Беса, – это истинная удача, ниспосланная дому господина Тамэнаги Небесами.
Новая книга, отпечатанная весной в год Дракона, оказалась успешной. В «Сливовом календаре» есть такие необычные приемы, что изощренностью они превосходят даже способы, применяемые в парниках, чтобы поторопить цветение сливы. Например, ново то, что мужчина возрожден в женском облике [34], – этот поворот темы наделен освежающим вкусом зеленой сливы и, без сомнения, должен приветствоваться. Впрочем, что-то я несу всякий вздор, выдавая глупости за предисловие…
Шутливые размышления господина Кюхэнся
Мудрый не имеет привязанностей [35]. Господин Кёкунтэй, которого мы сегодня представляем, не имеет предубеждений. Среди шума городской толчеи он хладнокровно ведет летопись страстей человеческих, которые меняются вместе с веком, а не переделывает старые книги, пропитанные китайскими и японскими учениями. Одалживать чужую мудрость – шить халат из краденого шелка, но здесь совсем иное.
Здесь во всей полноте предстали вкусы и нравы нашего времени, так что «Календарь сливы» имеет «и цвет, и аромат» [36]. С весны мы узнали эти небольшие тетрадки, и вот уже дошло до части третьей, в повествовании определились и начало, и конец, и в этой вязи листьев-слов рожденные игрою авторской кисти цветы полны жизни, но совсем не грубы. К тому же, хоть и написано простым языком, есть места поистине великолепные. Можно лишь воскликнуть: «Замечательно! На редкость!»
Это мое предисловие излишне, как излишне покрывать лаком жемчужину или золотить без того золотую монету. То, что я так самоуверенно взялся за кисть и, увы, напрасно потратил бумагу, прошу отнести на счет червяков, которые во мне завелись, и покорнейше прошу меня простить!
Ученик Дзиппэнся Икку,
Кинрэйся Иппо
Год Змеи в знаке Младшего брата воды [37].
Первый месяц весны
Перерядившийся в чужое платье,
Он сердцем не солгал,
И верно любит
Его она –
Хоть на пиру любого
И чаркой, и улыбкой одарит…
В усадьбе князя Кадзивары в Камэидо
Весь свет собрался под одною крышей.
Из Фукагавы гейша Ёнэхати
Пожаловала вместе с провожатым –
Слугой, что носит ящик с сямисэном,
Переоделся нынче Тандзиро.
Тандзиро, таясь от людских глаз, в печальном расположении духа, коротает часы в каморке прислуги возле кухни. Через некоторое время, утомившись от ожидания, он выходит в сад и при свете луны любуется цветником. Внезапно его внимание привлекает уединенная беседка на краю сада – она возвышается на пригорке и выстроена с большой любовью. Тандзиро направляется туда и поднимается на ее террасу. Как на ладони открывается перед ним вид на садовый водоем и на главную усадьбу с обширной гостиной, где целый день идет шумное пиршество. Он видит сутолоку праздника, в которой, забыв приличия, смешались хозяева, гости… Наблюдая за всей этой гудящей неразберихой, он постепенно погружается в дремоту. Но что это? Чья-то тень метнулась. Это человек, он тяжело дышит от быстрого бега, ноги его босы – словно что-то застало его врасплох. Стремительно распахнув сплетенную из прутьев дверь беседки, он наталкивается прямо на Тандзиро. Оба удивлены и при свете луны всматриваются в лица друг друга.
О-Тё. Тан-сан?
Тандзиро. Неужели О-Тё? Как ты здесь оказалась?
Вместо ответа она лишь заливается слезами. Тандзиро обнимает девушку за плечи и, распахнув раздвижную перегородку, заводит ее в небольшой зал для чайных церемоний. Там он пытается ее успокоить.
Ты совсем задыхаешься! Вон как сердце колотится! (Он кладет руку ей на грудь, пытаясь унять сердцебиение.)
О-Тё. Я действительно очень испугалась. Но не будем сейчас об этом… А вы, Тан-сан, как здесь оказались?
Тандзиро. Я? Как оказался…
О-Тё. Волнуетесь о госпоже Ёнэхати, вот и пришли вместе с ней даже сюда, в усадьбу князя!
Тандзиро. Ничего подобного. Хочу кое о чем попросить Ёнэхати, за этим и пришел. Лучше расскажи, от кого ты сейчас убегала.
Вместо ответа О-Тё бросается к Тандзиро и обнимает его.
О-Тё. От кого убегала? От молодого господина Тюкити, сына Бамбы Тюды, управителя этой усадьбы. Он и раньше всегда со мной заговаривал – настаивал, чтоб я позволяла ему вольности. Но он мне противен, просто противен! Сегодня он воспользовался тем, что все, и хозяева, и гости, напились вина и захмелели. Он совсем было распустил руки, но тут все затеяли игру в прятки. Я спряталась в умывальной комнате, и туда же пришел прятаться Тю-сан. Деваться мне было некуда, настал, как говорится, решительный момент – и тут я заметила у него на поясе короткий меч. Я его выхватила и ударила что было сил… а потом пустилась бежать. Но теперь мне нельзя здесь оставаться! Что же делать?
Тандзиро. Да… Положение серьезное. Но если это сын самого управителя, то тебе это может оказаться на руку. Не стоит так унывать!
О-Тё. Братец! (Она долгим внимательным взглядом смотрит Тандзиро прямо в лицо.) Так вы считаете, что я должна слушаться – и гостей, и всех прочих… Вот если бы рассказать обо всем моей «мамаше»! Она у меня злющая, думает только о своей корысти. Я без конца слышу: если дело сулит деньги – поступай так, как от тебя требуют, во всем повинуйся… Она уже давно твердит, чтобы я нашла себе покровителя. И если в гости к нам заходит кто-нибудь, кто похож на богача, она выказывает необыкновенную услужливость, даже смешно. С утра до вечера одно и то же: знай свою выгоду! Это невыносимо! Но ради вас я готова делать все, что в моих силах. Я нанялась на эту работу и теперь хожу по домам и, пряча слезы, выступаю в гостиных… Так пожалейте же меня!
Тандзиро. Я и так не забывал о тебе ни на мгновение! Просто тебя я не могу сопровождать повсюду, как сопровождаю Ёнэхати, – это было бы неприлично… Но тем сильнее моя любовь!
О-Тё. Вот и хорошо. Я скоро умру, так что оставайтесь со своей Ёнэхати…
Тандзиро. Ну что ты злишься? Зачем ты это говоришь?
О-Тё. Да-а… Со мной-то вы не ходите бок о бок! Вы, может быть, не знаете, но моя «мамаша» – О-Кума, которая раньше у нас служила домоправительницей. Она вечно придирается, ругает меня, бранит – нелегко мне живется. До сих пор меня поддерживала лишь призрачная надежда, что когда-нибудь мы с братом будем вместе… Я терпела… А вы, оказывается, только о госпоже Ёнэхати тревожитесь,
