пребывала в крайнем недоумении по поводу Элизабет и ее друга из Дербишира, который был так внимателен и заботлив. С тех пор племянница ни разу не упомянула его имени; а предположения миссис Гардинер относительно того, что он пошлет им вдогонку письмо, на практике не подтвердились, так как Элизабет из Пемберли ничего не получала.
Нынешнее бедственное положение ее семьи на самом деле давало массу поводов для письма, в котором мистер Дарси мог бы, например, выразить свое сочувствие. Теряясь в догадках, Элизабет никак не могла понять, почему он так долго молчит. Поскольку она уже прекрасно разбиралась в собственных чувствах, то знала, что, если бы он написал ей, она бы намного легче перенесла тяжесть позора, который навлекла на них Лидия. Даже одно его слово, как считала Элизабет, могло бы избавить ее от столь частых бессонных ночей.
Когда приехал мистер Беннет, то поразил всех своим обычным спокойным видом. Не имея привычки говорить много, он и сейчас почти молчал и ни словом не обмолвился о деле, которое вынудило его покинуть дом; и только, спустя какое-то время дочери, наконец, осмелились затронуть волнующую их тему.
Это случилось уже ближе к вечеру, когда все собрались пить чай. Первой о Лидии заикнулась Элизабет; и, как только она выразила сожаление по поводу того, что пришлось вынести ее отцу, он ответил:
– Ничего не говори об этом, ведь кто должен страдать, как не я? Ее поступок на моей совести, и расплачиваться за него мне.
– Вы не должны быть к себе так строги, – произнесла Элизабет.
– Не нужно предостерегать меня против этого. Нет, Лиззи, позволь мне хоть раз в жизни почувствовать свою вину. И не беспокойся: я не сойду с ума, и все это скоро пройдет.
– Вы полагаете, что они в Лондоне?
– Конечно. Где же еще они могут так хорошо прятаться?
– Лидия всегда хотела попасть в Лондон, – заметила Китти.
– Выходит, она сейчас счастлива, – сухо проговорил отец, – и возможно, ее пребывание там продлится достаточно долго.
Затем, после небольшой паузы, он добавил:
– Лиззи, я больше не держу на тебя зла за твой совет, который ты мне дала в мае, и к которому я не прислушался, хотя и должен был, учитывая нынешние обстоятельства.
Их прервала Джейн, вошедшая в столовую для того, чтобы отнести матери чай.
– Это же спектакль какой-то! – воскликнул мистер Беннет. – Да она просто играет на публику и старается придать своему горю театральность! Завтра я поступлю точно так же: запрусь в своей библиотеке, надену халат и ночной колпак и стану доставлять всем как можно больше хлопот. Или, может быть, мне лучше отложить это до следующего раза, когда из дома сбежит Китти?
– Я не собираюсь убегать, папа, – с обидой ответила Китти. – Если бы я и поехала в Брайтон, то вела бы себя намного лучше, чем Лидия.
– Ты – в Брайтон! Да я не пущу тебя дальше Истбурна. Нет, Китти, теперь я научился быть предусмотрительным и боюсь, что первой это почувствуешь ты. Больше ни один офицер не войдет в Лонгбурн и даже не приблизится к нему на милю. Все балы будут запрещены, по крайней мере, до тех пор, пока ты не начнешь вставать по утрам вместе с остальными сестрами. И ты больше не выйдешь из дома, если не сможешь доказать, что каждый день провела хотя бы десять минут за чем-нибудь ст(ящим. Китти, принявшая все эти угрозы всерьез, заплакала.
– Перестань, – попробовал он успокоить ее. – Не нужно так расстраиваться. Если в течение следующих десяти лет ты будешь хорошей девочкой, то я даже сам свожу тебя куда-нибудь.
Спустя два дня после возвращения мистера Беннета в Лонгбурн, когда Джейн и Элизабет прогуливались за домом по обсаженной кустарником аллее, они заметили, как к ним направляется экономка, и, решив, что та собирается позвать их к матери, поспешили навстречу; однако стоило им приблизиться к ней, как она сразу же обратилась к Джейн:
– Прошу прощения, что помешала вам, мадам; но мне показалось, что из города для вас могли прийти хорошие новости, поэтому я позволила себе поинтересоваться…
– Что вы имеете в виду, Хилл? Мы ничего не получали из города.
