– Лори, мой мальчик, если когда-нибудь ты захочешь позволить себе подобного рода удовольствие, призови себе на помощь одну из этих девочек, и я буду вполне удовлетворен, – сказал мистер Лоренс, поудобнее устраиваясь в своем любимом кресле, чтобы отдохнуть после утренних волнений.
– Я сделаю все, что смогу, сэр, чтобы вы были довольны, – с необычной готовностью ответил Лори, аккуратно вынимая из петлицы букетик, который приколола ему Джо.
Маленький домик был совсем недалеко, и свадебным путешествием Мег стала просто тихая прогулка с Джоном по дороге от старого дома к новому. Когда, переодевшись, она снова спустилась в гостиную, похожая в своем сером костюме и завязанной белой лентой соломенной шляпке на очаровательную квакершу[10], вся семья собралась вокруг нее, и прощание было таким нежным, словно она и в самом деле отправлялась в далекое путешествие.
– Не думай, будто я теперь разлучена с тобой, мама, дорогая, или будто люблю тебя меньше оттого, что так глубоко люблю Джона, – сказала она, обняв мать, и глаза ее на мгновение наполнились слезами. – Я буду каждый день приходить сюда, папа. И надеюсь, что вы будете любить меня по-прежнему, хоть я теперь и замужем. Бесс собирается часто проводить время со мной, и остальные девочки будут забегать в гости, чтобы посмеяться над стараниями и промахами новоиспеченной домохозяйки. Благодарю вас всех за этот счастливый день моей свадьбы. До свидания, до свидания!
Они стояли, провожая ее взглядами, в которых было выражение любви, надежды и нежной гордости, а она шла, опираясь на руку мужа, с охапкой цветов, и июньское солнце освещало ее счастливое лицо – так началась замужняя жизнь Мег.
Глава 3
Творческие искания
Людям требуется много времени, чтобы понять разницу между талантом и гениальностью; это особенно касается честолюбивых молодых мужчин и женщин. К Эми понимание этого различия пришло лишь в результате множества испытаний и разочарований, так как, принимая энтузиазм за вдохновение, она с юношеской дерзостью перепробовала все виды искусств. На долгое время наступило затишье в создании «куличиков» (выражение Ханны), и Эми посвятила все свои усилия выполнению тончайших рисунков тушью и пером, проявив при этом такой вкус и мастерство, что ее изящные произведения принесли ей и удовлетворение, и доход. Но переутомление глаз вскоре заставило художницу отложить перо и тушь и предпринять смелую попытку овладеть искусством выжигания по дереву.
Пока продолжался этот творческий порыв, семья жила в постоянном страхе перед пожаром. В любое время дня и ночи в доме ощущался запах горелого дерева, пугающе часто с чердака или из дверей сарая валил дым, повсюду в беспорядке валялись раскаленные покеры[11], и Ханна никогда не ложилась спать, не поставив у двери ведро воды и обеденный колокольчик на случай пожара. На нижней стороне доски для разделки теста было обнаружено выполненное дерзновенной рукой лицо Рафаэля[12], на крышке пивной бочки появилось изображение Бахуса[13], поющий херувим украсил крышку ведра с сахаром, а попытки изобразить Ромео и Джульетту[14] обеспечивали в течение некоторого времени кухонную растопку.
Переход от выжигания к маслу был вполне естественным для обожженных пальцев, и Эми с тем же пылом принялась за живопись. Знакомый художник снабдил ее своими старыми палитрами, кистями и красками, и она малевала вовсю, производя в огромном количестве сельские и морские пейзажи, каких никто никогда не видывал на суше и на море. Ее чудовища, долженствовавшие изображать домашний скот, вероятно, получили бы приз на сельскохозяйственной выставке, а опасный угол наклона ее судов, несомненно, вызвал бы морскую болезнь у самого опытного моряка, в том случае, разумеется, если бы полнейшее пренебрежение всеми известными нормами кораблестроения и расположения оснастки не заставило бы его скорчиться в судорогах от хохота при первом же взгляде на полотно. Смуглые мальчики и темноглазые мадонны, взиравшие на вас из угла студии, напоминали творения Мурильо[15]; маслянисто-коричневые неясные очертания лиц с огненной полоской не в том месте, где нужно, предположительно были навеяны Рембрандтом[16], пышущие здоровьем дамы и отечные младенцы – Рубенсом[17], а Тернер[18] являлся в голубых грозах, оранжевых молниях, коричневом дожде и фиолетовых облаках с томатного цвета пятном посередине, которое могло быть солнцем или маяком, рубахой матроса или королевской мантией, как заблагорассудится зрителю.
