— С кем это я вас видел сегодня утром? — спросил я, когда он сел.
— А, это Эдвард Дрифилд. Я не стал вас знакомить, будучи не уверен, что вашему дяде это понравится.
— Мне это представляется крайне нежелательным, — сказал дядя.
— Ну а кто он? Из Блэкстебла?
— Он родился в нашем приходе, — сказал дядя. — Его отец служил управляющим у старой мисс Вулф, в Ферн-корте, но в церковь к нам не ходил.
— Он женился на местной девушке, — вставил мистер Галовей.
— Надеюсь, церковным браком? — сказала тетя. — Правда, что она была официанткой в баре?
— Вид у нее такой, что это вполне возможно, ответил с улыбкой мистер Галовей.
— Они здесь надолго?
— По-моему, да. Сняли дом в том переулке, где молельня конгрегационалистов.
Хотя любой новый переулок не остался безымянным, никто тогда в Блэкстебле не знал и не употреблял их названий.
— Он будет ходить в церковь? — спросил дядя.
— Об этом я его пока не спрашивал, — ответил Галовей. — Вы знаете, это довольно образованный человек.
— С трудом этому поверю, — сказал дядя.
— Он учился в Хэвершемской школе, как я понял, и постоянно получал грамоты и награды. Его взяли потом на стипендию в Водхем, но тут он удрал в моряки.
— Насколько я слышал, у него ветер в голове, — произнес дядя.
— Он мало похож на моряка, — вставил я.
— Так ведь он уже много лет не плавает. И кем только после этого не был. Сейчас он вроде бы писатель.
— Это ненадолго, — сказал дядя.
Никогда до того я не видел писателя; я заинтересовался, стал спрашивать.
— А что он пишет? Книги?
— Как будто бы. И статьи тоже. Прошлой весной выпустил роман. Обещал, что даст мне прочесть.
— На вашем месте я не стал бы тратить время на пустяки, — сказал дядя, никогда ничего не читавший, кроме «Таймс» и «Гардиан».
— А как называется роман? — спросил я.
— Он говорил название, да я забыл.
— Во всяком случае, тебе незачем знать, — высказался дядя. — Я решительно против того, чтобы ты читал пустые романы. В каникулы лучше всего бывать на свежем воздухе. И, как я догадываюсь, у тебя есть задание на лето.
Задание у меня было: «Айвенго». Я читал его, когда мне было десять, и перспектива читать его снова и писать по нему сочинение наводила на меня отчаянную тоску.
Думая о славе, которой достиг потом Эдвард Дрифилд, я не могу без улыбки вспомнить, как обсуждали его у дяди за столом. Когда Дрифилд умер и почитателям его захотелось, чтобы он был похоронен в Вестминстерском аббатстве, то новый викарий, третий после дяди, написал в «Дейли мейл», что Дрифилд родился в их приходе и не только провел здесь долгие годы, в особенности последние двадцать пять лет жизни, но и изобразил эти места во многих прославленных книгах, — и его останкам следует лежать в церковной ограде, где под кентскими вязами покоятся его отец и мать. В Блэкстебле оживились, когда вестминстерский настоятель довольно резко отказал в похоронах в аббатстве и миссис Дрифилд послала в газеты возвышенное письмо о своей верности самым дорогим мечтам мужа, желавшего быть похороненным рядом с простыми людьми, которых он так понимал и любил. Едва ли видные граждане Блэкстебла ныне так сильно отличаются от прежних, чтобы им оказалась по вкусу фраза относительно простых людей; впрочем, как я потом узнал, они и раньше терпеть не могли вторую жену Дрифилда.
К моему удивлению, через два или три дня после ленча с Олроем Киром мне пришло следующее письмо от вдовы Эдварда Дрифилда:
«Дорогой друг!
Я узнала, что на прошлой неделе у Вас с Роем была долгая беседа об Эдварде Дрифилде, и я рада была услышать, что Вы так хорошо о нем отзывались. Он часто говорил мне о Вас, исключительно высоко ценил Ваш талант. Ему было очень приятно, что Вы приехали к нам на ленч. Нет ли у Вас каких-либо его писем? Если да, будьте так добры, предоставьте мне их копии. Я буду польщена, если удастся уговорить Вас освободиться на несколько дней и погостить у меня. Живу я теперь тихо и одиноко, так что время, пожалуйста, выберите сами. Мне будет крайне приятно снова встретиться с Вами и поговорить о минувшем. У меня есть небольшая просьба к Вам, и я надеюсь, что из уважения к моему покойному супругу Вы не откажетесь ее исполнить.
Всегда искренне Ваша
Эми Дрифилд».
