Так они и предстали перед захватчиками Радинглена – хрупкая женщина в зеленом, с вороном на плече, и высокий рыжеволосый мужчина.
Двери тронного зала распахнулись сами собой, и Уна с Инго, шагнув в пронзительную стужу, увидели в свете болотных огоньков высокую темную фигуру Мутабора с надвинутым на лицо капюшоном. И Ангста, затянутого в черный мундир с зигзагами молний на погонах, и гаденькую ухмылку фон Штамма в грязном лабораторном халате и резиновых перчатках, и бряцающую железным оперением гарпию. Мутабор небрежно облокотился на спинку трона, но садиться не спешил.
– Они на все согласны! – прокаркал ворон. – Видите, в знак доверия я сижу у нее на плече – и она не свернула мне шею.
– Поди сюда, – властно произнес Мутабор и кивнул Уне черным капюшоном.
– А короля предлагаю ликвидировать, – хищно предложила Паулина и клацнула когтями по каменному полу.
В глазах у Уны помутилось от гнева. Ах, гадина!
Внезапно за спиной у Уны что-то свистнуло, она оглянулась и едва успела уклониться – в раскрытые двери зала стремительно влетел меч, фамильный меч радингленских королей. Не заколдованный, но очень, очень грозный и острый.
«Конечно, я ведь держу Инго за руку, – пронеслось в голове у Уны, – а герцогиня пригрозила его убить… и я наколдовала меч ему в защиту, сама того не желая! Я все-таки колдую!»
– Предательство! – заорала гарпия, перекосив рот. – Ангст, стреляйте!
Коракс, шумя крыльями и хрипло каркая «дурак, прекратить, она просто сокровище», ринулся на Ангста и вышиб у того из руки пистолет, а меч послушно лег в руку Инго, и Уна кинулась между ним и захватчиками.
На нее обрушилась огромная, неподъемная тяжесть, вот-вот расплющит, вдавит в каменный пол, и ничего не видно, и невозможно дышать… Уна тонко вскрикнула, черное воронье крыло задело ей висок, и она вдруг ощутила прилив сил. Тяжесть все еще давила, но теперь Уна знала, что не одна, что Коракс помогает ей, и, хотя ничего не видела в навалившейся тьме, распрямила плечи и вслепую, сама не понимая, как, наугад ответила врагам таким же сокрушительным ударом…
… и больше ничего уже не помнила, кроме воплей, грохота и потом – ледяного ветра, завывавшего в ушах.
«Вот видишь, ты все-таки волшебница, и еще какая», – пробился сквозь вой ветра голос отца.
Уна уже не увидела, что летит в небе над окоченевшим Радингленом – куда-то в сторону гор, и что вместе с ней, как огненный хвост за кометой, летит и шайка Мутабора, проклиная все на свете, тщетно пытаясь сопротивляться.
Она не увидела десятков жителей, упавших на улицах замертво и расколовшихся на мелкие ледяные кусочки – потом их сметут, оплачут и похоронят те, кто уцелел. Не увидела, как превращаются в снежную труху и ледяную крошку и осыпаются на город замерзшие в воздухе сильфы, которых паника выгнала из-под хрустальных крыш. Не увидела необратимо окаменевших гномов – они, с боевыми топорами в руках, устремились было на помощь из своих подземелий, как только они почуяли неладное. Не увидела опустевшие дома самых сильных радингленских волшебников, способных противостоять Мутабору, – дома, во тьме которых удовлетворенно, сыто светились мертвенным тусклым светом зеркала, поглотившие магов, разнообразные зеркала, пудреницы, трюмо, от пола до потолка, – щедрые дары умелицы фриккен Амалии из Амберхавена.
А когда погасли и эти огни, в Радинглене наступила непроглядная тьма. И то, что не увидела Уна, различал теперь только дракон Конрад, который так и завис в воздухе, – скованный чарами, он не мог шевельнуть даже кончиком когтя. Но и его зоркие глаза с трудом видели сквозь эту густую и вязкую тьму, накрывшую город ровно на три дня и на три ночи.
* * *
– Вот так предал нас Коракс, – поджав губы, произнесла Паулина. – Если бы не он, девчонке… Уне ни за что не удалось бы увести нас из города. А тут еще присутствие мужа, которого почему-то не брали чары, придало ей сил! Ума не приложу, почему! – гарпия злобно сверкнула глазами. – Мы и сами не поняли, как очутились вдали от Радинглена, от трона, который хотел занять Мутабор. Там, высоко в горах, мы попытались уничтожить Уну и Инго, но встретили отпор, какого и ожидать не могли от этой неумехи. Тогда мы еще не поняли, что Коракс сражается на ее стороне, ведь предатель действовал исподволь! Нам казалось, что он стоит за нас, но все удары, которые мы ей наносили, возвращались к нам, усиленные стократ, и вскоре мы обессилели – все, даже Мутабор. А потом и вовсе случилось нечто необъяснимое… Кто-то развоплотил нас четверых и мгновенно запечатал наши души в шар из темного стекла. Сначала мы подумали на девчонку, но она и так держалась из последних сил. Потом на Мутабора – с него сталось бы избавиться от нас, чтобы единолично властвовать над Радингленом…
– Но кто запечатал вас в шар на самом деле? – дрожащим голосом спросила Лиза.
