мы выбрали палки? - спросил он, помолчав.
- Палки! - завопил Жахлевич и весь задрожал.
Катилина медленно поднялся с дивана.
- Войт ждет за дверью! - напомнил он тихим голосом.
Жахлевич в отчаянии заскрежетал зубами.
- Милостивый пан…
- Я сказал: либо, либо...
Жахлевич стоял неподвижно; казалось, он борется с собой. Вдруг он тряхнул головой, и глаза у него странно блеснули.
- Хорошо! - воскликнул он,- я согласен на все.
- Ах, все-таки! - пробурчал Катилина.
Жахлевич улыбнулся.
- Вы сами продиктуете письмо? - спросил он с подозрительной поспешностью.
- Если хотите.
- Очень прошу!
- Ну что ж, садитесь за стол.
Жахлевич придвинулся к столику; схватив бумагу, он говорил себе: «Все, что я напишу, не имеет никакого значения. Я действую по принуждению, подчиняюсь грубой физической силе, так можно заставить человека и смертный приговор подписать себе».
Катилина внимательно следил за физиономией своего противника, и успокоенное, почти довольное ее выражение заставило его насторожиться. «Что еще мог придумать этот негодяй?» - с беспокойством спрашивал он себя.
- Я готов,- промолвил Жахлевич.
- Итак… Пишите…
И, вновь бросившись на диванчик, Катилина стал быстро диктовать.
«Вельможный пан!
Будучи вынужден открыть Вам всю правду, признаюсь откровенно, что процесс по поводу правомерности завещания покойного помещика Миколая Жвирского я возбудил по прямой договоренности с моим принципалом, его сиятельством графом Зыгмунтом Жвирским, который снабдил меня всеми необходимыми средствами и уполномочил действовать. Его сиятельство граф только потому не хотел выступать от своего имени, что, зная заранее о неосновательности этого процесса, боялся уронить себя в глазах уважаемых людей. Взявшись от его имени вести дело, я тоже понимал, что это безнравственно, однако до сегодняшнего дня все мне удавалось как нельзя лучше. Щедрой взяткой я расположил в свою пользу судебного исполнителя, пана Дезыдериуша Грамарского, деньгами и посулами обеспечил себе помощь и свидетельство пана Гонголевского, Гиргилевича и других…
- Конец? - быстро подхватил Жахлевич.
- Еще только короткое заключение:
«Исповедуюсь перед Вами, вельможный пан, чистосердечно и с полным доверием, ибо знаю, что Вы каким-то способом доведались обо всем. Смею, однако, предложить не тратить сил на защиту безнадежного дела, а объединиться с нами, за что от имени его сиятельства могу обещать щедрую награду. В ожидании благоприятного, надеюсь, решения остаюсь Вашим покорным слугой -
Панкраций Жахлевич».
- Я кончил.
- Сложите письмо и напишите адрес.
Жахлевич собрался было исполнить приказ, но в это время Катилина открыл дверь в сени и зычно крикнул:
- Пан Гонголевский, пан Хохелька!
Усмиренный мандатарий прибежал в ту же минуту, Хохелька же исчез бесследно.
- Где актуарий? - загремел Катилина.
- Спрятался где-то! Не можем его найти,- ответил озадаченный мандатарий.
- Ищите его! - приказал Катилина громовым голосом.
Мандатарий выбежал из комнаты и вместе со своей половиной принялся по всем углам искать беглеца, который, как сообщили мужики, ожидавшие на крыльце, не выходил из дома.
Напрасно, однако, искали Хохельку и призывали его, не щадя голосов. Бесценный поэт-актуарий исчез, точно провалился сквозь землю. К счастью, войт догадался заглянуть в печную трубу и только там обнаружил беглеца.
Бедный парфянский Адонис, устрашенный бурным вторжением Катилины, сразу присмотрел себе надежное укрытие, а теперь, когда его отыскали, дрожал как осиновый лист и вопил, словно одержимый:
- Я ни во что не вмешивался! Я тут ничего не значу!
Когда его за ноги вытащили из укрытия, он не поддавался никаким увещаниям и весь в саже и копоти шел к Катилине, как на казнь.
Его перепуг возмутил даже мандатария.
- Что это такое, черт подери! - заорал он с негодованием,- голову же вам не снесут!
Он толкнул Хохельку вперед, а вслед за ним и сам, согнувшись, прошмыгнул в канцелярию.
Катилина, увидя плачевное состояние бедного актуария, прыснул со смеху.
- Вы что, трубы чистили?
Незадачливый Адонис развел руками и в отчаянии снова торопливо залепетал:
- Я ни во что не вмешивался, я тут ничего не значу!
- Да кто же вас обвиняет?
Хохельке стало немного легче на душе.
- Я думал…
Катилина презрительно махнул рукой и, обращаясь к Жахлевичу, приказал:
- Прочтите свое письмо вслух, пан Махлевич.
Бывший оркизовский управляющий скорчился в три погибели, но прочитал письмо вслух с начала до конца.
Мандатарий разинул рот, вытаращил глаза и стоял, словно громом пораженный. Прошло добрых несколько минут, прежде чем он сумел заговорить.
- Это… это как же,- выдавил он из себя,- пан Жахлевич утверждает, что, что… он заручился моим свидетельством за деньги!
- Как слышите.
- Это… это… ложь… клевета!
- Скажите лучше: предательство! - насмешливо возразил Катилина и, обратившись к Жахлевичу, прогремел: - Ну, Махлевич, скажите же ему в глаза - то, что я написал, правда!
Жахлевич уставился в пол и прошептал беззвучным голосом:
- Да… все это правда!
- Вранье! Я гроша ломаного не видел! - орал во все горло Гонголевский,- где доказательства, где свидетели?
Катилина злорадно улыбался, от души забавляясь положением, в которое попали его жертвы.
- Тише, тише, уважаемый,- вмешался он наконец,- я ведь вовсе не хочу вас рассорить. Вы стоите друг друга.
Быстро подойдя к Жахлевичу, он вырвал из его рук письмо и резко сказал:
- Ну, с вами покончено, Махлевич! Можете убираться ко всем чертям!
Жахлевич живо схватился за шапку.
Катилина отворил дверь и позвал войта.
- Послушай,- распорядился он тем повелительным тоном, который всегда вызывает у нашего мужика невольное уважение,- прикажи двум своим людям проводить этого господина за пределы поместья.
- У меня есть бричка… Ждет на фольварке! - отважился вставить
