— Я бы с радостью помог леди Клеверинг подняться, — с поклоном отвечал Пен.
— Quel preux chevalier! [71] воскликнула Сильфида, тряхнув головкой.
— Не забудьте, я сочувствую всем, кто падает, — сказал Пен. — Когда-то я сам сильно на этом пострадал.
— И уехали домой искать утешения у Лоры, — сказала мисс Амори.
Пен поморщился. Он не любил вспоминать, как его тогда утешила Лора, и не очень ему было приятно обнаружить, что о его осечке всем известно. А так как ответить ему было нечего, он стал с подчеркнутым интересом разглядывать мебель и расхваливать вкус хозяйки.
— Меня-то нечего хвалить, — сказала прямодушная леди Клеверинг, — это все подрядчики да капитан Стронг. Они тут все устроили, пока мы жили в деревне, и… и леди Рокминстер у нас побывала и, говорит, салоны вполне хороши, — произнесла леди Клеверинг очень почтительно.
— Моя кузина Лора недавно гостила у нее, — заметил Пен.
— Да я не о вдовствующей, я о самой леди Рокминстер.
— Неужто? — воскликнул майор, услышав это громкое имя. — Ну, леди Клеверинг, если вы заслужили одобрение миледи, значит, все в порядке. Да, да, значит, все в порядке. Должен тебе сказать, Артур, что леди Рокминстер законодательница мод и хорошего вкуса. А комнаты и в самом деле прекрасны! И майор, говоря о знатной леди, понизил голос и окинул гостиную благоговейным взором, словно своды церкви.
— Да, леди Рокминстер нам протежирует, — сказала леди Клеверинг.
— Протежирует, мама, — резко поправила ее Бланш.
— Ну, пусть так, — согласилась миледи. — Это с ее стороны очень любезно, и когда привыкнешь, может, даже ничего будет, а поначалу-то не очень приятно, когда тебе проке… протежируют. Она и балы за нас хочет давать, и на обеды к нам приглашать по своему выбору. Ну, да уж этого я не потерплю. Старых друзей непременно буду звать, а то что же это? Она будет рассылать приглашения, а ты сиди как дура во главе собственного стола? Вы к нам приходите, Артур и майор… знаете когда? Четырнадцатого. Это у нас не из самых парадных обедов, Бланш, — добавила она, оглянувшись на дочь, а та прикусила губу и нахмурилась, очень свирепо для сильфиды.
Майор с улыбкой и поклоном сказал, что такое маленькое сборище прельщает его гораздо больше, нежели званый обед. Он насмотрелся этих парадных банкетов и предпочитает посидеть и побеседовать просто, в домашнем кругу.
— По-моему, обед всегда вкуснее на второй день, — сказала леди Клеверинг, стремясь исправить свою оплошность, — Четырнадцатого нас будет совсем немного, очень даже уютно посидим.
Мисс Бланш, в отчаянии всплеснув руками, проговорила:
— Ах, мама, vous etes incorrigible [72].
Майор Пенденнис поклялся, что больше всего на свете любит маленькие, уютные обеды, и мысленно послал миледи ко всем чертям — как она посмела пригласить его на вчерашний обед! Но он был человек бережливого склада и, сообразив, что, если подвернется что-нибудь получше, этих людишек можно и надуть, принял приглашение почтительно и благодарно. Что касается до Пена, то у него еще не было тридцатилетнего опыта званых обедов и он не видел причин отказываться от вкусного обеда в гостеприимном доме.
— Что это за пикировка произошла у вас с мисс Амори, ваша милость? спросил майор у Пена на обратном пути. — Мне казалось, что к тебе там были очень благосклонны.
— "Были" — это ничто, когда речь идет о женщинах, — отвечал Пен с видом заправского фата. — "Были" и "есть" — разные вещи, сэр, в особенности применительно к женскому сердцу.
— Да, женщины так же изменчивы, как и мы, — вздохнул майор. — Помню, когда мы огибали мыс Доброй Надежды, одна дама грозилась отравиться из-за твоего покорного слуги; а через три месяца сбежала от мужа с кем-то другим, ей-богу. Ты смотри, не попадись в сети этой мисс Амори. Она бойка, жеманна и плохо воспитана; и репутация у ней немного того… ну, да это не важно. Но ты о ней не мечтай: десять тысяч фунтов — это не то, что тебе нужно. Что такое десять тысяч фунтов, мой милый? На проценты с них не оплатить даже тряпок этой девицы.
— А вы, дядюшка, видно, знаток по части тряпок.
— Был когда-то, мой мальчик, не скрою. А ты ведь знаешь, старый боевой конь, как заслышит звук трубы, так сразу… хе-хе… Ну, ты понимаешь…
Тут им встретилась въезжавшая в Хайд-парк коляска, и майор приветствовал ее поклоном и улыбкой несколько одряхлевшего сердцееда.
— Коляска леди Кэтрин Мартингал, — пояснил он. — Дочери очень хороши собой. Но я, черт побери, помню их мать, когда она была в сто раз красивее. Нет, Артур, дорогой мой, при твоей наружности, при твоих задатках ты рано или поздно должен взять за женой хороший куш. И знаешь ли, плут ты этакий… только не разболтай в Фэроксе, что я это сказал… слава человека немного порочного, d'un homme dangereux [73], отнюдь не вредит молодому человеку в глазах женщин. Им это нравится, а благонравных юношей они терпеть не могут… Молодости, знаешь ли, многое прощается. Но брак, — продолжал умудренный жизнью моралист, — брак это другое дело. Женись на деньгах. Я уже тебе говорил: найти богатую жену так же легко, как и бедную, а обедать сытно и вкусно за изящно сервированным столом куда приятнее, нежели садиться вдвоем с женой за холодную баранину. Четырнадцатого, у сэра Фрэнсиса Клеверинга, нас накормят отличным обедом. Вот к этому пусть и сведутся твои сношения с этим семейством. Бывай у них, но только ради обедов. И чтобы я больше не слышал твоих дурацких рассуждений про рай в шалаше.
— Шалаш должен быть с каретным сараем, сэр, чтоб не стыдно в нем жить дворянину, — процитировал Пен известную балладу "Черт на прогулке"; но дядюшка не знал этих стихов (хотя, возможно, вел Пена путем их героя) и продолжал развивать свою философию, очень довольный тем, что ему попался такой восприимчивый ученик. Артур Пенденнис и в самом деле был неглупый малый и к любому собеседнику приспосабливался с легкостью, пожалуй, даже излишней.
Ворчун Уорингтон ворчал, что Пен до того зазнался, что скоро сделается совершенно невыносим. Но в душе он радовался успехам и лихости своего младшего товарища. Ему нравилось видеть Пена веселым, оживленным, пышущим здоровьем, бодростью, надеждами: так человек, которого клоун и арлекин давно уже не забавляют, радуется, глядя, как дети смотрят пантомиму. Пену везло, и от былой его угрюмости не осталось и следа: он расцветал, потому что на него светило солнце.
Глава XXXVIII,
в которой полковник Алтамонт появляется и опять исчезает
В назначенный день майор Пенденнис, которому не подвернулось ничего получше, и Артур, который ничего лучшего не желал, вместе явились на обед к сэру Фрэнсису Клеверингу. В гостиной они застали только сэра Фрэнсиса с супругой, да еще капитана Стронга. Артур очень обрадовался встрече со старым знакомым, майор же глядел на Стронга весьма хмуро — ему вовсе не улыбалось обедать за одним столом с этим чертовым мажордомом, как он про себя непочтительно называл его. Но вскоре прибыл мистер Уэлбор Уэлбор, сосед Клеверинга и тоже член парламента, и старший Пенденнис сменил гнев на милость: хотя Уэлбор был скучнейший человек и в застольной беседе участвовал не больше, чем лакей, стоявший за его стулом, но все же это был почтенный землевладелец, древнего рода и с годовым доходом в семь тысяч фунтов, и в таком обществе майор всегда чувствовал себя на месте. Затем появились и другие достаточно знатные гости: вдовствующая леди Рокминстер, у которой были свои основания благоволить к Клеверингам, и леди Агнес Фокер со своим сыном Гарри, давнишним нашим знакомым. Мистер Пинсент не мог приехать обязанности члена парламента требовали его присутствия в палате, и он не пренебрегал ими как два его старших коллеги. Последней в гостиную вошла мисс Бланш Амори. На ней было восхитительное белое платье, над вырезом которого сверкали во всей красе ее перламутровые плечики. Фокер, глядя на нее с нескрываемым восхищением, шепнул Пену, что она "ужасная милашка". На этот раз она обошлась с Артуром очень ласково — сердечно протянула ему руку, заговорила о милом Фэроксе, расспросила о милой Лоре и о матушке, сказала, что всей душой рвется назад в деревню, и вообще держалась просто, приветливо и безыскусственно.
Гарри Фокер решил, что в жизни не видывал создания столь любезного и обворожительного. Он не очень-то привык к обществу дам и в присутствии их обычно немел, а тут оказалось, что при мисс Амори он может говорить, и он сделался чрезвычайно оживлен и разговорчив еще раньше, чем слуга возвестил "обед подан" и гости спустились в столовую. Ему очень бы хотелось предложить руку прелестной Бланш и вести ее вниз по широкой, устланной ковром лестнице; но это счастье выпало на долю Пена, а Фокер, как внук графа, был удостоен чести вести к столу миссис Уэлбор.
