Сев, он осмотрелся в поисках одежды, потом вспомнил, что не раздевался. Взглянул на часы: шесть. Тихо постанывая, встал. Было слышно, что остальные обитатели дома уже не спят. Бенет вышел в холл.
Милдред поспешно спускалась по лестнице.
— Бенет, что нам делать? Что мы должны говорить?.. Я все еще думаю, что…
— Мы должны обзвонить всех гостей и сказать, что свадьба отменяется, вот и все, — перебил ее Бенет. — Вот она, записка. Она все еще у меня.
— Но мы так и не знаем, что произошло, что на самом деле случилось. Она еще может неожиданно объявиться и…
— Мы должны всех обзвонить…
— Эта записка была лишь попыткой защититься. Мэриан вдруг испугалась, осознав, что ей предстоит выйти замуж. Я вполне могу представить себя на ее месте. Не исключено, что она изменит решение, возможно, даже появится здесь. Мы не должны говорить, что это бесповоротно…
— Милдред, спуститесь на землю. Не надо строить предположения, мы должны всего лишь сообщить факты, мы обязаны сделать это для Эдварда…
— Вот именно, обязаны сделать это для Эдварда. Мы ведь не знаем, действительно ли это конец всему, разве вы не видите, что…
— Вот, кажется, его машина.
Бенет, а вслед за ним и Милдред понеслись к выходу, пробежав мимо стоявшего в дверях столовой Туана. Бенет распахнул парадную дверь, которую намеренно оставил незапертой. В дверном проеме открылось бледно-голубое светящееся небо, создававшее ореол вокруг стоявшего на пороге высокого человека. Эдвард вошел.
— О, Эдвард! — воскликнула Милдред, выглядывая из-за плеча Бенета. — Я звонила ей домой, телефон не отвечает. Вы, конечно, тоже звонили… Мы толком не понимаем, что произошло, что мы должны говорить, должны ли мы…
Не обращая внимания на Милдред, Эдвард закрыл за собой дверь и обратился к Бенету:
— Вот мой список. Он очень короткий. Полагаю, у вас есть свой. Сейчас седьмой час, думаю, еще можно успеть всех предупредить. Не могли бы вы взять это на себя?
— Да, да, — засуетился Бенет. — Представляю, как вы устали…
— Конечно.
Бенет проследовал обратно в гостиную.
— Мы должны ее найти, — не отставала от Эдварда Милдред. — Она, вероятно, страшно сожалеет об этой записке, но просто боится в этом признаться, боится прийти к вам. Или, упаси бог, собирается учинить над собой что-нибудь ужасное…
— Например, броситься в Темзу. Да.
Милдред, которая никогда не могла понять Эдварда, отступила, в испуге прикрыв рот ладонью.
Тем временем Бенет уже связался с одним из приглашенных — однокашником Эдварда по колледжу — и сообщил ему, что свадьба отменяется. Почему? Ну, он точно не знает, к сожалению, она просто не состоится… Отложена? Да, вероятно. Нет, Эдварда нет в Хэттинг-Холле, он здесь, в Пенндине. Не уверен, что он захочет сейчас разговаривать…
Состроив раздраженную гримасу, Эдвард яростно затряс головой.
— Видите ли, сейчас его нет поблизости… Думаю, позже… Да, да. Мне очень жаль, что приходится откладывать. — Бенет положил трубку. — Простите, Эдвард, если все разговоры будут как этот…
— Я возвращаюсь в Лондон, — сказал Эдвард. — Держите мой список. Нет, записку оставьте у себя. Можете делать с ней что хотите.
— Не нужно ли сообщить в полицию? А потом ее матери. Правда, Розалинда точно не знает, где сейчас Ада…
Эдвард решительно пересек гостиную, холл и вышел, громко хлопнув дверью. Бенет едва успел удержать Милдред: она хотела броситься за ним. Когда он сам добежал до двери, машина Эдварда уже исчезала вдали.
— Милдред, дорогая, сядьте или прилягте на диван, а еще лучше — пойдите полежите где-нибудь, прошу вас, я собираюсь звонить пастору.
Наверху Розалинда, давно проснувшаяся и одетая, сидела на кровати. Она смотрела на свое нарядное платье, лежавшее на кресле, на букет, который Клан с таким тщанием собрал для нее и поставил в вазу. По ее горячим щекам медленно текли слезы. Розалинда закрыла глаза, опустила голову и тихо заплакала. Где же Мэриан, о боже, где она?
А неподалеку от Пенндина, в «Королях моря», еще спал Оуэн Силбери. Ему снилось, что он сидит за столом в освещенной свечами комнате. Напротив него — Караваджо. Они одни.
