не приходится спать спокойно. А как хотелось бы хоть однажды выспаться как следует. Мирно, не ведая страха.
Тарноки тронул его за рукав.
— Габор…
Деак раздавил сапогом сигарету.
— Знаю, как я должен поступить, — сказал он тихо.
— С девушкой тебе придется порвать немедленно.
— Нет, — перебил тот. — Этого я не сделаю.
— Ты порвешь с ней и еще — донесешь на нее Мольке.
— На Аниту? Донести? Да ты с ума сошел!
Тарноки спокойно продолжал:
— Скажешь ему, что девица призналась тебе, что ее завербовали. Только так ты можешь вернуть его доверие. А ты должен добиться этого, чтобы освободить Дербиро.
— И ради этого я должен убить свою невесту? Ты понимаешь, что ты говоришь?
— Девица — изменница. Убежден, что она уже успела выболтать Мольке о тебе все.
— Если бы это было так, меня давно бы уже арестовали.
— Я понимаю, ты влюблен в нее. Но сейчас это уже дело десятое. Связь здесь совершенно ясна. Они завербовали Аниту, она выдала тебя, и с тех пор ты взят под подозрение…
— Но почему же они до сих пор меня не взяли?
— Потому что один ты им не нужен. Им нужна вся линия связи! Через тебя они надеются замести нас всех в один совок. Как мусор с пола — веничком. Словом, на девчонку ты доносишь. Конечно, это выглядит беспощадно, но что делать? Мы вынуждены обороняться.
— Нет, такие приказы ты не имеешь права мне давать. И не требуй от меня такого, дядя Дюри. Убийцей я не стану. Я люблю Аниту, верю ей и в беде не брошу. Уж лучше я перейду на нелегальное положение…
— Ты анархист, Габор.
— Какая мне разница, кто я и что я. Нет, на Аниту доносить не пойду… Сделаю все, что прикажешь, только не это…
За свою жизнь Габор Деак бывал во всевозможных переплетах, но сейчас он понял, что угодил в ловушку, из которой не выбраться. Тому, что его до сих пор не арестовали, он больше не удивлялся: ясно, что Мольке хочет прежде всего выявить его связи.
Габор Деак прошелся по комнате — вдоль полок с книгами, мимо кресла, обитого темно-зеленым бархатом, и кушетки. Несколько дней назад, когда ему, прапорщику, определили тихий, богато обставленный кабинет, он удивился. Но сейчас, после разговора с Анитой, не казалось странным распоряжение Шимонфи и было совершенно ясно, что и эта комната играет какую-то роль в его предстоящем разоблачении.
Вошел Таубе. Почтительно, как положено, отрапортовал, после чего спросил, не закрыть ли окно.
— Оставьте, — сказал Деак и, усевшись на поручень кресла, принялся разглядывать неподвижное лицо своего ординарца.
— Ну, что говорят на базаре? — спросил он, закуривая и стараясь сохранять невозмутимое спокойствие. По обыкновению он маскировал свою нервозность и напряжение чуть развязным юмором.
— Докладываю, господин учитель: полковник Герман в присутствии подполковника Мадяри устроил смотр личному составу части.
— Здесь они тоже были?
— Только заглянули. — Он подошел поближе и, приглушив голос, добавил: — Я слышал, будто всю нашу группу передали под команду немца.
— Вовремя сделали. И кто же теперь будет командиром?
— Господин майор Мольке.
— Так это же великолепно! Мольке — гений. Вы знаете, что такое «гений»?
— Талант? Правильно я ответил, господин учитель?
Деак встал, улыбнулся.
— Очень даже, Таубе. Между прочим, вы мне все больше нравитесь.
Таубе подошел еще ближе, поставил на место кресло.
— Господин учитель, правда, что нас отводят на новые позиции?
— Панические слухи, Таубе! Очередная «утка». Утренней оперативной сводки с фронта не видели? Обстановка решительно переменилась. Конец нашему «отходу на заранее заготовленные позиции». Кстати, откуда этот чертов туман? Что вы об этом думаете, Таубе?
— Думаю, что сегодня не будет воздушного налета. Можно спокойно работать.
Деак уселся на подоконник. Лицо его неожиданно повеселело.
— А ну принеси мою гитару. — Таубе побежал исполнить приказание, и вот уже Деак взял гитару в руки, тронул струны. — Вы ведь из Трансильвании, Таубе? Из Брашова?
— Так точно, господин учитель.
— Тогда слушайте:
Уже пропели петухи. На небе светлей.
Скоро, скоро, лапушка, станешь ты моей… —
пропел под аккомпанемент гитары Деак.
— Точно. Наша песня, трансильванская, — обрадовался Таубе. — Только лучше, если вы не будете петь, господин прапорщик, — тут же спохватился он. — Майор Мольке, они того, так сказать… не уважают музыку.
Деак опустил гитару, отошел к камину и прислонился спиной к теплым кирпичам.
— Закрывайте окно и идите сюда, — сказал он и, прищурив глаза, пригляделся к молодому солдату. Здоров, бугай. С таким где-нибудь в темном месте лучше не встречаться. Таубе… Немецкая фамилия. Ну, конечно! В Брашове во все времена жило много саксонцев. Удивительно другое, что Шимонфи приставил его ко мне денщиком.
— Слушаюсь, господин учитель.
— Это вы приводили в порядок книги на полке? — негромко, почти шепотом спросил Деак.
— Никак нет, господин прапорщик. — Таубе посмотрел прямо в глаза Деаку. — Вчера господин капитан Шимонфи заперли комнату на ключ и ключ унесли с собой. А я, господин учитель, с вашего позволения взял только «Звезды Эгера». Всю ночь читал. Сейчас принесу обратно.
— Любите читать?
— Очень, господин учитель. «Звезды Эгера» уже по третьему разу, так сказать…
Деак швырнул гитару на кушетку. Закинув руки за голову, он по-прежнему не спускал пристального взгляда с Таубе.
— «Звезды Эгера», — повторил он. — Припоминаю в связи с этим одну смешную историю. Был у меня гайдук, когда я ездил учиться в Стамбул. Так вот он, бывало, ночи напролет все читал. А на следующий день ходит сонный, как муха. И вот как-то раз мыл окно да и заснул. И свалился вниз с шестого этажа. А жаль, хороший был парнишка.
Судя по всему, Таубе понял намек. Ответил неторопливо, взвешивая каждое слово.
— Со второго этажа упаду — не разобьюсь. Но учту.
— Ну вот и отлично. Выходит, мы поняли друг друга.
Деак подошел к письменному столу, сел и пододвинул к себе документы арестованного Ференца Дербиро. Таубе неподвижно стоял у камина. Да, думал он, господину Мольке нелегко будет справиться с прапорщиком.
— Таубе, нужно бы достать муки «нулевки», — перебил его мысли Деак. Голос его был снова прежний, веселый. — И несколько больших бидонов топленого свиного сала.
— Когда?
— Срочно. У матери кончились все запасы.
— Завтра все достану, господин прапорщик.
— Спасибо.
Вошел капитан Шимонфи, он был в спортивном костюме. Деак встал, хотел отрапортовать по всей форме, но капитан махнул рукой: не нужно. Смерив взглядом Таубе, дал тому знак удалиться и только в дверях вдруг остановил его:
