Кеторин вскинула голову и встретилась с усталым взглядом Клем.
— Они ставили на тебе опыты? — сквозь стиснутые зубы процедила она и новым взглядом осмотрела колбы с различными реагентами. Теперь они были опасными. — У них это получилось?
— Нет, — покачала головой Клем, и длинные сальные пряди волос упали ей на лицо, скрыв обезображенную щёку с заплывшим глазом и переломанным носом. — Пока нет. Они смогли заразить меня, используя кровь королевы Гертруды. Но дальше пока не продвинулись. Он, — она кивком показала на мёртвого старика, болезненно поморщившись, — очень хотел добиться результата. Им помогают кровавые. Вивьена сейчас здесь. Может, кто и ещё, но видела я только её.
Кеторин выругалась и принялась опрокидывать на пол склянки, прекрасно понимая, что толка от этого мало. Чёртову базу нужно было сжечь дотла вместе со всеми её обитателями.
— Кетти, — тихо позвала её сестра, — на это нет времени. Девочка, Мегги, её держат в камерах на подвальных этажах. Её нужно спасать. Она нужна кровавым. И ты не можешь позволить им забрать её.
Сестра согнулась пополам в очередном приступе. Требование было разумным, но оставить лабораторию целой — непозволительная роскошь.
— Я знаю, — ответила Кеторин, перевернув очередную подставку с реагентами. — Её выведет Люк.
— Люк? — взволнованно переспросила Клем, и Кеторин покосилась на сестру. Та даже кашлять перестала от удивления. Клем всегда была образцом женщины, мечтающей о принце на белом коне. — Вы помирились?
— Нет, — буркнула Кеторин, стараясь не замечать восторженного огонька во взгляде Клем. Сейчас было не время и не место обсуждать их камень преткновения. А то Кеторин могла вспылить и бросить сестру или Люка, чтобы избавиться от одного лишнего звена в уравнении, которое она всё никак не могла решить.
Кеторин методично разрушала лабораторию, вымещая на ней весь запал своей злости. Склянки, банки — всё летело на пол. Системные блоки компьютеров она залила зельем для плавки. К спиртовому душку лаборатории теперь примешивалась вонь палёных проводов и пластика. Была бы она стихийником — без сомнения сожгла бы всё здесь к чертям. Остановилась ведьма лишь тогда, когда в комнате не осталось ничего целого.
Клем всё это время лишь наблюдала за бушеванием сестры и иногда кашляла. Подобное спокойствие было настолько не в характере Клементины, что Кеторин только диву давалась. Обычно она была тем человеком, которого слишком много. И то, что сейчас её было слишком мало, не нравилось Кеторин. С громкой и грубоватой Клем было как-то спокойней, чем с тихой и подавленной.
— Ты сможешь идти? — спросила она, с сомнением поглядывая на распухшие и разодранные в мясо лодыжки сестры. Думать о том, что скрывалось под балахоном, не хотелось.
— Постараюсь, — выдохнула Клем и попыталась встать с кушетки, что получилось у неё с большим трудом. Пройти сама она не смогла, и Кеторин поспешила к ней на помощь, поднырнув сестре под руку и приняв на себя большую часть веса. Как жаль, что в этой лаборатории не было каталки.
Обходя осколки, она вывела Клем из разрушенного помещения. Не на это она надеялась, когда шла вызволять её. Клем лишала её мобильности: вместе с ней передвигаться по пустынным коридорам незамеченными было крайне сложно.
Однако Кеторин удачно миновала треть пути, сверяясь с корявой картой Коула, и уже поверила, что всё получилось и что они выберутся из этой передряги, отделавшись малой кровью… Когда взвыла сирена. Противная такая: надрывная, режущая и по ушам, и по нервам.
Кеторин выругалась, осознавая, что её простой план, похоже, рухнул, и ей оставалось только гадать, что именно пошло не так.
========== Глава 48. Ничто не предвещало беды… ==========
За Марту Коул переживал, хоть и свежи ещё были воспоминания о её театральных подвигах в лесу — как лихо она тогда обвела Роя! Но то был Рой — мальчик-простак, девизом которого было «не обманывайте меня, я сам обманываться рад». А тут целый орден. Спящий, конечно, но ведь целый!
Коул вообще чувствовал себя подлецом, предавая людей, которым клялся в верности. От себя самого становилось противно. Его внутренние терзания скрашивало лишь то, что теперь он знал имя своего врага.
