Миссис Хилл тут же начала выражать свою радость и принялась всех поздравлять. Элизабет настолько устала от этой суеты, что поспешила удалиться в свою комнату, где рассчитывала подумать о будущем сестры в более спокойной обстановке.
Положение бедной Лидии, разумеется, было тяжелым; но, как бы Элизабет ни переживала за свою сестру, заглядывая вперед, она не видела для нее ни семейного счастья, ни материального благополучия; хотя, обращаясь к прошлому, к тому, что они испытывали всего два часа назад, она прекрасно понимала, что их семья должна быть благодарна уже за это.
Прежде мистер Беннет неоднократно подумывал о том, чтобы не тратить весь свой доход сразу, а назначать ежегодное содержание, что в будущем могло бы способствовать лучшему материальному обеспечению как детей, так и жены, в том случае если последняя все-таки переживет его. Теперь же он мог только сожалеть, что не поступил так, когда еще не было слишком поздно. Если бы он в свое время занялся этим, то сейчас они не стали бы из-за Лидии влезать в долги к ее дяде, даже если тот не придавал этому никакого значения. По крайней мере, унижать себя тем, что уговаривать одного из самых никчемных молодых людей в Великобритании стать мужем их дочери, пришлось бы им самим.
Мистер Беннет не мог смириться с тем, чтобы в этом не самом выгодном деле все расходы взял на себя один только шурин, и потому он хотел выяснить, в какой именно степени тот помог его семье деньгами, и как можно быстрее расплатиться с ним.
Когда мистер Беннет только женился, его мало беспокоила экономия, поскольку молодая пара рассчитывала на то, что у них обязательно будет сын, который при достижении нужного возраста унаследует все их состояние. Даже после того, как на свет появилось пять дочерей, они по-прежнему ждали мальчика; и миссис Беннет после рождения Лидии не расставалась с этой надеждой еще много лет. Когда же они все-таки отчаялись, то копить деньги уже было поздно; и увеличить свои доходы им не позволило как неумение миссис Беннет вести хозяйство, так и любовь ее мужа к независимости и свободе.
Таким образом, в конечном итоге была определена сумма в пять тысяч фунтов стерлингов; и именно такие деньги должны были достаться при замужестве их дочерям, причем в том соотношении, которое зависело только от воли родителей. Поскольку сейчас мистер Беннет был готов уступить запросам Лидии, ему оставалось лишь выразить на бумаге свою признательность мистеру Гардинеру и дать согласие на его дальнейшие действия. До сих пор, кстати, мистер Беннет никогда не думал, что брак Лидии с Уикемом причинит ему так мало неудобств, ведь он на самом деле едва ли обеднеет, если будет выплачивать им по сто фунтов в год.
Он также не предполагал, что с его стороны потребуется минимум усилий; и когда в душе его улегся весь гнев, вызванный безуспешными поисками дочери, мистер Беннет стал вновь таким же вялым, как раньше. Что же касается письма, то, какой бы неприятной ни казалась ему эта мысль, он довольно быстро составил его и даже успел уже отправить. Разумеется, ему было бы любопытно узнать подробности, которые приберег для него мистер Гардинер, однако присутствие Лидии, переселившейся в дом дядюшки, не позволяло мистеру Беннету поинтересоваться ими в этом же письме.
Новости тем временем уже облетели весь дом и начали уверенно распространяться по округе, где, понятно, приобретали множество различных толкований. Замужество Лидии обсуждалось всеми, но особенно недоброжелательно настроенными по отношению к ней старухами, которые считали, что этим браком она выиграет немного, ибо жизнь с таким мужем превратится для нее в сплошной кошмар.
Уже прошло две недели, с тех пор как миссис Беннет вышла из своей комнаты, однако и сейчас она была по-прежнему безмерно рада. Чувство стыда за позорный поступок Лидии ее нисколько не беспокоило; и она думала лишь о предстоящей свадьбе, которая воплощала в жизнь ее давнюю мечту, ставшую главной еще с тех пор, как Джейн исполнилось шестнадцать. Голова ее теперь была забита исключительно торжественными нарядами, разукрашенными экипажами и снующей второпях прислугой. Кроме того, она даже начала подыскивать для своей дочери жилье и, хотя не имела ни малейшего понятия о доходах будущей семьи, уже успела забраковать несколько особняков, которые были, на ее взгляд, либо недостаточно большими, либо недостаточно величественными.
