А один из командировочных уже открыл пиво и разливал по стаканам. Движения его рук были привычными и четкими. На лице – застывший задор.
– Я не буду, – сухо произнес, подняв голову, Степан.
– Что, болезнь? – спросил разливавший.
– Хуже.
– Ну, насильно пьян не будешь! – махнул рукой командировочный и перевел взгляд на Игоря. – А ты?
– Я чуть-чуть, – сказал Игорь. – Нам с утра работать…
– А нам танцевать!!! – рассмеялся разливавший. – Мы тоже не в отпуск едем. – Два дня подводной сварки, потом по пол-литра на брата для согрева, и назад!
«Подводная сварка» вызвала у Игоря уважение.
Разливавший протянул руку Игорю.
– Ваня, – представился он. – А это Женя, – показал он взглядом на напарника.
– Я выйду покурю, – Степан поднялся и покинул купе.
Поезд тронулся. Женя добавил себе и напарнику в пиво водки. Взглядом предложил Игорю сделать такой же коктейль, но Игорь отказался.
На минутку зашел в купе проводник. Собрал билеты. С командировочными поздоровался, как со старыми знакомыми.
– Только песни не пойте ночью, – попросил их, уже выходя, дружеским тоном.
Выпив стакан пива, Игорь решил отыскать Степана.
Тот стоял в тамбуре.
– Выпили бы хоть каплю из вежливости, – сказал он ему.
– Если я выпью, то весь вагон спать не будет, – усмехнулся Степан. – А для радости мне и чая хватит!
– А если там, в Очакове ваших родственников найдем? К ним жить переедете? Или у нас останетесь? – спросил Игорь и почувствовал себя неловко – так нескладно его вопрос прозвучал.
– Кто его знает?! – пожал плечами Степан. – Ну, если найду… Но какое им до меня дело?! Я ведь – человек без денег и без прописки. Ни помощи, ни дружбы, ничего не прошу. Научился своими руками жить. Познакомлюсь, да и всё тут… Буду знать, что не одни мы с дочкой на этом свете. Хотя вряд ли там кто из родни… Родственников можно и без наколки найти. Там что-то другое.
К их удивлению, когда вернулись они из тамбура в купе, все бутылки на столе стояли пустыми, а сами командировочные уже лежали на верхних полках.
– Там огурцы остались, угощайтесь, – проговорил сверху один из них.
На площади перед николаевским вокзалом стоял ряд микроавтобусов с выставленными в лобовых стеклах названиями конечных пунктов маршрута. Игорь сразу заметил под стеклом одного из бусиков – «Очаков – коса».
– Когда отъезжаете? – спросил водителя Игорь.
– Как наполнимся, так и поедем, – ответил тот, громко жуя семечки.
* * *
Над Очаковом вовсю светило солнце. Освещало оно и несколько серых «хрущевок» вокруг безликого двухэтажного автовокзального аквариума, и три киоска, и нескольких бабушек, торговавших прямо с асфальта яблоками.
Степан, осмотревшись, сразу к этим бабушкам и отправился. Игорь поспешил за ним.
– Почем «Симиренко»? – спросил Степан у одной из них.
– Две гривны кило, – ответила она. – Будете брать – уступлю по полторы…
– А вы не знаете, где бы нам подешевле угол снять на пару дней? – Степан сменил тему, чем, правда, старушку совсем не удивил.
– А чего ж вы так поздно приехали? – она сочувственно развела руки. – В море уже только пьяные да детки купаются…
– А мы – моржи, – улыбнулся садовник. – Мы не купаться, мы город посмотреть.
– А чего у нас смотреть?! – сама себя спросила старушка. – Хотя чего! Церковь есть, музей с картинами где-то в центре… Кажуть, интересный…
– Пойдем, обязательно и в музей пойдем, – закивал Степан. – Только сначала нам бы угол снять!
Старушка проницательным взглядом осмотрела обоих приезжих с ног до головы.
– Есть у меня комнатка… Но меньше чем за десять гривен в сутки я ее не сдам. Это без еды, конечно…
– Ладно, торговаться не будем, – произнес садовник, будто бы нехотя соглашаясь.
– Маша, ты мои попродаешь? – обернулась она к соседке по придорожному базарчику. – Я щас вернусь!
Та кивнула.
Автовокзал и несколько «хрущевок» остались позади. Старушка вела приезжих мимо частных домов.
– Сами-то откуда? – спросила по дороге.
– Из столицы, – ответил Степан.
Вскоре зашли они во двор старого кирпичного дома. Игорь сразу направился к ступенькам порога.
– Эй, милок, не туда! – крикнула замешкавшаяся у калитки хозяйка.
И привела их за дом, где гости увидели еще две кирпичные пристройки.
В одну из них она и запустила мужчин, сняв с дверцы навесной замок и вместе с ключом передав его Степану. Внутри стояли две железные кровати, аккуратно застеленные. У маленького окошка – столик и два стула, а под стеной такая же старая деревянная этажерка, какая стояла у Игоря в кирпичном сарае.
