от Синтии. Смысл его не допускал иного толкования.
– Боюсь, что любит.
Одри не сводила с меня глаз. Лицо ее стало мертвенно-бледным.
– Питер, ты должен на ней жениться!
Я молча покачал головой.
– Да, должен! Она верит тебе.
– Не могу. Мне нужна одна ты, а тебе – я. Ты же не станешь этого отрицать?
– Нет, – ответила она ровно и бесстрастно. Я с дрожью рванулся к ней, но Одри отшатнулась. – Но ты нужен и ей тоже!
Меня охватило тупое отчаяние. Неужели все кончено? Я поборол совесть и чувство долга, раздавил их и уничтожил, и вот она вновь поднимает их против меня!
– Одри! – выкрикнул я, теряя самообладание. – Ради бога, подумай, что ты творишь! Нам выпал второй шанс, наша судьба снова в твоих руках. Хочешь сделать нас обоих несчастными до конца жизни? Важно только одно – мы любим друг друга! Я ни за что тебя не оставлю!
Она молчала, опустив глаза. Во мне начала было оживать надежда, но когда Одри подняла взгляд, все такой же твердый, сердце мое вновь упало.
– Я кое в чем признаюсь тебе, Питер. Надеюсь, ты меня поймешь. Я играла нечестно, все недели с нашей первой встречи пыталась тебя… украсть – иначе не скажешь. Пускала в ход все уловки, какие могла придумать, чтобы отбить тебя у твоей невесты. Ее тут не было, она не могла драться за себя, и я даже не думала о ней в своем эгоизме… А потом, после той ночи, когда ты уехал, задумалась… и будто очнулась. Увидела, какую роль играла, но даже тогда постаралась убедить себя, что поступаю хорошо. Видишь ли, я считала, что ты увлекся миссис Форд, а уж ее-то я знаю отлично. Если она и способна кого-то любить, то одного мистера Форда, хоть они и развелись. Я знала, что она принесет тебе несчастье, и хотела тебя спасти. А теперь, выходит, это вовсе не миссис Форд, а какая-то девушка. Это все меняет! Пойми, теперь я не вправе позволить тебе ее бросить. Ты же сам стал бы презирать меня за низкий поступок. Это все равно что всадить ей нож в спину!
Я выдавил смех, который гулко отразился от разделившего нас барьера. В душе я знал, что смехом его не разрушить.
– Пойми, Питер! Ты должен понять.
– Ничего я не понимаю. Ты просто перенервничала, накрутила себя. Я…
– Помнишь тот вечер, когда мы разговаривали в кабинете? – перебила она. – Я рассказывала, как прожила пять лет.
– Помню.
– Тогда я каждое слово говорила с одной целью… Даже паузы были рассчитаны! Я отлично знаю тебя, Питер, изучила вдоль и поперек – потому что любила. Знала, какой эффект произведут на тебя мои рассказы… Нет, в них все правда, я ничего не придумывала… но все равно за ними скрывались низкие мотивы. Я играла на твоих чувствах. Знала, какой ты добрый, знала, что пожалеешь меня. Создавала образ, который поразит тебя и вытеснит из памяти ту, другую, – образ страдалицы, вызывающий жалость. Я знаю тебя, Питер, и знаю хорошо. А потом я поступила еще хуже – притворилась, будто споткнулась в темноте. Ты должен был поддержать и обнять меня… так и вышло… – Голос ее срывался. – Я рада, что призналась… так лучше. Теперь ты понимаешь, что я чувствую?
Одри протянула руку:
– Прощай!
– Я тебя не оставлю, – упрямо повторил я.
– Прощай, – еле слышно повторила она.
Я взял ее за руку и притянул к себе.
– Никаких «прощай»! Для меня никто больше не существует, и я ни за что не откажусь от тебя!
– Питер, – слабо сопротивлялась она, – отпусти.
Я прижал ее еще теснее.
– Ни за что!
Послышалось шуршание шин по гравию. На дороге появился большой красный автомобиль. Я уронил руку Одри, она отступила и скрылась в кустах. Замедлив ход, кабриолет затормозил рядом со мной. На заднем сиденье я увидел двух женщин: одну незнакомую, темноволосую и красивую, и другую – миссис Драссилис.
Не успел я удивиться, с чего вдруг мамаша Синтии оказалась в «Сэнстед-Хаусе», как ее спутница выскочила, не дав машине толком затормозить, схватила меня за руку и огорошила загадочной фразой:
– Сколько бы он ни дал, удваиваю!
