Елена Усачева - Добро пожаловать в кошмар!

– Совершить поездку в столицу Эстонии Таллин – это окунуться в сказочное Средневековье, прогуляться по улочкам, ширина которых не больше размаха рук, стать свидетелем ожившей легенды…

На этом месте Вадим Бокштейн остановился и в который раз посмотрел на обложку книги.

– Это как? – хмыкнул Андрюха Василевский, перекидывая скорлупу от орешка через спинку кресла.

– Достал уже! Понял! – взвился над красным подголовником разъяренный Айк Акопян.

– Это значит, что тебя упакуют по полной программе и отправят в прошлое. – Вадим повертел путеводитель в руках. Обложка у него была неожиданного черного цвета. С розой и крестом под готическими буквами названия «ТАЛЛИН».

– Что ты несешь? – перегнулась через подлокотник Таня Ким. – Не можешь нормально прочитать, дай мне!

Она протянула руку, но Бокштейн книгу не отдал. Сел удобней, перевернул пару страниц.

– С первого же дня вы влюбитесь в этот город. Он заворожит вас своими легендами, опутает сетью узких улочек. И уже никогда не отпустит из своего плена, – завершил Вадим свое чтение и захлопнул путеводитель.

– Чушь все это, сдирание бабок, – фыркнул Сашка Борзов.

– Ах, какие вы все не романтичные, – дернула плечиком Натка Михеева.

Вадим отвернулся к окну, за которым проплывал унылый подмосковный пейзаж.

Это были их последние совместные каникулы.

«Нет, нет! Мы еще будем встречаться!» – кричали на разные голоса ребята, как только до девятиклассников дошло, что через пару месяцев их совместная школьная жизнь закончится. Неделя в Таллине, круговерть апреля и мая, экзамены – и прости-прощай школа и одноклассники. Тут же дружно договорились увидеться в полном составе осенью. И только Маргарита Викторовна, их классный руководитель, знала, что никто из ее подопечных не сдержит обещание.

Девятый класс… Кто-то останется в школе, кто-то уйдет в гимназии и лицеи, а кто-то отправится работать и учиться в техникумы и училища. Айк Акопян уже вовсю помогает отцу в его магазине. Хотя мог бы учиться и дальше, голова у него светлая. А вот Сашку Борзова прямо сейчас впору отправлять работать. Здоровый, за партой не помещается. Но к директору ходит его мама, хочет, чтобы Сашенька учился дальше. Две Натки, Никольская и Михеева, давно определились. Пятнадцать лет, а уже мечтают о свадьбах и взрослой жизни. Остальные корпят с репетиторами над учебниками. Умница и отличник Вадим Бокштейн идет на физмат, Андрей Василевский, Лена Голубева и Таня Ким подались в лингвисты. Взрывотехник Глеб Мамкин остается. С такой репутацией ни одна школа не возьмет. Фамилия заставила Глеба стать опасным для всех. Пятый класс у него прошел под лозунгом «Ничего не взорвал – день прошел зря». Химичка Инна Васильевна запирала лабораторию, как только звенел звонок на перемену, после которой должен был прийти класс Мамкина. Это его не останавливало – у Глеба были свои взрывчатые вещества. Содержимое бутылок с фантой взлетало в воздух, шипела и пенилась сода, разбавленная щедрой порцией уксуса, марганцовка оставляла на его пальцах ожоги. Несмотря на его «боевой» характер, кличка «Мамочка» приклеилась к нему на века. Остается только удивляться, как этот «повелитель огня» ухитрился увлечь в свои сети красавицу Ингу Оболдину. Тихая и молчаливая, она незаметно для всех обосновалась рядом с шумным Глебом. На каждую его выходку лишь бледно улыбалась. В глазах же у нее сидел огонек гордости за своего кавалера.

А вообще – хорошо, что другие не поехали, хорошо, что их столько, сколько набралось. Десяти без пяти минут старшеклассников вполне достаточно, чтобы тихая столица Эстонии запомнила их приезд надолго.

Маргарита Викторовна приоткрыла глаза. Поезд Москва – Таллин несся в темноту, колеса постукивали на стыках, сидячий вагон дремал, ребята клевали носом, хотя с вечера договаривались не спать ни в коем случае! «Кто ж уснет сидя!» – бурчал Айк в телефонную трубку, когда его мама позвонила последний раз перед границей. Василевский собирался отмечать стихотворениями Игоря Северянина каждый километр до границы. Но сейчас он спит, неудобно повесив голову. Черная книжечка стихов известного поэта Серебряного века сползает с его колена. Обе Натки уснули, склонившись друг к другу. Акопян дремлет, запрокинув голову. Вадим даже во сне хмурит брови, вероятно высчитывая очередную формулу. И только Лена Голубева смотрит в окно. Длинные русые волосы взлохматились на затылке. Весь вечер Василевский с Таней Ким спорили. Ни о чем, просто перебрасывались словами, этим они занимаются постоянно, когда не читают свои любимые книги. Лена вертела головой, словно пыталась отследить взглядом перелетающий туда-сюда воображаемый пинг-понговый мячик разговора. Теперь волосы стоят у нее на затылке сбитым колтуном, как маленькая корона.

