У него пресбиопия, старческая дальнозоркость, вот я и прозвал его Пресвитером. Он видит лишь то, что вдали, вблизи без очков совершенно ничего не видит. Даже своего тела.
Неверс поздравил его с хорошей памятью, но Дрейфус оставался безутешен. Вскоре он признался:
– Видите, я заговорил о Пресвитере, а как раз о нем я и не хотел упоминать. Уже несколько дней я пребываю в растерянности. Завтра вы сами узнаете, может, будет лучше, если я расскажу сейчас. Пожалуйста, не клеймите господина Кастеля, он великий человек и наверняка понимает, что делает. Кастель приказал, чтобы завтра утром, в самый ранний час, мы доставили Пресвитера на Чертов остров.
XII
27 марта
Губернатор застал его врасплох. Зашел в кабинет незаметно. Очень близко, у самого затылка, Неверс услышал пронзительные крики, и его объял ужас, связанный с давним воспоминанием, когда внезапно, как из-под земли, выскочил ряженый.
– Что читаете?
– Плутарха. – Отпираться было бессмысленно.
– Зачем теряете время? Культура не предполагает общения с примитивными умами! – сентенциозно прокричал он своим тоном кукольника. – Философы до сих пор пережевывают диалоги Платона, и самые требовательные зрители смеются шуткам Мольера над врачами. А будущее – оно неясно, скрыто во мгле.
– Во мгле, в камуфляже, – ввернул Неверс не без задней мысли.
Воцарилось молчание. Вскоре Неверс прервал его:
– Эта книга мне интересна. Там говорится о символах.
– О символах? Но вы не думаете, что за тысячу восемьсот лет эту тему обогатили?
Очевидно, заявляет Неверс, Кастель пришел не за тем, чтобы побеседовать о культуре и о символах. Какое-то время он рассеянно листал «Трактат об Исиде и Осирисе» и, наконец, спросил:
– Что вы думаете о нашем последнем разговоре?
– В общем, ничего.
– Раз вы ничего не думаете, значит, вам не нравится тюрьма, – быстро произнес Кастель. – А раз вам не нравится тюрьма, вы не можете усмотреть в моих идеях что-либо дурное.
– Ну, не знаю. – Неверсу не хотелось вступать в дискуссию. – Идеи ваши, наверное, хороши, но посвящать себя тюремному делу означает, определенным образом, становиться соучастником. Лучше я буду неукоснительно, как автомат, выполнять свою работу.
– Как автомат? Разве в этом призвание молодежи? Где ваша молодость?
Неверс не знал, что ответить. Кастель продолжил:
– Молодежь революционна. Даже я, старик, верю в действие.
– Вы анархист?
Кастель заглядывал ему в лицо подобострастно, почти слезливо, пока Неверс не отвернулся. Несомненно, губернатор понял, что зашел слишком далеко, но продолжал кричать своим несокрушимо визгливым голосом:
– Не знаю! Я не занимаюсь политикой. Я верю в разделение труда. Политики верят в изменение общества. Я верю, что можно изменить человека…
– Каким образом? – спросил Неверс, делая вид, будто ему интересно. Он так и предполагал, что губернатор занят исследованиями.
– Воспитанием, в первую очередь. Преобразования, которых можно достичь, бесконечны.
Он, Неверс, уверял губернатор, даже не подозревает о возможностях педагогики. Она в силах спасти больных и заключенных. Потом Кастель признался, что ему необходим сотрудник.
– Мы с вами совершили бы невероятное. Войдите в мое положение, оно трагично. Меня окружают подчиненные, они превратно поймут мои замыслы. Само тюремное законодательство запутанно, заключение как наказание все еще преобладает в Европе. Мы не только идем враскачку, гусиным шагом, но еще и гогочем, как гуси, твердим одно и то же: наказание – единственное, на что имеет право преступник. Излишне упоминать, что мои намерения идут вразрез с этой доктриной.
Неверс решил, что настал момент выложить карты на стол. Он объявил с дрожью в голосе:
– Я не заинтересован в сотрудничестве с вами.