Встретив ее властный взгляд, я понял, что эта женщина рождена повелевать. Во всяком случае, у нее и в мыслях не мелькнуло сомнения, что я подчинюсь. Будь я тараканом, и то не удостоился бы столь презрительного высокомерия. Огромные огненно-карие глаза незнакомки позволяли смутно догадываться, кто она такая, но смысла ее слов никак не проясняли.
– Имейте это в виду! – продолжала она. – Я даю вдвое. Пускай хоть миллион долларов!
– Боюсь, я вас не понимаю, – обрел я наконец дар речи.
Незнакомка нетерпеливо прищелкнула языком.
– Секретничать и осторожничать ни к чему, эта леди – моя подруга, ей все известно. Она согласилась меня сопровождать. Я – миссис Элмер Форд и выехала сразу же, как только получила ваше письмо. А вы – самый подлый мерзавец, по которому плачет тюрьма! Впрочем, сейчас важно не это, мистер Фишер, а наша сделка, так что начнем поскорее!
Ну вот, опять! Вечно меня принимают за Ушлого Сэма, надоело.
– Никакой я не Фишер… – Я повернулся к машине. – Миссис Драссилис, не будете ли вы так добры представить меня?
Мать Синтии таращилась на меня в изумлении.
– А вас, Питер, каким ветром сюда занесло? Я всюду вас разыскивала, но никто…
Договорить ей не удалось. Должно быть, миссис Форд привыкла верховодить в любой беседе, не утруждаясь вежливостью. Реплика миссис Драссилис была удушена в зародыше, захлестнутая могучей штормовой волной.
– О, прошу прощения! – Презрения в огненно-карих глазах поубавилось, но властность осталась той же. – Я ошибочно приняла вас за подлого негодяя, известного как Сэм Фишер. Мы условились с ним встретиться в это время на этом самом месте, а потому, увидев вас здесь, я решила, что это он.
– Мы можем поговорить наедине? – попросил я.
Церемониться миссис Форд и теперь не стала. Когда дело касалось ее желаний, покорное согласие других она принимала как само собой разумеющееся.
– Поезжайте к дому, Джарвис! – велела она шоферу, и миссис Драссилис умчали по дороге, не дав опомниться. – Итак?
– Моя фамилия Бернс…
– Теперь все ясно, – перебила миссис Форд. – Я знаю, кто вы. – Она выдержала паузу, и я уже предвкушал благодарность за доблестную службу, но жестоко ошибся. – Не понимаю, мистер Бернс, почему вы так долго тянули с поручением Синтии! Недели, месяцы… а в конце концов позволили этому мерзавцу Фишеру украсть моего мальчика у вас из-под носа!
На меня обрушился взгляд, полный бездонного пренебрежения. Припомнив все муки, которые претерпел за семестр ради ее отвратительного сыночка, а фактически ради нее самой, я решил, что имею право высказаться откровенно.
– Надеюсь, вы позволите рассказать, как его украли у меня из-под носа? – Тщательно подбирая слова, я обрисовал события, не забыв подчеркнуть, что Капитальчик ушел с похитителями совершенно добровольно.
Миссис Форд выслушала меня молча.
– Да, Огги поступил не слишком хорошо, – нехотя признала она, когда моя история завершилась драматической кульминацией. На мой взгляд, это значило ничего не сказать. – Он всегда отличался излишней горячностью, – продолжала миссис Форд. – Несомненно, вы это заметили?
– Пожалуй.
– Его можно направить, но принудить – никогда. Безусловно, с самыми лучшими намерениями вы не разрешили ему вернуться из конюшни в школу, он обиделся и поступил по-своему. – Она взглянула на часы. – Который час? А на ваших сколько? Надо же, я думала, уже больше. Рановато приехала. Я получила письмо от этого Фишера с указанием времени и места переговоров. Он писал, что тот же час назначен мистеру Форду. – Она нахмурилась. – Наверняка явится…
– Это не его машина? – кивнул я на дорогу.
Из-за поворота показался другой автомобиль. Повинуясь громкой команде из салона, шофер нажал на тормоза. На дорогу выскочил пассажир, коротко бросил что-то шоферу, и машина покатила дальше.
Снимая на ходу автомобильные очки, к нам приблизился мощного сложения мужчина средних лет. Его суровое лицо с чисто выбритым квадратным подбородком напомнило мне римских императоров, чей облик донесли до нас древние монеты и статуи. Как и бывшая жена, которая при виде его надменно выпрямилась во весь рост, он явно был рожден повелевать.
Без сомнения, семейная жизнь этой пары куда чаще, чем у других, походила на поле