Демьяна.
И тот факт, что люди, которых он считал братьями, заключили сделку с его врагом, не уравнивал их с ней — не они же убили его сестру, — но явно поднимал Коула из клоаки самобичевания, в которую он сам же себя периодически загонял.
Да и недавняя вспышка в машине, тот нервный срыв, ситуацию не облегчал. Теперь Коул точно знал: Марта не железная и тоже может нервничать. Просто её метания и страхи выливаются не в той же форме, что у знакомых ему женщин. Благо, Марта могла импровизировать — что, собственно, и сделала тогда, подавив смех истеричными слезами и кашлем.
Коул сомневался, что был способен на такую импровизацию. Чтобы врать мистеру Рудбригу в самом начале их пути, Коулу пришлось продумывать целый сценарий: как себя вести и что говорить. Сейчас сценария у него не было, и Коул просто надеялся, что у него получится вести себя так, как если бы ничего в нём не изменилось. Как если бы он не знал, кто такая Марта Рудбриг. Не знал малышки Мегги — невероятной маленькой леди. Даже Кеторин не была так уж плоха. А Джилс? Коул явно не так представлял себе королеву ведьм… Это бедная зарёванная девочка, которую так и хочется обнять и плакать вместе с ней, а никакая не жестокая душегубка, пьющая кровь младенцев!
Так что Коул чувствовал себя мерзавцем, таща Марту за шиворот через парковку к ступеням главного входа. Та демонстративно вырывалась и даже пыталась укусить. Вот только в физическом плане Марта оказалась не сильнее ребёнка и, даже если бы приложила максимум усилий, всё равно не справилась бы с ним. Было в этом странное равновесие. С магией Марта могла уложить его на лопатки с той же лёгкостью, с которой Коул мог скрутить её без магии.
Дверь Церкви распахнулась раньше, чем Коул доволок Марту до ступеней, и оттуда выбежал охотник в помятой одежде, с заспанным лицом и злым взглядом. Кажется, этого охотника Коул раньше встречал. Имя, правда, вспомнить не мог.
— Ты что творишь?! А если её кто-то заметит? Сказано же — всех заводить только через парковку!
Да, Коул определённо встречал его раньше. Такой гнусавый голос забыть невозможно. Именно благодаря голосу Коул смог вспомнить имя. Гюнтер — вот как звали охранника.
— Да помню я, — крикнул ему в ответ Коул. — Но эта бешеная в руль вцепилась, пришлось срочно тормозить и выволакивать её из машины, пока она её не разбила. Гюнтер, дружище, она мне всю кровь выпила за эти несколько дней. Знал бы, сколько раз я уже пожалел, что в живых её оставил!
Коул говорил, одновременно заволакивая Марту на ступеньки.
— Ублюдок! — завизжала она. Коул даже опешил и на секунду замер. На его памяти Марта не визжала. Кричать, ругаться — это она умела. Но визжать?
— Да заткнись ты уже, сука! — прикрикнул на неё Коул, у которого чуть ушные перепонки не лопнули.
Наверное, для видимости ведьму нужно было ударить, чтобы создать полностью правдоподобную картину. Но у Коула на Марту рука не поднималась. Физически не поднималась — и это было странно. Настолько странно, что Коул так и замер на ступенях. И, даже понимая, что нелепо ломать над этим голову сейчас, попытался вспомнить, что именно Марта говорила в ту ночь, после которой он больше не смог ей врать.
— Эй, ты что замер? — возмутился Гюнтер и потрепал Коула за плечо. — Тащи её быстрее! Если завтра здесь соберутся журналисты, чтобы узнать, какую сумасшедшую ты привёз, глава с тобой кокетничать не станет!
— Да-да, конечно, — ответил Коул и втолкнул недоумевающую Марту в холл. Она посмотрела на него с вопросом во взгляде, и Коул покачал головой — мол, не думай об этом. — Гюнтер, куда её вести?
Охотник как раз запер за ними дверь, а Коул осматривал единственный ухоженный коридор с коврами и лавочками. По одну стену располагалась гардеробная для мнимых клиентов, по другую — что-то вроде регистратуры для них же. И ни одной камеры. Всё, как он помнил: камеры были только уличные и на парковках, а ещё в комнатах для допроса и лишь в некоторых коридорах. Почему именно так, а не иначе, Коул не знал. Всё-таки он не был полноценным членом ордена.