Кастель промолчал. Он безмятежно смотрел вдаль, словно стены вдруг исчезли. Похоже, он совсем вымотался, лицо приобрело свинцовый оттенок. Кастель так и выглядел, когда вошел, или отказ Неверса выбил его из колеи? Он не был похож на человека, который беседовал с Неверсом девятого марта.
Я слышал, что подобные перемены случаются с людьми, принимающими опий или морфин. Неверс признается, что этот человек, к кому он хотел бы питать отвращение, показался ему очень старым и чуть ли не полным достоинства; он уже готов был поверить в то, что революция – благо, и предложить помощь. Потом вспомнил Ирен, вспомнил свое решение не предпринимать ничего, что могло бы отсрочить отъезд.
Кастель задержался еще на несколько тягостных минут, делая вид, будто заинтересовался Плутархом. Наверное, не захотел уйти сразу, чтобы не выглядеть обиженным. Наконец махнул рукой, то ли признавая поражение, то ли на прощание, улыбнулся и вышел. Неверсу не было его жаль.
XIII
23 марта
Речи губернатора могли быть истолкованы двояко: из одной фразы следовало, что революция будет педагогическая. Неверс, уже совершенно потеряв ориентиры, без колебаний оказывает предпочтение второму вероятному истолкованию – в пользу восстания заключенных. Но губернатор ни слова не сказал о поездке в Кайенну. Непредубежденный наблюдатель не нашел бы никаких подтверждений пророчествам Бернхейма.
И потом, как вписываются «камуфляжи» в схему восстания? Чистое безумие – поднять мятеж и остаться на островах. И все же, размышлял Неверс, именно на это указывает «камуфляж» – на оборону. В общем, беспокоиться не о чем: Кастель сумасшедший.
Имелось иное объяснение. «Камуфляжи» служили защитой от предполагаемого штурма во время восстания (в случае, если бы задуманное не свершилось с достаточной быстротой). На это указывал факт, что губернатор не «камуфлировал» другие острова. Задавшись нелепой целью закрепиться на островах и провозгласить коммунистическую республику, он «закамуфлировал» бы всю территорию.
Похоже, Кастель не знал о скором отъезде Неверса. Иначе зачем посвящал его в свои тайные планы? Без сомнения, они настолько поглощали губернатора, что он даже перестал читать корреспонденцию (если смена Неверсу уже в пути, губернатора должны были поставить в известность). Другое объяснение – Кастель собирается осуществить переворот до приезда Ксавье.
XIV
3 апреля
Из-под навеса складского помещения Неверс наблюдал, как заключенные в широкополых соломенных шляпах и блузах в белую и красную полоску появлялись и пропадали в густом тумане. Образовалась просека, и он увидел вдали человека, который направлялся к нему. Вскоре туман сомкнулся, и человек оказался рядом. Это был Дрейфус.
– Будьте осторожны, мой лейтенант!
– Думаете, они воспользуются туманом?
– Нет. Я не о них говорю, – ответил Дрейфус, ничуть не удивившись. – Я о тумане: саван для европейцев, вот как мы его называем, поскольку он убивает.
Он помолчал, чтобы продлить эффект сказанного, и продолжил:
– Я прибыл с Чертова острова, господин губернатор передал для вас записку.
И вручил конверт. Забыв о конверте, Неверс глядел на Дрейфуса и не спрашивал, как дела на острове. Тот тоже косился исподтишка. Наверное, прикинул Неверс, ему любопытно узнать, о чем записка. По этой причине он решил сам не задавать вопросов и не удовлетворять любопытство Дрейфуса. Но собственного любопытства сдержать не сумел. Прочитал записку. Утешился тем, что внезапно повернулся, поймал на себе взгляд Дрейфуса и окончательно смутил его. Затем произнес безразличным тоном:
– Похоже, надо ехать в Кайенну.
– За продуктами?
Неверс не ответил.
– Я угадал! – торжественно провозгласил
