ведь ребёнку хотелось знать, сколько здесь коз, куда он с ними идёт и что делает там, куда их пригонит.
Так дети наконец добрались вместе с козами наверх, до хижины, и предстали перед тётей Детой. Но та, едва завидев всю компанию, возмущённо закричала:
– Хайди, что ты наделала? Что у тебя за вид? Где твоя курточка, где вторая и где платок? А башмаки я тебе купила совсем новые сюда, на гору, и связала тебе новые чулки – где это всё? Ничего нет! Хайди, что такое, куда ты всё подевала?
Девочка спокойно показала под гору:
– Там!
Тётя проследила за её пальцем. И верно, там что-то лежало, а поверх виднелось красное пятно – должно быть, платок.
– Ах ты, горе моё! – в волнении воскликнула тётя. – Что это взбрело тебе в голову, зачем ты всё сняла? Что такое?
– Мне это не нужно, – заявила девочка, не выказывая никакого раскаяния в своём поступке.
– Ах ты, несчастная, неразумная Хайди, ты что, совсем ничего не понимаешь? – продолжала сокрушаться тётя. – Кто ж теперь пойдёт за твоими вещами, это же ещё полчаса! Петер, сбегай-ка быстро, принеси мне вещи. Что ты стоишь и таращишься на меня, будто прирос к земле!
– Я уже и так припозднился, – неторопливо сказал Петер, не двигаясь с места, откуда он, засунув руки в карманы, наблюдал взрыв тётиного негодования.
– Ты же всё равно только стоишь, выпучив глаза, и ничего не делаешь! – прикрикнула на него тётя Дета. – Иди сюда, я тебе что-то дам, вот, смотри! – Она показала ему новый пятачок, который так и сверкнул ему прямо в глаза.
Петер тут же сорвался с места и понёсся вниз по альму, прямиком, не разбирая дороги, и мигом очутился у кучки одежды, подхватил её и примчался к тёте так быстро, что той оставалось только похвалить его и отдать монетку в пять раппенов. Петер сунул её в карман поглубже, просияв во всю ширину лица, поскольку такое богатство перепадало ему нечасто.
– Ты можешь донести эти вещи до Дяди, всё равно ведь туда направляешься, – сказала Дета, уже поднимаясь по склону, который вздымался сразу за хижиной Петера-козопаса.
Тот послушно взял это задание на себя и последовал по пятам за идущими впереди, обхватив узел левой рукой и помахивая прутиком в правой. Хайди и козы радостно скакали рядом с ним. Так через три четверти часа вся эта процессия добралась до того уровня альма, где на выступе горы стояла хижина Дяди, открытая всем ветрам, но в то же время доступная и всякому взгляду солнца и располагающая полным обзором местности до самой долины. Позади хижины стояли три ели с густыми, разлапистыми ветками. За ними местность снова шла на подъём до самых скал – старых и серых, – поначалу через живописные, густотравные холмы, затем через каменистые кустарники и, наконец, к голым, обрывистым скалам.
К стене хижины, обращённой в сторону долины, Дядя приколотил скамью. Тут он и сидел с трубкой во рту, упёршись ладонями в колени, и спокойно наблюдал, как дети, козы и тётя Дета карабкались к нему, поскольку последняя всё больше отставала от остальных. Хайди очутилась наверху первой; она зашагала прямиком к старику, протянула ему руку и сказала:
– Добрый вечер, дедушка!
– Ничего себе вечер! – грубовато заметил старик, коротко пожал ребёнку руку и оглядел его долгим, проницательным взглядом из-под кустистых бровей.
Хайди терпеливо выдержала этот взгляд, ни разу не моргнув, ибо разглядывать деда с длинной бородой и густыми, седыми бровями, сросшимися на переносице и походившими на кусты, было так занятно, что девочка глаз не могла отвести. Тут подоспела и тётя вместе с Петером, который некоторое время стоял тихо и смотрел, что будет.
– Желаю вам доброго дня, Дядя, – сказала Дета, подходя ближе, – вот я вам привела дочку Тобиаса и Адельхайд. Вы, может, её не узнаете, ведь с тех пор, как она была годовалая, вы её больше не видели.
– Так, и что ребёнку делать у меня? – коротко спросил старик. – А ты там, – крикнул он Петеру, – можешь идти со своими козами, что-то ты не слишком рано; забери и моих!
Петер сразу подчинился и исчез: Дядя глянул на него так, что тому хватило.
– Ей придётся остаться у вас, Дядя, – ответила Дета на его вопрос. – Думаю, всё, что я могла, я сделала для неё за эти четыре года, теперь и вам пришла пора что-то сделать для неё.
– Так, – сказал старик, сверкнув на Дету глазами. – А если ребёнок начнёт плакать да хныкать тебе вслед, как обычно делают несмышлёные, как тогда прикажешь мне поступить?
– Это уж ваше дело, – огрызнулась Дета, – мне тоже никто не говорил, как поступить с малюткой, когда мне её сунули в руки, годовалую-то, а у меня и своих забот хватало – и о себе, и о матери. Теперь я должна ехать на заработки, а вы – ближайший родственник ребёнку. Если не захотите взять её к себе, то поступайте с ней как хотите: случись с ней что – отвечать придётся вам, если вам нужен лишний груз на душу.
Совесть Деты была неспокойна, поэтому она так разгорячилась и наговорила лишнего – сверх того, что собиралась сказать. При её последних словах Дядя встал. Он так на неё глянул, что она отступила на несколько шагов, тогда он простёр руку и сказал приказным тоном:
– Ступай туда, откуда пришла, и чем дольше я тебя не увижу, тем лучше будет для тебя!
Дета не заставила его повторять это.
– Ну, тогда прощайте, и ты тоже, Хайди, – торопливо сказала она и поспешила вниз по склону, ни разу не остановившись до самой Деревушки, поскольку внутреннее волнение подгоняло её вперёд, словно сила паровой машины.
В Деревушке её окликали даже чаще, чем утром, поскольку люди удивлялись, куда девался ребёнок. Все они хорошо знали Дету, и всем было известно, чей это ребёнок и что с ним связано. И теперь, когда из всех окон и дверей только и слышалось: «Где ребёнок? Дета, где ты оставила ребёнка?», она отвечала всё раздражённее:
– Наверху, у Дяди Альма! Ну, у Дяди Альма, вы же слышите!
Она была слишком раздосадована тем, что женщины со всех сторон кричали ей: «Как ты могла это сделать!», и «Бедная крошка!», и «Оставить беззащитную малышку наверху!», и потом снова и снова: «Бедняжечка!»
Дета торопилась скорее скрыться с глаз и была рада, когда всё осталось позади, настолько ей было не по себе: ведь её мать, умирая, поручила ребёнка ей. Но для успокоения совести она говорила себе, что потом сможет сделать для ребёнка больше, если сейчас заработает денег, и была несказанно рада, что скоро окажется вдали от всех этих людей, которые непрошено лезут в её дела, зато приблизится к хорошим заработкам.
После того как Дета скрылась из виду, Дядя снова уселся на скамью и теперь пыхал своей трубкой, выдувая из неё клубы дыма, – при этом он сидел, уставившись в землю, и не говорил ни слова. Хайди тем временем с интересом осматривалась. Она обнаружила хлев для коз, пристроенный к хижине, и заглянула внутрь. Там было пусто. Ребёнок продолжал обследования и добрался до старых елей за домом. Тут по ветвям прошёлся порыв ветра – такой сильный, что верхушки
