упреков. Мальчишка уже позволял себе некоторые вольности, но воображение отказывало в попытке представить, каких глубин язвительности он достигнет, узнав правду.
Я решил поправить дело веселым оптимизмом.
– Нет, не вернутся, – твердо заявил я, пытаясь поверить этому сам.
Капитальчик тут же встрепенулся.
– Тогда валим отсюда скорее! – сварливо потребовал он. – Не хочу торчать всю ночь в этом проклятом леднике. Я простужусь, у меня слабая грудь! Если вы уверены, что спугнули их, давайте сматываться.
Заходить так далеко я готов не был.
– А вдруг они прячутся где-то поблизости?
– Ну и что? Пускай похищают. Мне наплевать, пошли!
– Думаю, лучше все-таки выждать, – возразила Одри.
– Конечно! – подхватил я. – Выходить прямо сейчас – просто безумие.
Капитальчик презрительно фыркнул и старательно зашелся в приступе надсадного кашля.
В самом деле, моя демонстрация едва ли могла положить конец осаде. Я понимал, что в военных действиях, скорее всего, наступил лишь перерыв. Зная упорство Макгинниса, трудно было вообразить, будто краткая паника из-за моей беспорядочной стрельбы заставит его отказаться от цели. Впереди целая ночь, и рано или поздно он вернется.
Рассудил я верно. Прошло немало томительных минут, но затем во дворе послышались осторожные шаги и приглушенные голоса. Сражение возобновилось.
В окно вдруг хлынул яркий свет, очертив широкий круг на потолке. Понять причину было нетрудно: бандиты сбегали к автомобилю и притащили фару – коварный ход, в котором угадывалась рука Ушлого Сэма. Уменьшив таким образом угрозу с моей стороны, они с отчаянным рвением возобновили атаку на дверь. Деревянный молот заменили чем-то поувесистее, скорее всего, железным ломом. Даже крепкая дубовая дверь содрогалась под ударами этого грозного орудия.
Треск расщепленного дерева означал, что настало время отступить на вторую линию укреплений. Сколько выдержит дверь, сказать было трудно, но я сомневался, что дольше нескольких минут.
Я вновь зажег свечу, погашенную из соображений экономии, и, поймав взгляд Одри, указал кивком на лестницу.
– Иди первая, – шепнул я.
Проследив, как она исчезает в люке, Капитальчик с решительным видом повернулся ко мне:
– Если решили и меня отправить наверх, то даже не думайте! Я останусь здесь, пускай заходят и забирают. Хватит с меня ваших глупостей!
Перебрасываться аргументами было некогда. Я сгреб его в охапку, брыкающегося и орущего, затащил по лестнице и втолкнул в люк. Фирменный истошный визг Капитальчика вдохновил нападавших, словно пение горна. Удары посыпались на дверь с удвоенной силой.
Забравшись следом, я захлопнул за собой крышку люка.
Воздух на чердаке был спертый и затхлый, пахло заплесневевшим сеном. Такое местечко не выберешь по доброй воле, чтобы посидеть и отдохнуть. Слышалось шуршание, по ветхим доскам пола прошмыгнула крыса, вызвав сдавленный возглас Одри и брезгливое «фу» Капитальчика. Несмотря на оборонительные достоинства, наше последнее убежище, вне всякого сомнения, было отвратительным.
Крещендо ударов в дверь достигло фортиссимо и, наконец, раздался грохот, от которого дрогнул пол под ногами, а наши соседи-крысы забегали в смятении взад-вперед, будто обезумев. Сквозь многочисленные щели, проделанные временем в старых досках, просочился свет автомобильной фары. Большая дыра посередине послужила своего рода прожектором, дав возможность впервые разглядеть место, где мы укрылись. Чердак был высокий и просторный. Крыша находилась футах в семи, и я мог без затруднения выпрямиться во весь рост.
В боевых действиях наступило затишье. Тайна нашего исчезновения озадачила противника ненадолго – лучи света сдвинулись и заплясали по крышке люка. Стало слышно, как кто-то взбирается по лестнице. Я занял позицию рядом с люком, готовый, если ржавый засов подведет, использовать рукоятку пистолета, свое единственное оружие. Однако люк держался крепко, и бандит, не сумев его открыть, спрыгнул с лестницы на пол. До нас донеслись обрывки шепота, и вновь наступила тишина.
Внезапно раздался голос Сэма:
– Мистер Бернс!
Не видя преимуществ в молчании, я откликнулся:
– Да?
– Может, хватит, юноша? Ты здорово нас погонял за наши денежки, но сам же понимаешь, что уперся в тупик. Ну никак мне неохота, чтобы тебя подстрелили. Давай, спускай сюда мальчишку, и дело с концом! – Он помолчал. – Ну? Чего не отвечаешь?
