Онъ провелъ передъ собою ночникомъ вдоль висѣвшихъ бумагъ, точно свѣтъ ночника былъ эмблемой свѣта его школьныхъ познаній; потомъ поставилъ бутылку на столь и сталъ позади него, зорко вглядываясь въ своихъ посѣтителей. Въ немъ была странная особенность, составляющая принадлежность нѣкоторыхъ хищныхъ птицъ, а именно: каждый разъ, какъ онъ хмурилъ лобъ, его всклокоченный хохолъ приподнимался.
— И вы всѣхъ ихъ вытащили, всѣхъ? — спросилъ Юджинъ.
На это хищная птица въ свою очередь спросила:
— А какъ ваша фамилія? — позвольте узнать.
— Это мой другъ, — сказалъ Мортимеръ, — мистеръ Юджинъ Рейборнъ.
— Мистеръ Юджинъ Рейборнъ? Хорошо. А почему бы мистеру Юджину Рейборну задавать мнѣ вопросы?
— Я такъ просто спросилъ: вы ли всѣхъ ихъ вытащили?
— Я отвѣчу вамъ такъ же просто: по большей части я.
— Какъ вы полагаете, не было ли насилія или грабежа въ нѣкоторыхъ изъ этихъ случаевъ?
— Я ничего объ этомъ не полагаю, и не изъ такого десятка. Если бы вамъ довелось добывать себѣ хлѣбъ изъ рѣки, то и вамъ некогда было бы полагать. Прикажете проводить?
Ляйтвудъ кивнулъ головой, и хозяинъ отворилъ дверь; но тутъ у самаго почти порога Ляйтвудъ увидѣлъ блѣдное и встревоженное лицо, — лицо человѣка сильно взволнованнаго.
— Вы не тѣла ли ищете? — спросилъ Гафферъ Рексамъ. — Или не нашли ли сами тѣла?
— Я заблудился, — отвѣчалъ человѣкъ торопливымъ и тревожнымъ голосомъ.
— Заблудились?
— Я… совершенно незнакомъ съ этими мѣстами и сбился съ дороги. Мнѣ… мнѣ необходимо видѣть то, что описано вотъ тутъ…
Онъ задыхался и едва могъ говорить; однакоже указалъ на бывшій у него другой экземпляръ объявленія, только что напечатаннаго, не успѣвшаго высохнуть и только что вывѣшеннаго Гафферомъ на стѣнѣ его комнаты.
Свѣжесть этого экземпляра, а можетъ быть, и общій видъ его дали Гафферу возможность понять появленіе незнакомца.
— Здѣсь ужъ есть джентльменъ — мистеръ Ляйтвудъ — по этому же дѣлу.
— Мистеръ Ляйтвудъ?
Послѣдовало молчаніе. Мортимеръ и незнакомецъ посмотрѣли одинъ на другого. Они другъ друга не знали.
— Мнѣ кажется, сэръ, вы сдѣлали мнѣ честь, назвавъ меня по имена? — сказалъ Мортимеръ съ своимъ обычнымъ спокойствіемъ, прерывая неловкое молчаніе.
— Я только повторилъ его за этимъ человѣкомъ.
— Вы сказали, что вы чужой въ Лондонѣ?
— Совершенно чужой.
— Не ищете ли вы нѣкоего мистера Гармона?
— Нѣтъ.
— А то, могу увѣрить васъ, поиски ваши будутъ напрасны… Не угодно ли вамъ идти съ нами?
Пройдя небольшое пространство по кривымъ переулкамъ, сплошь покрытымъ грязью, занесенною въ нихъ, быть можетъ, послѣднимъ зловоннымъ приливомъ, они подошли къ небольшой двери и къ яркому фонарю полицейской станціи. Здѣсь они нашли полицейскаго инспектора съ перомъ, чернильницей и линейкой, который работалъ надъ своими книгами въ выбѣленной комнатѣ, какъ какой-нибудь монахъ въ монастырѣ на вершинѣ горы, и такъ спокойно, какъ будто бы до него не долетали неистовые крики пьяной женщины, стучавшей что было мочи въ двери карцера, гдѣ она была заперта, близехонько, на заднемъ дворѣ. Съ тѣмъ же видомъ затворника инспекторъ оставилъ свои книги и кивнулъ Гафферу, какъ человѣку, ему уже извѣстному, бросивъ на него при этомъ такой взглядъ, который какъ будто говорилъ: «Про васъ то, другъ любезный, мы все знаемъ: когда-нибудь попадетесь». Потомъ онъ обратился къ мистеру Мортимеру Ляйтвуду и къ его спутнику и сказалъ, что сейчасъ будетъ готовъ къ ихъ услугамъ. Въ нѣсколько минутъ онъ окончилъ разлиновку лежавшей передъ нимъ книги, надъ которой трудился такъ старательно, какъ будто разрисовывалъ молитвенникъ. Отчетливость и тщательность его работы ясно показывали, что въ сознаніе его совсѣмъ не проникала женщина, барабанившая въ дверь карцера съ сугубымъ неистовствомъ и съ страшнымъ визгомъ требовавшая, чтобъ ей подали утробу какой-то другой женщины.
— Дайте фонарь, — сказалъ инспекторъ, вынимая ключи.
Покорный сателлитъ подалъ ему фонарь.
— Теперь пойдемте, джентльмены.
Однимъ изъ ключей онъ отперъ прохладный подвалъ въ концѣ двора, и всѣ вошли туда. Но въ скоромъ времени они снова показались. Никто не говорилъ, кромѣ Юджина, прошептавшаго Мортимеру:
— Немногимъ похуже леди Типпинсъ.