Бракосочетание было назначено на двенадцать часов, но ввиду прекрасной солнечной погоды жители деревни начали собираться у церкви гораздо раньше. Пастор Оливер Кэкстон, предупрежденный Бенетом с самого утра, выслал одного из своих пожилых хористов (предполагалось, что будет петь небольшой хор) сообщить им об отмене торжества. Когда позднее Кэкстон сам вышел поговорить с прихожанами, те сделали вид, что не поверили ему. Как бы там ни было, они явились посмотреть представление и были уверены, что в той или иной форме оно состоится. В сущности, они были правы, поскольку Бенету не удалось дозвониться до всех приглашенных. Например, он не смог связаться с Анной Данарвен. Поэтому они с Милдред договорились, что вместе с остальными будут начеку, чтобы отправлять обратно тех, кто попытается пройти в церковь, явившись на свадьбу. Наверняка могли приехать какие-нибудь друзья Мэриан, которых она пригласила, но забыла внести в список. «Остальные» официально включали, помимо Бенета и Милдред, еще Розалинду и Туана. Оуэн, которому они наконец дозвонились, пообещал прибыть позже. Милдред заметила, что, может, оно и к лучшему. Относительно Эдварда никто ничего не знал. Вернется ли он в Липкот? Телефонные звонки не давали никакого результата. Решено было отправиться в церковь сразу после девяти.
При свете дня это дикое происшествие — а точнее сказать, трагедия — показалось еще чудовищнее. «Но почему Мэриан не сказала правду раньше?» — повторяли все снова и снова. Как ужасно и жестоко было обрушить это на Эдварда в последний момент. Запечатанный конверт и неизвестный посыльный по-прежнему оставались тайной и вызывали множество догадок. Могла ли Мэриан сама принести письмо и тихонько, пока они громко разговаривали и смеялись, сидя за столом, оставить его на пороге? Мысль об этом, воображаемый образ Мэриан, безмолвно стоящей за дверью, вероятно, плачущей и терзающейся сомнениями: оставлять ли это ужасное послание, унести с собой или вообще уничтожить, — рвали сердце. Было сочтено равно вероятным, что конверт доставил кто-то другой: человек, который все знал, либо посторонний, просто посыльный, работающий на некую официальную фирму, которому велели не стучать, поскольку было уже поздно.
Снова и снова они задавались вопросом: не была ли это чья-то злая шутка, отвратительный розыгрыш? Но, с другой стороны, напоминали они себе, почерк принадлежал Мэриан. Бедный Эдвард, храбрый Эдвард, без устали твердили они и не переставали строить предположения: возможно ли, что невеста еще примчится к нему обратно, и примет ли он ее в свои объятия? Это было бы лучше всего, просто замечательно. Что, если в назначенное время пара вдруг как ни в чем не бывало появится в церкви, рука об руку, с улыбками на лицах? Милдред продолжала надеяться на это и мечтать: «И мы тут же простим их». Во всяком случае, Эдвард еще не отринул Мэриан окончательно. Примирение в будущем, быть может близком, вполне вероятно. Возможно, когда-нибудь они будут вспоминать о своих нынешних терзаниях как о забавном приключении. Хотя, конечно, для обоих это болезненное потрясение, и понадобится немало времени, чтобы после него оправиться.
По дороге в церковь в машине Бенета все глубоко страдали. Они говорили о надежде, но без всякого энтузиазма. И каждый при этом переживал свои личные печали, утраты, раскаяния и разочарования или испытывал чувство стыда.
Бенет размышлял о том, что, по существу, во всем виноват он. Это он вообразил, каким прекрасным мог быть подобный союз, решил, что эти двое созданы друг для друга. На самом деле мысль об этом очень давно внушил Бенету дядюшка Тим. Как горевал бы теперь он! Или — новая мысль вдруг поразила Бенета — если бы дядюшка Тим был жив, все было бы теперь в порядке, по крайней мере гораздо раньше открылось бы, что брак невозможен. «Я все испортил, — думал Бенет, — я слишком настойчиво подталкивал их друг к другу: всегда делал так, чтобы они составляли пару, шли вместе на прогулке, оказывались рядом за столом! И ведь казалось, что все идет как нужно!» Бенет признавался теперь себе в том, что были у него и сугубо личные, тревожившие его эгоистические соображения. Предположим, Эдвард женился бы на какой-нибудь ужасной девушке, которая невзлюбила бы Пенндин, или совсем никогда бы не женился, продал Хэттинг-Холл, и тот перешел бы в руки его непорядочных кузенов или чужаков. У Бенета не было детей. Мэриан и Розалинда заменили ему дочерей. «Я уже видел их счастливыми, — думал он, — а себя воображал играющим с их детьми! И я подталкивал ее к союзу, который ей все чаще казался невозможным. Что ж, во всяком случае, ей достало мужества заявить об этом в последний момент, и это по крайней мере может служить утешением».
