— Отъ-чего это, мистеръ Краггсъ, знаете вы? отъ-чего это, сэръ? спросилъ Снитчей.
— Навѣрное не знаю отъ-чего, хотя и можно бы отыскать правдоподобныя причины, сказалъ кліентъ, улыбаясь вниманію и замѣшательству въ блестящихъ глазахъ Снитчея и осторожности, съ какою онъ велъ разговоръ, стараясь развѣдать всѣ обстоятельства дѣла: однако же, это такъ. Она была очень молода, когда дала слово (не увѣренъ даже, можно ли это принять за обязательство); можетъ статься, она раскаялась послѣ, можетъ статься, — это похоже на хвастовство, но клянусь вамъ, я говорю вовсе не изъ желанія похвастать, — можетъ статься, она влюбилась въ меня, какъ я влюбился въ нее.
— Хе, хе! мистеръ Альфредъ, — вы помните мистеръ Краггсъ, — онъ товарищъ ея дѣства, сказалъ Снитчей съ принужденнымъ смѣхомъ. — Они почти вмѣсти выросли.
— Тѣмъ вѣроятнѣе, что все это ей, можетъ быть, наскучило, спокойно продолжалъ кліентъ: — и что она не прочь отъ новой любви новаго любовника; явился же онъ при романическихъ обстоятельствахъ; про него идетъ молва, что жилъ онъ весело и безпечно, не обижая другихъ, а въ глазахъ деревенской дѣвушки это имѣетъ свою прелесть; къ тому же онъ молодъ, не дуренъ собою, — это опять можетъ показаться вамъ хвастовствомъ, но клянусь вамъ опять, я говорю вовсе не изъ желанія похвастать, — да, молодъ и не дуренъ собою, такъ-что перещеголяетъ, можетъ быть, самого Альфреда.
Этого нельзя было отрицать; Снитчей увѣрялся въ томъ, взглянувши на Уардена. Въ безпечной наружности его было что-то неподдѣльно граціозное и пріятное. Красивое лицо его и стройная фигура невольно пробуждали мысль, что все въ немъ могло быть гораздо лучше, если бы онъ захотѣлъ, и что взявшись за дѣло, за что нибудь серьёзное (чего съ нимъ до сихъ поръ не случалось), онъ выказалъ бы очень много энергія я ума.
— Опасный повѣса, подумалъ проницательный адвокатъ.
— Теперь, замѣтьте, Снитчей, и вы, Краггсъ, продолжалъ Уарденъ, поднявшись съ мѣста я взявши ихъ за пуговицы, такъ чтобы никто изъ нихъ не могъ ускользнуть: — я не спрашиваю у васъ никакого совѣта. Вы въ этомъ дѣлѣ рѣшительно не должны брать ничью сторону; тутъ нечего вмѣшиваться такимъ степеннымъ людямъ, какъ вы. Я въ немногихъ словахъ изображу вамъ мое положеніе и мои намѣренія, а потомъ предоставлю вамъ позаботиться о моихъ денежныхъ обстоятельствахъ какъ можете получше, потому-что если я убѣгу съ прекрасною дочерью доктора (надѣюсь, что это мнѣ удастся, и что подъ ея вліяніемъ я сдѣлаюсь другимъ человѣкомъ), такъ разумѣется мнѣ понадобится больше денегъ, нежели одному. Впрочемъ, перемѣнивши образъ жизни, я скоро поправлю мои дѣла.
— Я думаю, лучше не слушать всего этого, мистеръ Краггсъ? сказалъ Снитчей, взглянувши на него черезъ кліента.
— Я тоже думаю, отвѣчалъ Краггсъ, — но оба слушали внимательно.