– Я ответил.
– Разве? Я не слыхал.
– Я улыбнулся в ответ.
– Хочешь сказать, решил держаться до последнего? Не валяй дурака, сынок! Ребята и так уже озверели. К чему тебе лишние неприятности? Вы у нас в кармане. Про твой пистолет я уже все понял, заглянул в дом и убедился. Патроны там, запамятовал ты их прихватить. Так что, если думаешь блефовать, забудь!
Разоблачение возымело тот самый эффект, какого я опасался.
– Вот же дурость! – прошипел Капитальчик язвительно. – Да вам в психушке место! Ну, уж теперь-то ясно, что пора кончать. Спускаемся и сдаемся! Отдохнем наконец, не то я и впрямь пневмонию заработаю.
– Вы совершенно правы, мистер Фишер, – ответил я Сэму, – но не забудьте, что пистолет у меня есть, хоть и без патронов. Первый, кто попробует сюда подняться, завтра будет мучиться головной болью.
– Я не стал бы на это полагаться, сынок. Брось вредничать, признай, что проиграл! Нет у нас времени дожидаться.
– Тогда попробуйте войти.
Наш спор прервала долгая тирада Быка, совершенно невнятная, но явно злобная.
– Ладно, ладно, – уступчиво вздохнул Сэм, а затем вновь наступила тишина.
Я продолжал бдительно следить за крышкой люка, надеясь, что осаждающие наконец осознали поражение. В искренность заботы Сэма о моем благополучии я не верил – а зря, как убедился впоследствии. Наша оборонительная позиция, хоть я этого и не понимал, и впрямь была безнадежна – по той причине, что у нее, как и почти всегда, имелся не только передний край. Оценивая возможности противника, я ожидал атаки только снизу, упуская из виду, что у чердака есть крыша.
Услышав шарканье по черепице над головой, а затем тяжелые удары, я обратил наконец внимание на это опасное направление и понял, что Сэм сказал правду. Мы терпели поражение.
Я был слишком ошеломлен внезапностью атаки, чтобы строить планы, да и как тут было обороняться? Безоружный и беспомощный, я застыл в ожидании неизбежного.
События разворачивались стремительно. На деревянный пол дождем посыпалась штукатурка. Я смутно осознавал, что Капитальчик вновь разразился речью, но не вслушивался.
Дыра в крыше все расширялась. Слышалось тяжелое сопение отдиравшего черепицу.
Дело шло к кульминации, но разрядка последовала тут же, почти одновременно вслед за ней. Я видел, как бандит на крыше присел на краю дыры, сгорбившись как обезьяна, а затем спрыгнул вниз.
Когда его ноги коснулись пола, раздался оглушительный треск, взметнулось облако пыли, и он исчез. Древние прогнившие доски гнулись и под моими шагами, а прыжка с крыши не выдержали и рухнули. Свет автомобильной фары, проникавший сквозь щели узкими лучами, теперь засиял посреди пола широким озером.
Внизу поднялась суматоха, хриплые голоса перебивали друг друга. Герой несчастья издавал жуткие стоны, на что явно имел веские причины. Я не знал масштаба его увечий, но с такой высоты не грохаются безнаказанно. Внезапно странные происшествия этого вечера дополнились новым, еще более неожиданным.
Занятый неотложными проблемами, я уже какое-то время не уделял Огдену особого внимания, а потому его поступок стал полнейшим и сокрушительным сюрпризом.
Я осторожно подступал к неровному пролому в надежде увидеть, что делается внизу, когда за спиной послышался визг Капитальчика: «Это я, Огден Форд! Я прыгаю!» – и мальчишка без дальнейших предупреждений перевалился через край.
Даже манну с небес в пустыне не встречали столь восторженно. Воздух зазвенел от победных воплей и свиста. Переполнившись чувствами, кто-то, к моей крайней тревоге, разрядил пистолет в потолок всего в каком-нибудь шаге от меня, а затем похитители, радостно гомоня, всей гурьбой двинулись к выходу. Сражение закончилось.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я сумел что-то выговорить. Должно быть, несколько минут. Стремительность финальных эпизодов драмы ошеломляла. Уделяй я Капитальчику больше внимания, мог бы догадаться, что он только и ждет удобного случая, но мне такое в голову не приходило, и я застыл в оцепенении.
Очнуться меня заставил только шум отъезжавшего автомобиля.
– Ну что ж, теперь и нам тут делать нечего, – вяло проговорил я, зажигая свечу.
Одри с бледным осунувшимся лицом стояла, прислонившись к стене.
Я поднял крышку люка, и мы спустились по лестнице.
Дождь прекратился, на небе сияли звезды.
