Подходило время нашей поездки на ранчо герцога. Все ребята были готовы к этому.
Когда я сообщил им о словах Джима, что г-жа Нили примет только мальчиков на рыжих пони с белыми отметинами, они сами отправились на разномастных конях устраивать себе ночлег. А тем я пока что проводил всё своё свободное время на ферме Нили, беседуя с г-жой Нили о религии, с г-ном Нили о фермерстве и о жизни вообще с Джимом. Отец предложил мне сменить адрес, жить там, а семью свою навещать время от времени, это сэкономило бы пони столько поездок туда и обратно. Я ответил, что посоветуюсь с Нили и дам ему знать. Матушка так посмотрела на него, что он только щёлкнул пальцем по газете и перешёл к последним известиям. Каждый из родителей считал, что другой не понимает меня, и в этом я был согласен с ними обоими. И я был доволен таким положением, ибо сёстры, понимавшие меня, злоупотребляли своим пониманием.
- Давай посмотрим, - сказала одна из них, - ты собираешься на ферму Нили работать со скотом в субботу, а затем на ранчо в воскресенье, чтобы молиться.
План такой?
В пятницу в полдень в день отъезда мы поехали в школу на лошадях, взяли с собой ружья и собрали всех собак в округе. Привязав животных в тени деревьев снаружи забора школы, мы отправились на полуторачасовой урок, который как это нистранно, тянулся дольше обычных двух часов в остальные дни. Было жарко, в классе было как в духовке. Единственно прохладным местом в поле зрения был снег на маячивших вдалеке горах, единственной интересной вещью был циферблат часов. Учительница сердилась, но ей тоже было жарко и она торопилась. Она тоже посматривала на часы, я видел, как она это делает, а она видела, как я расшнуровываю ботинки и расстёгиваю пуговицы. Она знала, зачем я раздеваюсь, и в 2:29, кивнув мне, она тряхнула звонок, и я первым выскочил из класса, первым вырвался на улицу, где меня радостным лаем встретили собаки. Остальные следовали за мной, но когда они прибыли, я уже был на коне и вместе с собаками (большейчастью гончими Джейка Сторца) мчался вдоль дороги в направлении Америкэн-ривер. Гонка началась.
Так как Сакраменто расположен квадратами, то можно ехать по любой улице и затем свернуть там, где хочется. Некоторое время я ехал по улице один, вначале мы всегда ездили врозь. Но железную дорогу можно было пересечь только в несколькихместах, и там мы собирались группами и затем устремлялись к реке, где у нас был сборный пункт. В тот день мы переехали железную дорогу в одном месте, я первый, об этом позаботилась учительница, но сквозь кусты и по песчаной пойме реки мы ехали вместе, ватага раздетых и раздевающихся ребят, бросавших одежду кучами на песке и въезжавших нагишом в реку. Когда разгорячённые кони въезжали в ледяную воду, приходилось нырять прямо со спины и либо плыть, либо брести назад, чтобы успеть встретить коней на берегу, иначе они могли разбрестись. Так что, когда выберешься и выстроишь их в ряд, гонка заканчивалась. И я был первым.
Привязав лошадей в кустарнике, мы шли плавать, то есть мы ныряли, и сделав несколько взмахов руками, выскакивали и катались в песке, повторяя это до тех пор, пока "не привыкнем" к холодной воде. Затем мы обычно плыли за реку и умыкали арахис и дыни у китайских фермеров, но в тот день они (сарацины) уже ждали нас. Их было несколько человек, мы видели как они прячутся, поджидая нас.
У нас же впереди былокое-что поинтереснее, чем война с сарацинами. Покупавшись всего каких-либо пару часов, мы быстренько оделись, вернулись в город и устремились к стоктонской дороге. Было жарко, лошади потели, собаки пыхтели, а нас саднил песок, набившийся в одежду. Но через несколько миль мы вспугнули зайца, и когда собаки бросились за ним, последовали за ними через забор. Охота была краткой, но стремительной. Одна из собакДжейка Сторца схватила зайца, так что он был мой, и я повесил его как скальп на ремне.
Подъезжая к Флорину, мы разъехались по одному, каждый со своими собаками в тот дом, где собирался ночевать. Я подъехал к аллее Нили, за мной следовали три собаки, встречать меня вышли Джим и г-жа Нили.
- Это ещё что такое? - вопрошала она. - Ещё и собаки? Ты никогда не говорил, что будут собаки. Что же нам делать с...
На выручку пришёл Джим. - Я найду им место, - сказал он Я отдал ему поводок, и он увел их прочь весте с пони. Хоть г-жа Нили и сетовала насчёт собак, она схватила меня за плечо, и когда Джим удалился, она воскликнула, разглядывая меня. После купания всегда бываешь не очень-то чистым, но она стала ругать меня, провела рукой по волосам и по шее. - Песок, - выяснила она. - Везде песок.
Пойдём со мной.
