этого, по замыслу Тобэя, устроен был праздник, на который созвали множество гейш. Там произошел разрыв между Тандзиро и Адакити и было восстановлено доброе имя Ёнэхати – все, как задумал Тобэй.
Подробный от начала до конца рассказ об этом соперничестве женщин получился бы длинным, а страницам в книге положен предел, и потому все объяснить невозможно. Можно лишь показать, как выглядела эта сцена… [62] Если в будущем у вас найдется для этого время, то вашему вниманию будет предложено продолжение нашей повести. Ниже помещаем титульный лист.
Продолжение «Календаря любви»
«Весна в Саду Любви на Юго-Западе» [63]
Автор Кёкунтэй. Художник Кунинао
В шести томах
Надеемся, что читатель дождется дня публикации и примет книгу благосклонно.
С ним встретившись [64],
Гадала я: а раньше
Уже мы виделись?
Иль нет? – Полночный месяц
За облаками в это время скрылся.
Что сделалось с душою после встречи [65],
Сравнил я с тем,
Что прежде в сердце было, –
Нет, я доселе
Мук любви не ведал!
Пусть и не совсем так, как в этих стихотворениях, но О-Ёси тоже: искала тревог – и вот они. Теперь в своем печальном приюте в Усидзиме она целыми днями томится от беспокойных мыслей. Горестями своими она делится с названой сестрицей О-Тё, которая тоже встревожена не на шутку.
О-Тё. Сестрица, вы совсем погрузились в уныние! Но отчего? Ведь теперь у вас есть опора – То-сан, разве это не целит вашу душу? Приободритесь же хоть немного!
О-Ёси. Знаю, что ты сердцем болеешь о чужих несчастьях, такой уж у тебя беспокойный характер. Я не раз думала, что, глядя на мое унылое лицо, и ты тоже начинаешь волноваться и грустить. И все-таки ничего не могу поделать… Мысли теснят мне грудь, я только об одном и думаю. Совсем не могу быть мужественной и твердой, как прежде; мне тоскливо и страшно…
Пока они так разговаривают, на пороге кухни появляется женщина лет сорока или более. Она удовлетворенно кивает головой, словно удостоверившись, что пришла в нужное ей место.
Женщина. Прошу меня извинить. Госпожа О-Ёси живет здесь?
Услышав голос, О-Тё выходит к дверям.
О-Тё. Да. А вы – кто изволите быть?
Женщина. Я пришла сюда из Кибы, из квартала Ямато, и хотела бы встретиться с госпожой О-Ёси. Если бы она согласилась уделить мне время, то я бы подробно все рассказала ей самой.
О-Ёси, которая в глубине дома услышала слово «Киба», вступает в разговор, надеясь на весточку от Тобэя.
О-Ёси. Госпожа О-Тё, пригласите, пожалуйста, гостью в дом!
О-Ёси выходит в проходную комнату рядом с гостиной, а О-Тё туда же проводит женщину. O-Ёси смотрит в лицо гостьи и как будто что-то подозревает, а глаза женщины отчего-то наполняются слезами. Но наконец они усаживаются, как положено, и обмениваются надлежащими приветствиями. Через некоторое время женщина приступает к разговору.
Женщина. Госпожа О-Ёси, простите, что так прямо об этом говорю… То, что я хочу поведать вам, – не простая история. И мне хотелось бы вас тоже кое о чем спросить…
Она бросает взгляд по сторонам, и сообразительная О-Тё удаляется на кухню. O-Ёси в нетерпении придвигается к гостье поближе.
О-Ёси. Вы сказали, что пришли из квартала Ямато, – наверное, что-нибудь от господина Тобэя из Кибы?
Женщина. Да, и это тоже. Но взгляните сюда!
Предмет, который она достает, представляет собой старинную неглубокую лаковую чарку для сакэ – орибэ. Это самая большая чарка из набора, выполненного чрезвычайно искусно. Всего чарок должно быть три. Украшением служит каллиграфически написанное слово «кукушка», скопированное с автографа знаменитого стихотворения куртизанки Такао [66]. O-Ёси с любопытством берет чарку в руки и из своей шкатулки тоже достает какой-то предмет, тщательно запечатанный, завернутый в несколько слоев бумаги. Сверху что-то надписано, и, когда O-Ёси колеблется, распечатывать ли сверток, незнакомая гостья разражается слезами.
Это писала я, чтобы в будущем иметь верное доказательство…
O-Ёси потрясена.
О-Ёси. Так вы – моя матушка, с которой я разлучилась на пятом году жизни!
Женщина. Прости меня и не считай жестокой матерью – ты видишь, что мне даже трудно сказать «да»…
Заливается слезами. О-Ёси, тоже в слезах, ее обнимает.
О-Ёси. Нет-нет, как можно! Мне – прощать вас? Милая матушка, как же я без вас тосковала! Еще когда отец был жив… И уж конечно, потом… Но вы – как сумели найти меня, не имея никаких сведений? Ах, не сон ли это!
О-Тё, которая не знает еще, что это мать и дочь обнялись, тоже за дверью проливает слезы сочувствия. Хотя плачущих сестер разделяет стена, сердца их неразлучны. Но вот отерты слезы…
Мать. Не пристало мне так вот плакать над невозвратным прошлым, и, если рассказывать все, что было, без утайки, не раз придется мне устыдиться. И все же я пришла сегодня поведать тебе все от начала до конца, чтобы ты поняла…
Своей жалкой кистью автор не берется передать это повествование о минувшем, как оно прозвучало. И потому прошу читателя ознакомиться с пояснениями, помещенными ниже.
Итак, когда O-Ёси было пять лет, мать ее была молода. Ей шел всего двадцать первый год, ибо O-Ёси она произвела на свет на исходе своей шестнадцатой весны. А когда на двадцать первом году у нее родился младшенький, то супружеское счастье от нее отвернулось. И вот после многих разговоров с мужем решено было, что он вместе с O-Ёси отправится в провинцию к той, которой отдал сердце. Тем и закончилось супружество, которое нельзя было назвать ни счастливым, ни постылым. Она осталась с грудным ребенком и с тщетными своими упованиями на крепость супружеских уз. После столь безвременной разлуки со старшей дочерью, мать и младенца отдала в приемыши, а сама стала кормилицей. Только от душевных невзгод молоко у нее скоро пропало. И вот, когда она оказалась совсем без поддержки, на нее обратил внимание некий Тодзаэмон – отец господина Тобэя. Хоть и не лежала у нее к этому душа, но вспомнила она, как делается прическа «симада», и пошла к нему на содержание. А младшая сестра O-Ёси (младенец, отданный на воспитание) – это гейша Ёнэхати из Фукагавы. Ёнэхати выросла в деревне, у своих приемных родителей. Мать скрыла от Тодзаэмона, что у нее есть ребенок, и потом уже не могла забрать девочку, так и поручив ее заботам
