Все трое глядели на Виктора с нетерпением. Мол, соображай быстрее, новичок, да поехали. У Непейводы отпала охота рассказать о беглеце. Он прижимал к себе завернутую в газету кроссовку, переминаясь с ноги на ногу.
Несчастный случай? Час назад Непейвода и сам почти не сомневался в этом. Но теперь, когда все говорили о том же, заколебался. Вспомнилась вдруг сценка, подсмотренная утром на улице: большой черный дог, держа в пасти конец поводка, вел за собой маленького шпица. Тот упирался, но в споре большого пса и маленькой собачки всегда выигрывает первый.
Вот и он, Виктор, не тот ли белый шпиц, которого на поводке ведут в нужном направлении? В нужном кому?
Без всякого «римского семичлена» было ясно, кому нужно, чтобы это был несчастный случай. В первую очередь родной милиции, – если не удастся найти преступника, то «глухарь» испортит отчетность. Хозяевам гостиницы тоже не выгодно убийство. Да и хозяевам города, живущего, в частности, на доходы от туризма.
Непейвода оглянулся на здание гостиницы. Погасли окна бара и ресторана. Только сплетенное из неоновых букв название ярко горело в ночи: «Спутник».
Внезапно Виктор ясно понял: бег с барьерами для него отнюдь не кончен. Напротив, он только в самом начале дистанции.
Глава 25 Серебряный брелок
Рассвет заглянул в окна гостиницы, солнечным лучом коснулся лица Людмилы Ермишиной, дремавшей в кресле. Горничная посмотрела на часы, встала и подошла к номеру Гельмута Шредера. За дверью – тишина.
Чертов немец здоров был спать. А чего ему дергаться – кто рискнет побеспокоить гостя из великой и доброй Германии? Даже во сне не видит господин Шредер причин для тревоги.
Люся осторожно поскреблась в дверь люкса. Ни звука в ответ. Неужели ей не удастся поговорить с богатеньким немцем наедине?
Она с раздражением покосилась на медную начищенную ручку и двинулась дальше по коридору. Дошла до злополучной лестничной площадки. А напротив – бар. Чашка кофе и рюмка коньяка – вот что нужно после безумной ночи.
Люся постучала в прозрачную дверь. При этом заметила, что маникюр уже ни к черту, а делать новый – чистое разорение по нынешним ценам. Кофе и коньяк тоже дороговаты. Но эти благословенные напитки помогут войти в форму перед встречей с немцем.
– Привет, Боб!
– Привет, – буркнул толстый молодой человек, открывая стеклянную дверь в рай – экзотические напитки, запах кофе и американского табака. – Что надо? Я ухожу, и так задержался с этим паскудным делом… Вот гадство, мало мне своих проблем!
– Что, Боб, дебет с кредитом не сходится? – ехидно заметила Люся. – Запутался в деньгах – где свои, где чужие?
Борис холодно глянул на нее:
– Девочка, ты, видимо, забыла, кто тебя вытащил из вонючей школы и устроил сюда…
– Горничной… – Люся зябко передернула плечами. – На дохлую зарплату.
– А чаевые в валюте? А мужики, с которыми ты спишь за баксы? И кстати, давно со мной не делишься, Люсьен.
Людмила молча села на высокий стул у стойки.
– Мои мужики существуют лишь в твоем больном воображении, – сказала она. – Угости лучше кофе.
– Ладно. – Боб неожиданно сменил гнев на милость. – Сварю двойной. Ну и коньячишки для полноты жизни, а?
Людмила кивнула.
Странная росла девчонка Люся Ермишина. Она вся как бы состояла из противоречий. В ней удивительным образом совмещались лень и жгучее любопытство, стремление к добру и пороку. Круглая отличница, первая ученица, она же первой в своем классе вкусила от запретного плода – однажды после уроков, на пыльных матах спортзала.
И пока безмозглый, но красивый телом учитель физкультуры учил Люсю новым «упражнениям», у школы по свежевыпавшему снегу ходил кругами Герка Дымов. Бескорыстный и, может быть, чуточку бестолковый рыцарь…
Боб поставил перед Людмилой чашку кофе и рюмку коньяка.
– С чего это ты расщедрился? Знаю, что за просто так стараться не будешь.
– Верно понимаешь, Люсьен! Есть одна проблемка. Мой братишка на тебя глаз положил. Не откажи пареньку во внимании.
– Надеюсь, это не шибздик в красной кепочке, что вчера вертелся возле тебя весь вечер?
Боб притворно вздохнул:
– Не надейся. Он и есть. Такой, понимаешь, акселерат…
Людмила устало отодвинула пустую рюмку:
– За кого, интересно, ты меня принимаешь? Боб тут же наполнил рюмку вновь:
– За самую прекрасную и добрую женщину в этой конюшне. Которая боится потерять место у кормушки.