– Ну вот, располагайтесь, – сказала она. – А я пойду дальше торговать.
Уже выходя, она оглянулась.
– Может, наперед заплатите?
Игорь протянул ей двадцать гривен.
– Если дольше пробудем, доплатим!
После того как Степан выкурил сигаретку, они с Игорем отправились на прогулку по городку. Улица, по которой они шли, показалась Игорю бесконечной.
– Я думал, Очаков не больше Ирпеня, – выдохнул он.
– Больше или не больше, а в таких городках все друг друга знают, это главное! – твердо и самоуверенно произнес Степан. – Это главное, и не самое приятное. Они сразу видят, кто чужой!
Хозяйку-старушку звали Анастасия Ивановна. Вечером она постучалась в их окошко и позвала в дом поужинать.
В доме Анастасии Ивановны стоял запах старых одежд. Игорю этот запах был знаком с детства – у его бабушки в деревне был сундук с платьями, пальто и платками. Игорь иногда заглядывал внутрь и оттуда сразу в нос бил этот странный, затхлый запах, который, однако, нельзя было назвать невыносимым или даже неприятным. Присутствовало в нем даже что-то сладкое и что-то от осенних прелых листьев.
Угощала она гостей тушеной капустой с грибами. Ничего алкогольного на стол не поставила, зато сразу налила гостям чаю из большого фаянсового чайника.
– Вы здесь давно живете? – спросил ее Степан.
– Да я очаковская, родилась тут, – сказала хозяйка.
Глаза у Степана загорелись. Он бросил быстрый взгляд на Игоря, а потом возвратил его на Анастасию Ивановну.
– А вы случайно про Ефима Чагина ничего не слыхали? – спросил он отчетливым сухим голосом.
– Про Фиму?! – удивилась она. – Как же не слыхала?! Фиму раньше здесь каждый второй знал!
На ее лице появилась задумчивая улыбка.
– Фима красивый был, и шустрый. Он женскому полу очень нравился. Жаль, что его убили…
– Как убили? Когда? – вырвалось у Игоря.
Хозяйка задумалась.
– Должно быть, при Хрущеве было… Точно! Сразу после того, как Хрущев Гагарина в космос запустил. Или раньше? После спутника, которого тоже Хрущев в космос… Помню, на похоронах все только про космос и шептались.
– А дом, где он жил? – осторожно спросил Степан. – Дом этот еще стоит?
– Стоит, стоит, – закивала хозяйка. – Куда ему деться?!
Степан многозначительно посмотрел на Игоря. В его взгляде блеснул азарт, и губы в такт этому азарту растянулись в едва заметной усмешке.
Игорю в эту ночь спалось неважно. Панцирная сетка под матрасом скрипела каждый раз, когда он переворачивался с боку на бок, и своим скрипом будила его. Хорошо еще, что не будил этот скрип Степана, похрапывавшего на соседней кровати.
В конце концов Игорь улегся на спину и лежал с открытыми глазами. Смотрел в низенький потолок, едва видимый из-за темноты. Смотрел и вспоминал прошедший вечер и ужин у хозяйки, как она улыбалась какой-то почти детской улыбкой, говоря о Фиме Чагине, и эта улыбка так странно смотрелась на ее высохшем лице. Под конец разговора она даже проговорилась, что и сама была в этого Фиму влюблена, впрочем как и многие другие девушки Очакова. Фима Чагин был заметный, худой, длинный и с острым кадыком на шее. Нос у него тоже был острый. Появился он в Очакове внезапно – его бабушка жила в большом доме и вдруг заболела. После войны дело было. И родители отправили его из Каховки к ней, чтобы после ее смерти дом никому чужому не достался. Бабушка выздоровела и прожила, по словам хозяйки, еще лет десять вместе с внуком, дружно и нескучно. Он, как приехал, сначала со всеми очаковскими забияками передрался, показал свою прыть. Они после этого Фиму зауважали, и стал он считаться своим, «очаковским». Ходил на рыбалку, лазил с другими пацанами в порт, чтобы что-нибудь украсть, снимал с неместных рыбацких лодок якоря и перепродавал их на базаре. Иногда его ловили, но он снова вырывался и убегал. И бегал так, пока за какую-то мелочь не посадил его участковый на два года. А когда Фима вышел, стал он уже повзрослевшим и молчаливым. И бегать перестал, а ходил с тех пор медленно и многозначительно. И люди к нему приезжали всякие отовсюду: из Таганрога, Ростова, Одессы. Иногда жили у него в доме по несколько недель, а потом пропадали, но на их место приезжали другие. И все как на подбор худые и поджарые. И деньги у него водились. И участковый с ним здоровался и ни о чем больше не спрашивал. И так длилось лет пять-шесть, а то и дольше, пока его не нашли зарезанным в собственном доме.