— Можете я не слушать, возразилъ Уарденъ:- но я все таки буду продолжать. Я не намѣренъ просятъ согласія у доктора: онъ не дастъ его, — я не думаю, чтобы я былъ передъ нимъ виноватъ: не говоря уже о томъ, что онъ самъ называетъ все это вздоромъ, я надѣюсь избавить дочь его, мою Мери, отъ событія, которое, я знаю это, ужасаетъ и огорчаетъ ее, то есть, отъ новой встрѣчи съ старымъ любовникомъ. Нѣтъ ничего вѣрнѣе, какъ то, что она боится его возвращенія. Все это ни для кого не обидно. Меня преслѣдуютъ такъ жарко, что я веду жизнь летучей рыбы, — выгнавъ изъ собственнаго своего дома, изъ собственныхъ владѣній, принужденъ проживать тайкомъ; впрочемъ, и домъ и земли, да еще и съ значительною прибавкою, опять поступятъ въ мое владѣніе, какъ сами вы знаете и говорите; а Мери, по вашимъ же осторожнымъ и основательнымъ расчетамъ, будетъ, черезъ десять лѣтъ, называясь мистриссъ Уарденъ, богаче, нежели называясь мистриссъ Гитфильдъ. Не забудьте, въ заключеніе, что она ужасается его возвращенія, и что ни онъ, ни кто либо другой не можетъ любить ее сильнѣе моего. Кто жь тутъ потерпитъ несправедливость? Дѣло чистое. Мои права ничѣмъ не хуже его, если она рѣшитъ въ мою пользу; а я только ее признаю въ этомъ дѣлѣ судьею. Вы не хотите звать ничего больше, и я ничего больше не скажу вамъ. Теперь вамъ извѣстны мои намѣренія и потребности. Когда долженъ я уѣхать?
— Черезъ недѣлю, сказалъ Снитчей. Мистеръ Краггсъ?…
— Нѣсколько раньше, я думаю, отвѣчалъ Краггсъ.
— Черезъ мѣсяцъ, сказалъ кліентъ, внимательно наблюдая за выраженіемъ ихъ лицъ:- ровно черезъ мѣсяцъ. Сегодня четвергъ. Удастся мнѣ или не удастся, а ровно черезъ мѣсяцъ въ этотъ день я ѣду.
— Отсрочка слишкомъ велика, сказалъ Снитчей: — слишкомъ. Но пусть ужь будетъ такъ. Я думалъ, онъ скажетъ: черезъ три мѣсяца, пробормоталъ онъ тихонько. Вы идете? Доброй ночи, сэръ!
— Прощайте, отвѣчалъ кліентъ, пожимая Компаніи руки. Когда нибудь вы увидите, что я употреблю мое богатство съ толкомъ. Отнынѣ Мери — путеводная звѣзда моя!
— Осторожнѣе съ лѣстницы, сэръ; здѣсь она не свѣтитъ, замѣтилъ Снитчей. — Прощайте!
— Прощайте.
Снитчей и Краггсъ стояли на порогѣ, каждый со свѣчою въ рукѣ, свѣтя ему съ лѣстницы; когда онъ ушелъ, они взглянули другъ на друга.
— Что вы объ этомъ думаете, мистеръ Краггсъ? спросилъ Снитчей.
Краггсъ покачалъ годовою.
— Помнится, что въ день снятія опеки мы замѣтили какъ будто что-то странное въ ихъ разставаньи, сказалъ Снитчей.
— Да.
— Впрочемъ, можетъ быть мистеръ Уарденъ ошибается, продолжаль Снитчей, замыкая ящикъ и ставя его на мѣсто. — А если и нѣтъ, такъ маленькая измѣна не диво, мистеръ Краггсъ. Впрочемъ, я думалъ, что эта красоточка ему вѣрна. Мнѣ даже, казалось, сказалъ Снитчей, надѣвая теплый сюртукъ и перчатки (на дворѣ было очень холодно) и задувая свѣчу:- мнѣ даже казалось, что въ послѣднне время она сдѣлалась тверже характеромъ и рѣшительнѣе, вообще похожѣе на сестру.