– О, мадам, – в изумлении воскликнула миссис Хилл, – неужели вы не знаете, что от мистера Гардинера на имя хозяина пришло срочное сообщение? Я видела его здесь всего полчаса назад, и он сам держал в руках это письмо.
Не теряя времени на разговоры, девушки кинулись к дому. Пробежав через холл, они заглянули в столовую, затем в библиотеку и, нигде не найдя отца, собрались уже подняться наверх в комнату матери, как вдруг столкнулись на лестнице с дворецким.
– Если вы ищете хозяина, мэм, – произнес тот, – то он отправился к рощице.
Узнав об этом, они тотчас же вновь пересекли холл и бросились через лужайку за отцом, который сейчас шел к небольшому подлеску, расположенному за живой изгородью.
Джейн, будучи потяжелей Элизабет и к тому же менее привычней передвигаться бегом, вскоре немного отстала; тогда как ее сестра догнала-таки отца и, еле переводя дыхание, выкрикнула еще на ходу:
– Папа, папа, какие новости? Вы ведь получили письмо от дядюшки?
– Да, оно пришло срочной почтой.
– И какие там новости: хорошие или плохие?
– Разве мы теперь можем ждать хорошего? – сказал он, доставая письмо из кармана. – Но ты, наверное, хотела бы сама ознакомиться с ним?
Едва Элизабет выхватила из его рук конверт, как подоспела Джейн.
– Читай вслух, – предложил отец, – а то я уже и сам не очень хорошо помню, о чем оно.
– «Грейсчерч-стрит, понедельник, 2-ое августа.
Дорогой брат, наконец я могу сообщить тебе, что мне удалось раздобыть о племяннице кое-какие сведения, которые в целом, я надеюсь, ты найдешь удовлетворительными. В субботу, вскоре после того, как ты уехал, я неожиданно выяснил, где они находятся. Подробности оставлю до встречи. Главное сейчас то, что они обнаружены, и я сам видел их…»
– Значит, как я и думала, они поженились, – поспешила обрадоваться Джейн.
Элизабет продолжила:
– «…я сам видел их обоих. Они не женаты и, насколько я понимаю, никогда и не вынашивали таких планов. Однако если попробовать настоять на венчании и при этом пойти на определенные уступки, то они, как мне кажется, упрямиться не станут. Тебе потребуется лишь убедить свою дочь – при помощи дарственной записи – в том, что ей будет гарантирована равная доля от тех пяти тысяч фунтов стерлингов, которые достанутся твоим детям после вашей смерти; и, более того, отметить в этой дарственной, что Лидия при твоей жизни будет получать по сто фунтов ежегодно. Это и есть выдвинутые ею условия, с которыми я не мог согласиться только потому, что прежде должен был посоветоваться с тобой. Я отправляю это письмо срочной почтой, так как рассчитываю получить твой ответ как можно раньше. Кстати, из ее запросов нетрудно догадаться, что положение Уикема не такое уж безнадежное, как об этом говорят. Боюсь, что народ, как всегда, немного преувеличивает; и я счастлив сообщить, что у них останется достаточно денег даже после того, как они погасят все его долги. Итак, мое предложение таково: ты присылаешь мне доверенность, по которой я смогу действовать от твоего лица, после чего я немедленно даю указания Хаггерстону составить дарственную запись по требуемой нам форме. Тебе, таким образом, не нужно будет приезжать в город еще раз. Оставайся в Лонгбурне и целиком положись на меня. Не тяни с ответом и пиши как можно яснее. Хочу также заметить, что, на наш взгляд, будет лучше всего, если племянницу возьмут в жены из моего дома. Я надеюсь, что возражений против этого у тебя нет. Лидия переезжает к нам уже сегодня. При необходимости я пришлю еще одно письмо. Твой, и т. д.