На смену живописи пришли портреты углем, и все члены семьи висели в ряд, такие растрепанные и закоптелые, словно только что вылезли из ларя с углем. В карандашных эскизах они стали выглядеть лучше, так как сходство с оригиналами было значительным, и волосы Эми, нос Джо, рот Мег и глаза Лори были объявлены «просто превосходными». За этим последовало возвращение к глине и гипсу, и похожие на страшные призраки слепки ее знакомых заполняли все углы комнат и валились с полок шкафов на головы домашним. В качестве живых моделей удавалось заманить соседских ребятишек, однако лишь до тех пор, пока их несвязные отчеты о таинственных манипуляциях мисс Эми не превратили ее в глазах окрестных жителей в некое подобие великанши людоедки. Ее усилия в этом направлении получили, однако, неожиданное завершение в результате несчастного случая, остудившего ее пыл. Из-за временного отсутствия других моделей она решила сделать слепок собственной прелестной ножки, и однажды вся семья была перепугана невероятным стуком и визгом, доносившимся из сарая, и, бросившись на помощь, обнаружила, что юная энтузиастка отчаянно скачет по сараю с ногой, крепко зажатой в кастрюле с гипсом, который затвердел с неожиданной быстротой. Освободить ногу удалось с большим трудом и не без опасности для здоровья, поскольку Джо так хохотала, расковыривая гипс, что нож вошел слишком глубоко и вонзился в бедную ножку, оставив долгую память об этом творческом опыте.
После этого происшествия Эми на некоторое время успокоилась, пока мания делать эскизы с натуры не заставила ее ежедневно отправляться на реку, в поле или в лес для «изучения натуры» и вздыхать по руинам, которые можно было бы срисовать. Она без конца простужалась, сидя на сырой траве и занося в альбом какой-нибудь очередной «восхитительный фрагмент», состоящий из камня, пня, гриба и сломанной ветки, или «божественную массу облаков», которая выглядела в ее альбоме как вспоротая перина. Она жертвовала своим прекрасным цветом лица, проводя жаркие летние дни на реке, где, сидя в лодке, «изучала свет и тень», и приобрела вертикальную морщинку на лбу, пытаясь найти нужный «угол зрения», или как там это еще называется.
Если, как утверждает Микеланджело[19], «гений – это вечное терпение», Эми вполне могла претендовать на обладание этим божественным свойством, ибо она упорно продолжала свои искания вопреки всем препятствиям, неудачам и противодействию, твердо веря, что со временем обязательно создаст нечто заслуживающее названия «высокое искусство».
Она с удовольствием училась и многому другому, так как решила стать привлекательной и образованной женщиной даже в том случае, если ей не суждено быть великой художницей. И здесь она преуспела больше, будучи одним из тех счастливо созданных существ, которые всем нравятся, повсюду заводят друзей и идут по жизни так легко и грациозно, что у менее удачливых людей возникает искушение поверить, будто такие баловни судьбы рождены под счастливой звездой. Ее любили все, потому что среди ее талантов была и тактичность. Врожденное чутье подсказывало ей, что будет приятно и правильно, поэтому она всегда говорила то, что нужно, тому, кому нужно, делала именно то, что было к месту и ко времени, и отличалась таким самообладанием, что сестры часто говорили: «Если бы нашей Эми пришлось отправиться в королевский дворец без всякой репетиции, то она все равно знала бы, что и как там нужно делать».
Главной ее слабостью было желание вращаться в «лучшем обществе», хотя оставалось не совсем ясным, какое именно общество «лучшее». Деньги, положение в обществе, светские таланты и изысканные манеры были предметом ее вожделений, и ей нравилось встречаться с теми, кто всем этим обладал. При этом она часто ошибочно принимала ложь за истину и восхищалась тем, что не заслуживало восхищения. Никогда не забывая, что она леди по рождению, Эми усердно культивировала свои аристократические вкусы и склонности, с тем чтобы, когда появится удобная возможность, она могла занять то место в обществе, которого сейчас лишала ее бедность.
«Миледи», как называли ее друзья, искренне стремилась стать истинной леди во всех отношениях и была таковой в душе, но ей еще только предстояло узнать, что ни за какие деньги нельзя купить утонченность натуры, что положение в обществе не гарантирует его обладателю благородства чувств и мыслей и что воспитанность человека чувствуется, несмотря ни на какие неблагоприятные обстоятельства, в которых он оказывается.