Всѣ опять направились въ выбѣленную библіотеку того же монастыря, — а визгливыя требованія утробы стояли въ воздухѣ, не смолкая и тогда, когда они смотрѣли на печальное зрѣлище, для котораго явились сюда, не смолкая и послѣ, когда аббатъ монастыря, инспекторъ, суммировалъ имъ обстоятельства этого казуснаго дѣла. Вотъ что онъ разсказалъ:
— Нѣтъ никакого ключа къ тому, когда попало тѣло въ рѣку. Это часто бываетъ, что не находится ключа. Прошло слишкомъ много времени и трудно дознаться, когда послѣдовало поврежденіе членовъ: при жизни или послѣ смерти, одно весьма основательное медицинское свидѣтельство утверждаетъ: при жизни; другое столь же основательное медицинское показаніе утверждаетъ: послѣ смерти. Буфетчикъ съ парохода, на которомъ джентльменъ прибылъ въ Англію, приходилъ взглянуть на трупъ, и готовъ подъ присягою удостовѣрить тождество личности; онъ же готовъ присягнуть и насчетъ одежды. Къ тому же, видите, найдены бумаги. Гдѣ же пропадалъ этотъ человѣкъ, такимъ образомъ, безъ слѣда, съ тѣхъ поръ, какъ покинулъ пароходъ и до тѣхъ поръ, какъ его нашли въ рѣкѣ? Можетъ быть, закутилъ немного, думая, что покутить бѣда невелика, но къ кутежамъ былъ непривыченъ и кутежъ-то и сгубилъ его? Завтра — формальный осмотръ, и, безъ сомнѣнія, послѣдуетъ приговоръ присяжныхъ коронера.
Говоря все это, инспекторъ нѣсколько разъ взглянулъ на незнакомца; потомъ, окончивъ свою рѣчь, сказалъ тихонько Мортимеру:
— Вашего знакомаго это, кажется, сразило, сразило наповалъ.
Тутъ онъ еще разъ пытливо взглянулъ на незнакомца. Мистеръ Ляйтвудъ объяснилъ, что онъ не знаетъ этого человѣка.
— Въ самомъ дѣлѣ? — спросилъ инспекторъ, насторожившись: — гдѣ же вы сошлись съ нимъ?
Мистеръ Ляйтвудъ объяснилъ и это.
Инспекторъ, въ продолженіе всей своей рѣчи и въ то время, какъ перебрасывался этими послѣдними словами съ Мортимеромъ, стоялъ, опершись локтями на конторку и пропустивъ пальцы правой руки между пальцами лѣвой. Вдругъ, не измѣняя своего положенія и только вскинувъ глаза на незнакомца, онъ громко спросилъ его:
— Вамъ никакъ дурно, сэръ? Должно быть, вы не привыкли къ дѣламъ этого рода?
Незнакомецъ, стоявшій съ опущенной головой у камина, прислонившись къ нему, обернулся и отвѣтилъ:
— Нѣтъ, не привыкъ. Страшное зрѣлище!
— Я слышалъ, сэръ, что вы ожидали признать въ этомъ трупѣ извѣстнаго вамъ человѣка?
— Да?
— Ну что же, признали?
— Нѣтъ, не призналъ. Ужасное зрѣлище, страшное! Ухъ, какое ужасное зрѣлище!
— Кого же вы искали? — спросилъ инспекторъ. — Опишите намъ его, сэръ. Можетъ быть, мы можемъ вамъ помочь.
— Нѣтъ, нѣтъ, — сказалъ незнакомецъ. — Было бы совершенно безполезно. Прощайте.
Инспекторъ не двинулся, не отдалъ никакого приказанія; но его сателлитъ шмыгнулъ къ выходной двери, прислонился къ ней спиной, взялся за косякъ ея лѣвой рукой, а правой, какъ будто невзначай, навелъ на незнакомца бычій глазъ [3] фонаря, принятаго имъ отъ инспектора при входѣ въ комнату.
— Послушайте, — сказалъ инспекторъ: — вы или лишились друга, или избавились отъ врага; иначе вы не пришли бы сюда. Слѣдовательно, я имѣлъ основаніе спросить, кого вы ищете.
— Извините, если я не отвѣчу вамъ и на это. Человѣкъ вашей профессіи лучше всякаго другого долженъ понимать, что многія семьи не желаютъ оглашать свои семейныя несчастія безъ крайней необходимости. Я не отрицаю, что, предлагая мнѣ эти вопросы, вы исполняете свою обязанность; но увѣренъ и въ томъ, что вы не будете оспаривать моего права не давать отвѣта. Покойной ночи.
Онъ повернулся къ двери, гдѣ сателлитъ, не сводившій глазъ со своего начальника, все еще стоялъ, какъ безгласная статуя.
— Во всякомъ случаѣ, сэръ, у васъ вѣрно нѣтъ причины не дать мнѣ вашей карточки, — сказалъ инспекторъ.
— Въ этомъ я не отказалъ бы вамъ, если бы при мнѣ были карточки. Но у меня ни одной не осталось.
Говоря это, онъ покраснѣлъ и сильно смутился.
— По крайней мѣрѣ,- продолжалъ инспекторъ, не измѣнивъ ни голоса, ни позы — вы не откажетесь оставить мнѣ вашу фамилію и адресъ?
— Это, извольте, сдѣлаю.
Инспекторъ обмакнулъ перо въ чернильницу и положилъ его на клочекъ бумаги подлѣ себя, а потомъ принялъ прежнюю позу. Незнакомецъ подошелъ къ конторкѣ и написалъ несовсѣмъ твердой рукой слѣдующее: «Мистеръ Юлій Гандфордъ, Кофейня Казначейства, въ Палэсъ-Ярдѣ, въ Вестминстерѣ». Пока онъ писалъ, наклонивъ голову, инспекторъ искоса изучалъ каждый волосъ на этой головѣ.