– Возможно, – говорила она, – вполне сгодился бы и Хей-Парк, но неизвестно, согласятся ли выселиться из него Гоулдинги. Тот огромный дом в Стоуке – тоже ничего, вот только столовая в нем какая-то убогая. А Эшворт слишком далеко отсюда! Я не выносу, если моя родная дочь будет жить от меня в десяти милях. Что же касается поместья Первис-Лодж, то чердаки там просто ужасные.
Муж не мешал ей разглагольствовать на эту тему до тех пор, пока вокруг крутились служанки. Как только те вышли, он спокойно произнес:
– Миссис Беннет, прежде чем вы остановитесь на любом из этих домов или даже на всех сразу, давайте вначале проясним кое-какой вопрос. Боюсь, что в один из них ваша дочь с зятем не въедут никогда. Я не позволю, чтобы они переселились в Лонгбурн.
За этим заявлением последовал довольно долгий спор, однако мистер Беннет твердо стоял на своем и, даже более того, вскоре сделал еще одно замечание. Когда миссис Беннет узнала, что ее муж не даст ни гинеи на то, чтобы купить их дочери изысканные наряды, она в ужасе вытаращила на него глаза. Он же считал, что Лидия недостойна того, чтобы ей оказывали какое-либо внимание или поддержку. У миссис Беннет подобное просто не укладывалось в голове. Она никак не могла понять, откуда в его сердце взялась такая жгучая ненависть, что он отказывает дочери даже в том, без чего ее свадьбу едва ли можно будет назвать действительной. То, что Лидия в момент венчания окажется без надлежащего платья, она считала куда более позорным, чем ее бегство и сожительство с Уикемом.
Элизабет же сейчас горячо сожалела о том, что когда-то, под действием минутного потрясения, позволила себе посвятить мистера Дарси в свои опасения по поводу сестры; ведь если ее побег так или иначе заканчивается браком, то им, возможно, удалось бы скрыть самую непристойную часть этой истории, во всяком случае от тех, кто не жил по соседству.
Впрочем, она не боялась, что он станет рассказывать об этом каждому встречному. Существовало крайне мало людей, на которых Элизабет могла положиться так же, как на него. Но в то же самое время не было ни одного человека, чья осведомленность относительно дурного поведения сестры причиняла бы ей столько боли. И вовсе не потому, что это могло неблагоприятно сказаться на положении самой Элизабет; нет, между ними в любом случае лежала непреодолимая пропасть. Все дело было в том, что если бы Лидия заключила брак, как все уважающие себя люди, то мистер Дарси вряд ли бы согласился связать себя с семьей, в недавнем времени породнившейся с человеком, которого он презирал каждой своей клеточкой.
Элизабет не сомневалась, что в этом случае он стал бы сторониться их; и его стремление доставить ей радость, которое в Дербишире он ни от кого не скрывал, теперь, наверняка, сошло бы на нет. Ей было горько, ей было обидно, и ей было жаль, хотя она и не знала чего именно. Может быть, уважения, на которое отныне она едва ли могла рассчитывать. Может, его письма, которого, скорее всего, она так никогда и не дождется. Как бы там ни было, но именно сейчас, когда вероятность их новой встречи сводилась к нулю, она убеждала себя в том, что только с ним могла бы быть по-настоящему счастливой.
Она часто думала о том, как он обрадовался бы, если б узнал, что она готова принять предложение, которое с такой гордостью отвергла всего четыре месяца назад! Дарси, безусловно, был благородным, наверное, даже самым благородным из всех мужчин; но, поскольку он входил в число обычных смертных, и ему не были чужды земные радости.
Теперь она начинала понимать, что он является именно тем человеком, который по своему характеру и способностям подходит ей больше кого-либо другого. Его забота и внимание могли бы полностью отвечать ее желаниям; и их союз был бы выгоден им обоим. Благодаря ее живости и веселости его сердце стало бы еще мягче, а манеры – более приятными; она же могла извлекать пользу даже из простого общения с ним.
Но, к сожалению, столь удачному браку не суждено было стать в пример тому множеству людей, которые так и не смогли узнать, что такое супружеское счастье; и сейчас в ее семье намечался совсем другой союз, который основывался на совершенно иных принципах и к тому же препятствовал заключению первого.
Элизабет смутно представляла, каким образом Уикем и Лидия, будучи независимыми от родителей последней, смогут поддерживать свое существование. Но в одном она по-прежнему была уверена: в том, что радость от совместной жизни у них очень быстро пройдет, поскольку оба они сошлись только потому, что в свое время их страсть оказалась сильнее целомудрия.