Миссис Дрифилд я видел единожды, и то мельком; обращения «дорогой друг» я не выношу, его одного было достаточно, чтобы отклонить приглашение. Меня возмутил неопределенный характер письма, из-за которого любая причина, которую я выдумаю для отказа, не скроет, что я не приехал, ибо не пожелал. Писем Дрифилда у меня не было. Кажется, некогда он присылал короткие записки, но писал так неразборчиво, что, если б даже я хранил свою почту, в голову бы не пришло беречь его послания. Откуда было знать, что его провозгласят величайшим писателем нашего времени? Я колебался только из-за просьбы миссис Дрифилд что-то для нее сделать. Это мне явно не улыбалось, но просто свинство не помочь, если можешь, и потом, ее муж был столь выдающейся личностью.
Письмо пришло утренней почтой, и после завтрака я позвонил Рою. Как только я себя назвал, его секретарь соединил нас. Если бы я писал детектив, тут же высказал бы подозрение, что моего звонка ждали, и бодрость в голосе Роя, приветствовавшего меня, укрепила это подозрение. Не бывает человек так бодр с раннего утра ни с того ни с сего.
— Надеюсь, не разбудил вас?
— Боже упаси, нет! — Провод донес его сочный смех. — Я с семи на ногах. Уже катался верхом в парке. Сейчас сажусь за завтрак, приходите, позавтракаем вместе.
— Я к вам, Рой, неравнодушен, — отвечал я, — но вы не из тех, с кем мне хотелось бы посидеть за завтраком. Кроме того, я уже поел. Послушайте, я только что получил письмо от миссис Дрифилд с приглашением погостить у нее.
— Да, она говорила мне, что собирается вас пригласить. Можем съездить вместе. У нее отличный газон на корте, к тому же она очень гостеприимна. По-моему, вам там понравится.
— А что я должен для нее сделать?
— О, по-моему, пусть лучше она сама вам скажет.
В голосе Роя была такая теплота, с какой следует говорить будущему отцу, что супруга собирается вознаградить его надежды. Но я не оттаял.
— Бросьте, Рой. Я старый воробей, меня на мякине не проведешь. Выкладывайте все, как есть.
На секунду в трубке стало тихо. Видимо, Рою не понравился мой тон.
— Вы не заняты сегодня поутру? — спросил он вдруг. — Я бы к вам зашел.
— Хорошо, заходите, я дома до полудня.
— Я буду самое большее через час.
Я повесил трубку и закурил. Перечитал письмо миссис Дрифилд.
Ленч, на который она ссылалась, я помню отчетливо. Случилось так, что я гостил неподалеку от Теркенбери у некой леди Годмарш, умной и красивой американки, жены баронета-картежника, пустоголового, хоть и обходительного. Наверное, чтобы скрасить серость семейной жизни, она завела обычай развлекать людей искусства. На ее веселых вечерах знать и прочие дворяне испуганно и смущенно сталкивались с художниками, писателями и актерами. Леди Годмарш не читала книг и не видала картин тех, кому оказывала гостеприимство, зато ей нравились такая компания и чувство причастности к артистическому миру. И когда речь как-то зашла об Эдварде Дрифилде, ее самом знаменитом соседе, а я упомянул, что очень хорошо его когда-то знал, она предложила поехать к нему на ленч в понедельник, после того как большинство гостей уедут в Лондон. Я возражал, что не встречался с Дрифилдом лет тридцать пять и не думаю, чтоб он меня узнал, а если и узнает (этого я вслух не сказал), то вряд ли обрадуется. Среди нас был молодой пэр, некто лорд Сколайн, столь преданный литературе, что взамен верховенства над страной, предписанного законами природы и общества, он переключил свою энергию на сочинение детективных романов. Ему страшно захотелось увидеть Дрифилда, и он сразу объявил, что предложение леди Годмарш прямо-таки божественно. Гвоздем приема была рослая молодая толстая герцогиня, она оказалась такой пламенной поклонницей прославленного писателя, что решила отменить свидание в Лондоне, чтобы уехать отсюда только к концу дня.
— Итак, нас будет четверо, — сказала леди Годмарш. — Едва ли они смогут принять больше. Я сейчас же дам телеграмму миссис Дрифилд.
Затрудняясь представить свое появление у Дрифилда в такой компании, я старался их расхолодить.
— Мы его только утомим до смерти, — говорил я. — Ему будет в тягость этакое вторжение незнакомцев. Он ведь глубокий старик.
— Именно поэтому, кто хочет его увидеть, должен поторопиться. Долго ему не протянуть. И он любит гостей, как рассказывает миссис Дрифилд. У них никто не бывает, кроме доктора и священника, наш приезд внесет разнообразие. Миссис Дрифилд говорила, что я когда угодно могу привозить интересных людей. Конечно, она должна быть начеку. Его из пустого любопытства осаждают самые разнообразные люди, кроме того, и журналисты, и писатели, которым хочется, чтобы он прочел их книги, да еще истеричные дуры. Но миссис Дрифилд — прелесть. Она не допустит к нему никого, кроме тех, кого, она считает, ему стоит принимать. Я уверена, он помер бы через неделю, если бы встречался со всеми, кому захочется. Она должна беречь его силы. Мы-то, понятно, совсем другое дело.
