привкус крови. Нет, не противный! Глаза Корвины вдруг вспыхнули тусклым блеском. Крови, вот чего она хочет — свежей тёплой крови! Дёсны полоснула острая боль — у неё впервые резались клыки — и девушка завыла, задрав голову к ночному небу. Со всех сторон поднимались солдаты и хищно скалились. Да, они разбили стаю, но та и не пыталась их убить, она сделала хуже — превратила их в Легион Тьмы.
Они вернулись в деревню, из которой вышли вчера, и обречены были все… Полуоборотни-полувампиры, они были движимы только одной целью — убивать. Не для еды, не для защиты, просто убивать всё, что движется. Корвина была с ними и видела всё это. Она не превратилась в волка и дошла до деревни на ногах, как оказалось, даже несла с собой меч, который по привычке заправила в ножны. Пожар, крики, рёв — всё плыло перед глазами, вызывая в памяти то, что она так долго пыталась забыть.
Совсем рядом раздался сдавленный писк, и Корвина повернула голову. Что-то страшное, не поддающееся описанию, придавило семилетнего мальчишку к земле и тянулось к горлу. Корвина вздрогнула и выхватила меч. Зверь поднял голову, зарычал, и она вдруг по одним глазам узнала их командира, отца своего ребёнка. Но сейчас в них не было ничего человеческого, только вечный голод. Девушка с криком размахнулась, и его голова слетела с плеч, а мальчик, высвободившись, со слезами убежал. Корвина будто проснулась, она сжала меч и пошла делать свою работу — защищать людей от нечисти, пусть даже когда-то бывшей её друзьями. Но теперь они звери, и им уже ничем не поможешь.
Девушка вытерла клинок об меховую окантовку сапога и устало оглянулась. Она последняя. Корвина приставила лезвие к груди и глубоко вздохнула. Но неожиданно резкая боль в животе повалила её на колени. Она согнулась в три погибели, в глазах потемнело, и Корвина потеряла сознание.
Три дня её пытался спасти местный колдун. Три дня она была на краю. И только на четвёртый он с уверенностью мог сказать, что она будет жить. Эта странная девушка с клыками, которая спасла их деревню. Он не сумел сделать из неё человека, но наложил заклятье — Корвина больше не жаждала крови так неуёмно и обращалась лишь по своей воле, но с одним условием — она никогда не укусит ребёнка. Своего ребёнка Корвина потеряла. Конечно, она бы не смогла нормально родить, но всё равно, лишиться в один день и сына, и его отца — невыносимо.
Почти так же, как каждый раз видеть испуганно-настороженные лица жителей деревни. Выздоровев, она пару раз принимала облик волка — сначала это было адски больно — ведь перестраивались все кости, но с каждым разом происходило всё быстрее и быстрее. А когда в деревне пропала девочка, всё свалили на Корвину. Девочку на следующий день нашли — она заблудилась в лесу, и Корвину отпустили практически из-под топора палача, но она поняла, что люди теперь всегда будут видеть в ней только зверя. А ведь она была готова защищать их от нечисти до последней капли крови! Корвина взяла отцовский серебряный меч, завернулась в плащ и ушла из этой деревни. Клеймо солдата Легиона на её руке было закрыто, имя навсегда стало уменьшительным — Корри. Она опять осталась совсем одна. Одна из всего тысячного Легиона Света. Оборотень.
В то время, когда Корри сражалась в рядах Легиона, для Дайки всё только начиналось. Молодая зеленоглазая эльфийка (ей только-только исполнилось сто двадцать), она жила в лесном посёлке вместе со старшим братом. После гибели родителей он считал себя главным в семье, и Дайнтантриэль должна была его слушаться. Но, обладая довольно своенравным характером, она делала то, что хотела, даже втихаря пыталась научиться колдовать.
Однажды в поселение пришли люди и попросили помощи в мелкой междоусобице двух князей. Эльфы бы ни за что не согласились, но от этого зависела судьба леса и их самих, поэтому был собран отряд стрелков, куда и попала Дайка. На войне ей почти ничего не угрожало — у врага не было лучников, способных стрелять так далеко и так метко, а ближе их люди не подпускали. Брат ворчал, давая своё разрешение, и оказался прав: за месяц, пока эльфы жили в военном лагере, Дайка успела по самые кончики своих острых ушей влюбиться в одного солдата. Это было сумасшествие, совершенно неподходящая пара: чистая, как горный родник, эльфийка и человек, да ещё солдат, замызганный, небритый и без крыши над головой. Но какой это был месяц!
В лесной посёлок они возвратились вдвоём, крепко держась за руки — бесполезно, да и невозможно было скрывать что-то от брата. Тот впал в ярость и обещал выгнать Дайку из дома. После разговора с ним она выскочила за дверь вся красная, со слезами на глазах и, схватив лук, бросила своему парню, который всё это время ждал снаружи, что пойдёт потренируется в стрельбе. Он попытался удержать её, утешить, спросить, что случилось, но Дайка упорно молчала. Тогда солдат вернулся к дому. Брат, высокий бледный эльф с перевязанной правой рукой, смерил его презрительным взглядом, явно не настроенный на диалог. Но солдат слишком сильно любил Дайку, и не собирался отступать. Он в самом деле пытался решить всё мирным путём, долго говорил о самых честных и серьёзных намерениях, но, когда собеседник схватился за меч, быстро понял, что разговор окончен.
Владели оружием они одинаково хорошо, вот только эльфу пришлось держать свой клинок в левой руке. Солдат, привыкший, что противник всегда сражается правой, вынужден был проворачивать все приёмы по-новому, а времени и желания выяснять, как именно, у него не было. Прекрасно фехтовавший и левой, эльф теснил человека, надо было что-то менять. Сообразив, что противник не сможет держать рукоятку двумя руками, солдат решил попросту выбить у него оружие, приложив для этого все силы. Брат Дайки попытался парировать удар каким-то явно неподходящим для этого случая приёмом, потому что его клинок отскочил со звоном от меча нападавшего и… эльф сам напоролся на свой клинок. Он упал замертво, а солдат застыл в оцепенении, его била нервная дрожь. Совсем не этого он хотел.
Неожиданно ощутив чьё-то присутствие, парень обернулся. В дверях стояла бледная Дайка, она только зашла — занавеска ещё колыхалась, и держала в поднятых руках лук со стрелами. Ей хватило одного взгляд на пронзённое мечом тело брата, на растерянное лицо своего любимого, чтобы понять всё по-своему. Солдат не успел и слова сказать