— Мистриссъ Краггсъ тоже это замѣтила, сказалъ Краггсъ. — Если бы Уарденъ обчелся! сказалъ добродушный Снитчей:- но какъ онъ ни вѣтренъ, какъ ни пустъ, а знаетъ немножко свѣтъ и людей, — да какъ и не знать: онъ заплатилъ за науку довольно дорого. Я ничего не могу рѣшить навѣрное, и лучше намъ не мѣшаться, мистеръ Краггсъ: мы тутъ ничего не можемъ сдѣлать.
— Ничего, повторилъ Краггсъ.
— Пріятель нашъ докторъ видятъ въ этихъ вещахъ вздоръ, сказалъ Снитчей, качая годовою: — надѣюсь, что ему не понадобится его философія. Другъ нашъ Альфредъ говоритъ о битвѣ жизни, — онъ опять покачалъ годовою, — надѣюсь, что онъ не падетъ въ первой схваткѣ. Взяли вы вашу шляпу, мистеръ Краггсъ, я погашу другую свѣчу.
Краггсъ отвѣчалъ утвердительно, и Снитчей погасилъ свѣчу. Они ощупью вышли изъ комнаты совѣщаній, темной, какъ настоящее дѣло, или юриспруденція вообще.
* * *
Сцена моего разсказа переносится теперь въ уютную комнату, гдѣ въ этотъ же самый вечеръ сидѣли передъ добрымъ огонькомъ свѣжій еще старикъ докторъ и его дочери. Грація шила, Мери читала вслухъ. Докторъ, въ шлафрокѣ и туфляхъ, лежалъ, протянувши ноги на теплый коверъ, въ покойныхъ креслахъ, слушалъ чтеніе и смотрѣлъ на дочерей.
Нельзя было не любоваться ими. Никогда и нигдѣ подобныя головки не украшали и не освящали домашняго огонька. Три года сгладили прежнюю между ними разницу; на свѣтломъ челѣ меньшой сестры, въ выраженіи ея глазъ и въ звукѣ голоса высказывалась та-же серьёзная натура, которая гораздо раньше опредѣлилась, вслѣдствіе потери матери и въ старшей. Но Мери все еще казалась слабѣе и красивѣе сестры; она все еще какъ будто приникала къ груди Граціи, полагая на все всю свою надежду и ища въ ея глазахъ совѣта и заступничества, въ этихъ глазахъ, по прежнему свѣтлыхъ, спокойныхъ и веселыхъ.
Мери читала: «И здѣсь, подъ родимымъ кровомъ, гдѣ все было ей такъ дорого по воспоминаніямъ, она почувствовала теперь, что близокъ часъ испытанія для ея сердца, и что отсрочка невозможна. О, родной кровъ нашъ! нашъ другъ и утѣшитель, когда всѣ насъ покинутъ! разстаться съ тобою въ какую бы то ни было минуту жизни между колыбелью и гробомъ….»
— Мери, моя милая! сказала Грація. — Ну, что тамъ? спросилъ ее отецъ.
Она взяла протянутую ей руку сестры и продолжала читать; голосъ ея дрожалъ, хотя она и старалась произносить слова твердо.
«Разстаться съ тобою въ какую бы то ни было минуту жизни между колыбелью и гробомъ, — всегда горько. О, родной кровъ, вѣрный другъ вашъ, такъ часто забываемый неблагодарными! будь добръ къ покидающимъ тебя и не преслѣдуй блуждающіе стопы ихъ упреками воспоминанія! Если когда нибудь образъ твой возникнетъ передъ ихъ очами, не смотри на нихъ ласково, не улыбаяся имъ давно знакомою улыбкою! Да не увидятъ они сѣдую главу твою въ лучахъ любви, дружбы, примиренія, симпатіи. Да не поразитъ бѣжавшую отъ тебя знакомое слово любви! но, если можешь, смотри строго и сурово, изъ состраданія къ кающейся!
— Милая Мери, не читай сегодня больше, сказала Грація, замѣтивши на глазахъ у нея слезы.
