по ночам — иначе его здоровье может пострадать от такого длительного заточения в четырех стенах.
Протеже принял этот совет; несколько раз он выходил по вечерам и посещал таверну в Сент Джонс Вуд, где в салоне играли в юкер. У него теперь водились деньги, и он мог позволить себе насладиться игрой в карты.
Пару раз, вернувшись домой в поздний час, Свинтон застал патрона за беседой с его женой. Его светлость свободно приходил к нему, чтобы расспросить о его здоровье, и лорд с нетерпением ожидал поправки протеже, чтобы дать ему новые поручения.
Патрон не выражался так откровенно: «ожидает с нетерпением». Он не был настолько неучтив, чтобы сказать это прямо. Свинтон узнал об этом из слов Фан.
Свинтон и без этого понимал, что к чему. Он также обратил внимание на новые браслеты, блестевшие на запястьях его жены, алмазные подвески на ее ушах и дорогое кольцо, искрящееся на ее пальце, которого раньше не было!
Он видел и не спрашивал, откуда все это. Его не интересовали подробности, а если даже интересовали, то его нисколько не возмущал источник этих секретных подарков. Сэр Роберт Коттрелл созерцал эти дары с гораздо большим неудовольствием, чем собственный муж Фан.
Глава LXIX
КАБРИОЛЕТ
Была всего лишь одна вещь, которая теперь по-настоящему волновала Ричарда Свинтона. Он любил юкер, он строил планы мести, но была одна мысль, перед которой оба эти удовольствия не значили ничего. Это была скорее не мысль, а страсть, и объектом этой страсти была Джулия Гирдвуд. Любовь к ней полностью овладела им.
Вообще, такой человек, как Свинтон, не способен был любить. И на самом деле так оно и было. Но любовь бывает разная, и сердце экс-гвардейца было подвержено самой низменной разновидности любви, иными словами, он «влип».
Свинтоном владело желание завоевать Джулию во что бы то ни стало. И даже злодейский план, изобретенный в начале, чтобы овладеть состоянием Джулии Гирдвуд, стал для него менее значимым, чем простое желание обладать ей.
Тот, прежний план, не утратил своей важности, но страсть Свинтона была на первом месте. Прежде всего, именно поэтому он проклинал свое вынужденное заточение в четырех стенах.
Это случилось как раз после того изысканного званого обеда, где Свинтон, как он полагал, произвел впечатление. Это избиение помешало ему дать еще один обед. Прошло шесть дней, и он все еще не мог пригласить семейство Гирдвуд. Как он мог с таким лицом принять их, даже если объяснит происхождение ран? В любом случае, об этом нельзя было и думать; и он вынужден был отложить новую встречу.
Тем временем он сильно страдал оттого, что не мог снова увидеть Джулию Гирдвуд. Карты не могли излечить его от этой страсти, а то, что он видел или подозревал в отношении собственной жены, еще более удручало его, и он все больше склонялся к мысли, что ему нужно отвлечься.
Были и другие мысли, которые беспокоили его. Он так долго не видел Джулию — и что может случиться, когда он наконец увидит ее? Красавица, к тому же богатая, — разве она будет долго оставаться незамеченной? Безусловно, ее окружают поклонники, а некоторые из них вполне могут рассчитывать на взаимность. Например, был Лукас, один из поклонников, но Свинтон не думал о нем. Могли появиться и другие, и среди них — тот, кто вполне отвечал бы требованиям ее матери, чтобы получить разрешение на женитьбу.
Как он трепетал при одной мысли, что настоящий лорд уже преуспел и стал женихом — и в этот момент преклоняет колени перед ее шелковой юбкой на одном из ковров «Кларендона»!
Или, если не лорд, — разве Майнард не мог быть этим счастливчиком, втайне от матери?
Эта последняя фантазия была самой неприятной из всех.
Она преследовала его каждый день, когда Свинтон сидел перед окном, ожидая, пока кожа его лица не восстановит свой естественный цвет.
И как только это произошло, он, не теряя больше ни дня, поспешил посетить семейство Гирдвуд.
Он оделся в самом лучшем стиле. Оплата его шпионской практики, выдаваемая таким щедрым патроном, позволяла это. Ни один щеголь, которого можно было встретить на улице, не был одет так первоклассно, как Свинтон, поскольку на нем были пальто от Пула, ботинки от Мелнотте и шляпа от Кристи.
Он не пошел пешком, как это было в его первое посещение отеля «Кларендон».
Свинтон поехал туда в кабриолете, с первоклассной лошадью и лакеем в высоких сапогах на запятках.
Апартаменты миссис Гирдвуд в аристократической гостинице имели окна, выходящие на Бонд-стрит. Он точно рассчитал, что его щегольский выезд будет замечен.
Все эти меры были приняты специально с целью продолжения обмана.
И кабриолет был выбран для этого неслучайно. Этот вид транспорта был в моде среди известных щеголей и особенно — среди молодых титулованных лиц. Такие экипажи нечасто можно было встретить на улице; и, если они встречались, то сразу привлекали внимание — как самые дорогие и великолепные атрибуты состоятельных людей.
Однажды, когда Джулия восторгалась этими экипажами, Свинтон услышал, что она была бы не прочь совершить поездку на одном из них. Это был хороший повод, чтобы потянуть за вожжи и добиться ее расположения, он был одним из лучших «хлыстов» того времени.
Если бы Свинтону удалось уговорить Джулию Гирдвуд сесть в его кабриолет — конечно, с согласия ее матери — то какое преимущество перед возможными претендентами на ее руку он бы получил! Ему бы представился шанс показать себя с лучшей стороны, оказавшись с ней тет-а-тет в непринужденной обстановке — такого шанса до сих пор у него не было; и все это, а также счастливый случай, могли бы продвинуть процесс завоевания ее сердца.
Пригласить Джулию в кабриолет — это было очень деликатное дело. И к тому же очень смелое предложение, но, поскольку он уже однажды слышал ее пожелание, то мог его сделать, не опасаясь нанести оскорбление.
Она вполне могла согласиться. Свинтон знал, что Джулия была молодой особой без предрассудков, которой не чужды смелые поступки и которую не может остановить общественное