Она притащила меня к большой оросительной бочке в саду, содрала с меня одежду и сунула меня в холодную воду. - Помокни здесь, - скомандовала она и стала вытряхивать мою одежду. Развесив её на ветке дерева, она сбегала в дом, и вернувшись со щёткой и мылом, стала мыть и скрести меня, ворча тем временем по поводу мальчиков, пони и собак, эгоизма, бездумности, неудобств и собак. - К тому же и собаки, - восклицала она. Но она всё-таки вымыла меня, помогла мне облачиться в одежду своего мужа с закатанными рукавами и штанинами, и мне показалось, что всё-таки ей нравились мальчики, пони, неудобства и собаки. Я чувствовал, что негодованиеу неё напускное, но не был уверен в этом, так как она была очень сурова. Она всё время дёргала меня, не давала мне одеваться самому, ей хотелось одеть самой всё, рубашку, штаны, ботинки и носки. А когда я был полностью одет, она причесала мне волосы и отвела меня за руку на кухню, где мне пришлось сидеть у огня, пока она заканчивала подготовку к ужину, с которым я, очевидно, задержался. Как бы там ни было, г-н Нили пришёл сам без зова, и она с негодованием стала рассказывать ему обо мне, как я явился весь в песке и грязи и с собаками, но тот улыбнулся и прервал её.
- Да, да, а ты-то. Ты-то как?
Да у меня-то всё будет в порядке, - нетерпеливо ответила она. Но он тронул ей щеки, и я заметил, что они красные.
- Это от печи, - сказала она, но он только встревожено покачал головой.
Мы ели горячий ужин с горячим хлебом, по обыкновению молча, нас трое мужчин, а г-жа Нили крутилась около меня и подавала мне лакомые кусочки. Сама же она почти ничего не ела, и г-н Нили в конце отметил это. - Нет, не могу, - ответила она и встала, и пока мы молча сидели, она стала убирать стол и всё на кухне. Что-то было не так, но меня клонило в сон, я старался держаться, но голова у меня явно свешивалась вниз, и наконец, помнится, г-жа Нили, закончив работу, заявила.
- Ну вот, грязнуля, ты устал, - заявила она. - Ты уж совсем спишь на стуле.
Пошли со мной. - Г-н Нили вызвался отвести меня в мою комнату, но она резко отказала ему. - Я сама уложу его спать.
Она обняла меня за шею и увлекла в гостиную, где у неё уже всё было готово на диване, взбитая белая постель. Выглядело всё это очень хорошо, и я мог бы улечься сам, если бы она мне позволила. Но нет, ей понадобилось раздеть меня, одеть на меня один из ночных халатов г-на Нили, затем мы стали на колени у постели и стали молиться. У меня не было особых просьб, поэтому я произнёс обычную молитву "Отче наш", да и ту еле одолел, так как уж очень устал. Но г-жа Нили молилась о том, чтобы "избавиться от болезни, именуемой праздностью". Затем она повалила меня в постель, крепкообернула простынёй, и пока я засыпал, она вроде бы тихонько плакала. Я чувствовал, как она по-прежнему стоя на коленях и обняв меня руками, всхлипывает.
Всё-таки что-то было не так.
Глава Х Я СТАНОВЛЮСЬ ГЕРОЕМ И СПАСАЮ ЖИЗНЬ
Одна из бед, от которых страдают мальчики, - так это то, что их любят до того, как они полюбят сами. Так рано и легко они обретают любовь и преданность матерей, сестёр и учителей, что сами не могут научиться любить. И вот, когда они вырастают и становятся любовниками и мужьями, то вымещают своё неудовольствие на жёнах и любимых. Не имев возможности любить, они и не умеют делать этого, они даже не знают как. Я, к примеру, вырос в атмосфере любви, родители любили меня.Разумеется. И они любили меня так долго, что, когда у меня пробудилось сознание, то у моей детской любви уже не было возможности развиться. Она зародилась было, но так и не расцвела. Затем, по очереди, сёстры. Их тоже любили от рождения, и они могли бы стать такими, как и я, но девочки совсем другие существа, сёстры уже родились и любящими, и любимыми. Во всяком случае моя первая сестра, хоть и моложеменя, полюбила меня задолго до того, как я даже стал замечать её, и я не могу забыть того удивления и унижения, когда обнаружил, как она любит меня. Она поехала в Стоктон в гости к семье полковника Картера и через неделю так заскучала по мне, что отец с матерью даже взяли меня с собой, когда поехали за ней. Они взяли меня с этой целью, а мне же нужно было познакомиться с великим руководителем того обоза, с которым отец ехал сюда через равнины, и потолковать с ним о скоте. Можете представить себе мои чувства, когда мы подошли к дому, открылась парадная дверь, и сестра выскочила оттуда,обвила меня руками и заплакала, в самом деле заплакала, и слёзы потекли у неё по щекам : "Лэн, мой Лэн!"