– Я же тебе сказала, Коракс! Вместе с самим собой! – прошипела Паулина. – Он рассчитывал облегчить участь доченьки, но не тут-то было!
Мутабор воспользовался случаем и пустил шар в ход как оружие. Кристалл сосредоточил в себе и магию четверых пленников, и всю злобу самого колдуна, и испустил такой слепяще-черный свет, что Уна от его лучей без чувств упала наземь. Инго устоял на ногах лишь чудом – а вернее всего потому, что знал: он должен защитить Уну. Стоило ему подхватить ее, как в тот же миг обоих поглотила расселина в скале, которая открылась и тотчас сомкнулась. Никто не узнал, куда же они исчезли. Их сочли погибшими все – и радингленцы, и сам Мутабор.
Страшная магия черного кристалла сразила и его обессиленного хозяина – колдовское оружие прожгло Мутабора такой болью, что он вынужден был проворнее гадюки скрыться под землю. Обратившись в бегство, взбешенный колдун спрятался в Черном замке, стоявшем под самым Радингленом. Он долго еще долго восстанавливал силы и таился в подземной тьме, в самом сердце своего замка, и не рисковал показаться на дневной свет… А шар он припрятал во дворце, приберег на будущее, рассчитывая, что оружие ему еще пригодится. Освобождать бывших помощников из заточения доппельгангер не намеревался. Им суждено было томиться в заключении и неизвестности долгих двенадцать лет, прежде чем они выбрались на свободу. Тогда-то Коракс открыто встал на защиту Инго с Лизой. Ему уже нечего было терять…
… А пока, несмотря ни на что, Мутабор торжествовал победу. Да, показаться на поверхность он сможет еще не скоро, но Радинглен взят и в королевстве нашлись те, кто польстился на посулы колдуна. Например, глупый министр двора Гранфаллон, которого заботило лишь одно – получить сладкий кусочек от власть имущих. Дело было за немногим – распорядиться судьбой наследников престола.
* * *
Примерно полтора месяца спустя, холодным зимним утром, по ступеням Иорданской лестницы в Эрмитаже спустилась немолодая семейная пара, показавшаяся бдительным смотрительницам несколько подозрительной.
Посетителей с маленькими детьми сегодня с утра, кажется, не было, тем более – с младенцами. И смотрительницы уж точно не пропустили бы посетителей с чемоданчиком, ведь это вопиющее нарушение правил! Между тем у дамы на руках был именно младенец, аккуратно завернутый в ватное одеяльце с кружевным пододеяльником, а у ее спутника – невысокого седоватого человека в очках – чемоданчик. Мало того, еще и ботинки заляпаны конским навозом – непонятно, где взял. Дама, впрочем, тоже выглядела странно: в длинном, до полу, старомодном платье и с антикварными шпильками в сложной рыжей прическе. Лица у посетителей отчего-то были испуганные и растерянные – словно они и не из Эрмитажа возвращались, а только что избежали смертельной опасности.
Однако стоило удивительной паре поравняться со строгими смотрительницами в форменных тужурках, как седой, опережая любые вопросы, произнес:
– Дети дошкольного возраста бесплатно.
Смотрительницы все как одна проводили умиленными взорами сверток с младенцем и через минуту напрочь забыли об этой непонятной истории.
А Филин и королева Таль с крошечной принцессой Лиллибет на руках вышли на Дворцовую набережную.
– Так, глаза я им отвел… Сейчас наколдую нам пальто, – поспешно сказал волшебник. Из Радинглена они бежали в чем были. В чемоданчике, поверх кое-каких драгоценностей, которые королева успела прихватить с собой, спасаясь бегством вместе с придворным магом и наследной принцессой, лежали пеленки, батистовые, с монограммой. И все. А в Ленинграде был мороз.
– Куда теперь? – тихо спросила Таль, поднимая меховой воротник теплого пальто, возникшего у нее на плечах, и тяжело оперлась на руку Филина. Тот сощурился от ослепительного солнечного света, сверкавшего на поверхности замерзшей Невы. Помолчал, потом твердо сказал:
– Ко мне в башню, места там хватит всем.
Говорить о том ужасе, который остался за спиной, они оба не могли. Да и как говорить о бесследно пропавших Уне и Инго, которые наверняка погибли… О том, как радингленцы хоронили жертв мутаборского нашествия, не понимая, кто убийцы, как тщетно искали пропавших волшебников, как вдруг обнаружили, что королевство стало в десять раз меньше, что исчезли горы на горизонте и жизнь непоправимо изменилась. Впрочем, часть перемен народ не заметил, а вот Таль и Филин – еще как.