– Боится. Да. Я трусиха.
Люся выпила и передернула плечами.
Припомнилось, как однажды Дымов завел ее в развалины крепости за пустырем. Был туманный и теплый мартовский вечер в начале весенних каникул. Люся ждала поцелуев. Возможно, и большее бы позволила, захоти он этого.
Но Герка захотел другого. Он вознамерился раз и навсегда излечить Людмилу от приступов страха. У него якобы было надежное лекарство. Глупый, бедный мальчишка…
Стоп. Хватит. Милое сопливое детство… От него остались одни воспоминания, подобные кокону, из которого вылетает на свет бабочка, расправив ослепительные крылья…
Люся усмехнулась своим мыслям. Если и получилась бабочка, то разве лишь ночная. При свете солнца ей надо улетать домой.
А Гельмут Шредер никуда не денется. Портье сказал, что немцы оплатили номера до четверга, а сегодня только вторник. «Два с половиной дня в запасе», – прошептала Людмила и, открыв сумочку, украдкой глянула на брелок, выполненный в форме миниатюрного серебряного велосипедиста.
Брелок принадлежал Гельмуту Шредеру – хороший повод для серьезного разговора! Просто прекрасный, если учесть, что Людмила нашла его на лестнице, где ночью кто-то пытался убить друг детства.
Опять Герка, Геракл Дымов…
Глава 26 «…Все уметь и ничему не удивляться»
Старший оперуполномоченный уголовного розыска Виктор Верховский вогнал плоское жало «фомки» под дверцу сейфа. Плавное движение, щелчок – и стальная шкатулка открылась как миленькая. Он взял с нижней полочки, где они с Павловым хранили свой табачный запас, пачку сигарет, положил «фомку» на стол и тут заметил в глазах Непейводы плохо скрытое неодобрение.
– Когда Павлов уволакивает ключ от этой жестянки, – с усмешкой пояснил он, – мне заменяет его «фомка». А ты, Виктор, изволь эмоции прятать в карман. Настоящий сыщик должен все уметь и ничему не удивляться.
– Понял, – сказал Непейвода.
Верховский закурил. Нос с горбинкой, черные усики шнурком – коллега Непейводы по угрозыску сильно смахивал на д'Артаньяна. Такой же легкий и подвижный, не поддающийся «кардиналам» с верхних этажей власти.
– Ну что там стряслось в гостинице? – спросил наконец Верховский, присаживаясь на край стола. – В самом деле, несчастный случай?
– Не думаю. Теперь я почему-то уверен, что на Дымова было совершено покушение, – ответил Непейвода и достал свой новенький блокнот.
Шурша страницами, Виктор добросовестно передал показания всех опрошенных, отдельно рассказал о выпрыгнувшем из окна госпожи Робинсон человеке, неудачной погоне. В конце упомянул о привете Золтанова, о его персональном привете Павлову и Верховскому.
Верховский слушал, роняя пепел в треснутое блюдце.
– Что-то не вяжется… Я действительно знаю Дымова: волевой мужик, хотя и любил, конечно, врезать. Велорикшей работает, иной раз без тросточки ходит. Чтобы он так просто взял и упал? Хотя и зацепиться вроде не за что: инвалид. Давай мы с тобой вот так решим – оставить материал в проверке. А пока найди ночного беглеца и обязательно побывай в больнице.
– Уже звонил с утра, – сказал Виктор. – В сознание не приходит.
Верховский раздавил в блюдце недокуренную сигарету и без перехода сказал:
– Золтанов больно с нами заигрывает. Почему? Когда собака виляет хвостом, ей что-то от тебя нужно… В больнице будешь – внимательно осмотри одежду Дымова. За каким он, кстати, чертом приволокся в отель? Люсьен навестить?
Виктор вцепился в блокнот, как в спасательный круг, перелистал страницы, но упоминания о Люсьен не нашел.
Верховский, снисходительно наблюдая за его героическими усилиями, пояснил:
– Людмила Ермишина это, не трепли зря страницы. Нормальная была девчонка, да вот как-то сбилась у нее линия жизни. Поговори и с ней еще разок. Все равно ведь в гостинице живешь. А блокнотик свой спрячь. Больше на голову, на память полагайся.
Непейвода сунул в карман блокнот – эту «творческую лабораторию оперативного работника», по определению майора Шаркова, преподававшего в школе милиции, и развернул замусоленный сверток.
– Может, отдохнуть после дежурства хочешь? – спросил Верховский. – Как старший на рейде, могу отпустить тебя домой.
Виктор покачал головой и протянул Верховскому трофей: кроссовку беглеца. Сорок второй размер, импортного производства.
Хотя удары по черепу вроде полученного ночью не способствуют развитию сообразительности, Непейвода еще раньше догадался, кому принадлежит эта поношенная кроссовка с замком для велосипедной педали на подошве.