А за окном ночь. Скоро граница, таможенники, надо хотя бы немного поспать. Маргарита Викторовна мазнула взглядом по своему отражению в окне. Что-то их ждет в Таллине? Удастся ли поездка?

Разбудили их как всегда в самый сладкий момент сна. Во сне ты докопался до чего-то сокровенного или твой враг попросил пощады посреди сурового поединка, а тебя уже трясут за плечо, кричат совсем уж несуразное:

– Готовим паспорта!

Ребята нехотя разлепляли глаза, непонимающе глядя в темные окна поезда.

– Сколько времени-то? – потянулся Айк, привычно вскидывая руку с дорогим хронометром на тяжелом железном браслете.

– Тебе по-каковски? – зевнул огромный Борзов, и кресло под ним опасно скрипнуло. – Оне ж, басурмане, по другому времени живут.

– Вы тут особенно не выступайте, – напомнила Маргарита Викторовна. – С чувством юмора у пограничников плохо. Будете потом точить свои языки.

– А если таможенник будет красивый, ему об этом тоже не говорить? – томно произнесла Ната Михеева.

– Смотрите, собачка!

Тамбурная дверь распахнулась, впустив огромную немецкую овчарку. Собака сунула нос в один пролет между креслами, в другой.

– Тише! – напомнила учительница, но вся ватага подалась в проход, чем вызвала недовольство пограничника:

– Все сели на свои места! – привычно рявкнул он.

Девятиклассники качнулись назад, устроив маленькую кучу-малу, Айку оттоптали ногу, и он долго сокрушался, разглядывая свой ботинок, потерявший респектабельный внешний вид.

Сашка Борзов с уважением посмотрел сначала на пса, потом на идущего следом парня в камуфляже и мечтательно заулыбался.

– Напридумывали границ, – проворчала Лена, поправляя сбившиеся светлые волосы. – Как будто здесь можно кого-то поймать.

Обе Натки, поддерживая ее, закивали.

Российские пограничники молча принимали у ребят паспорта и так же молча возвращали. Михеева безрезультатно хлопала глазками и надувала губки. На ее старания никто не обратил внимания.

Эстонские пограничники оказались более суровыми.

– С какой целью едете в Таллин? – Перед ними стояла крепкая женщина лет сорока с цепким холодным взглядом.

– Поклониться могиле Игоря Северянина, – полез вперед Василевский.

Женщина поджала губы и уставилась на Андрюху.

– Как, вы разве не знаете? – понесся вперед Василевский, старательно не замечая посыпавшееся на него со всех сторон шиканье.

Андрюха вскочил, картинно выкинул руку вперед и громко проговорил, старательно грассируя:

В лице женщины ничего не изменилось. Не ожидавший такой реакции, Андрюха растерялся.

– Ну, поэт такой был, – уже без пафоса добавил он. – В Таллине похоронен.

– Это все, что вы знаете про этот город?

Андрюхин паспорт все еще был у пограничницы в руках, она чуть покачивала им, словно решала: отдать или себе оставить.

– По-моему, достаточно, – выдохся Андрюха.

– Распространенное заблуждение. – Пограничница чуть склонилась, отдавая красную книжечку Василевскому.

– Нас там ждут, – поспешила заступиться за непутевого Андрюху Лена.

– Наш приезд предсказан звездами, – зло добавила Таня. Ей было приятно, что пограничница осадила классного зазнайку и выскочку.

– Ну, еще Георг Отс[1], – пробормотал Андрюха, садясь в кресло и глядя вслед идущей по проходу стражу границы.

– Ты бы Калева[2] вспомнил, – хмыкнула Ким. – Она бы оценила. – И покачала коротко стриженной черноволосой головой.

– Теперь ваше слово, миледи! Прошу! – не простил ей шутку Василевский и попытался выпихнуть одноклассницу из кресла.

– Все остаемся на своих местах, – напомнила пограничница, выдерживающая приличествующее случаю суровое выражение лица. – Когда поедете обратно?

– Через пять дней, – не дала ответить своим подопечным Маргарита Викторовна, а то бы им еще долго пришлось выслушивать стихи и комментарии к ним.