свадьбы моя пылкая страсть, возможно, так застилала мне глаза, что я этого не заметил. Я безумно влюбился не столько в то, что видел, сколько в то, что мне хотелось видеть. Теперь передо мной предстала бесконечно прекрасная неоткрытая страна, где обитали сладчайшая мудрость и понимание. Я словно приехал в незнакомый прежде край с желанием есть, когда захочется, при отсутствии других особых интересов. А тамошние жители вместо того, чтобы просто сказать: «Есть будешь по режиму», вскоре вызвали у меня живейший интерес к музыке, живописи, играм, гимнастике, плаванию и работе с затейливым механизмом. И во множестве своих удовольствий я позабыл о неутоленном желании, дивно проведя время до обеденного часа.
Одна из самых умных и изощренных уловок стала мне понятна много лет спустя, когда мы были настолько единодушны в этом вопросе, что я мог лишь посмеяться над своими тогдашними затруднениями. Состояла она вот в чем. Понимаете, у нас женщины сохраняют как можно больше отличий от мужчин и предстают как можно более женственными. У мужчин свой мир, где присутствуют только мужчины. Мы устаем от мужественности и с радостью обращаемся к женственности. К тому же, сохраняя в женщинах как можно больше женственности, мы следим за тем, что когда мы к ним обращаемся, то всегда видим то, что хотим увидеть. А вот атмосферу в этой стране можно назвать какой угодно, только не соблазнительной. Само число женщин, связанных человеческими взаимоотношениями, делало их какими угодно, только не обольстительными. Когда, несмотря на все это, мои врожденные инстинкты и жизненные традиции заставили жаждать от Элладор чисто женского ответа, она, вместо того, чтобы отстраниться и тем самым заставить меня желать ее еще больше, намеренно слишком часто и долго окружала меня своим обществом — и всегда неженственным, если можно так выразиться. Это было и вправду очень смешно.
Вот я, создавший себе Идеал, к которому я страстно стремился, и вот она, преднамеренно навязывающая мне на переднем плане сознания некий Факт, который доставлял удовольствие, но мешал исполнению моего желания. Теперь я достаточно ясно себе представляю, почему определенная категория мужчин вроде сэра Алмрота Райта [9] противится профессиональному развитию женщин. Оно заставляет меркнуть половой идеал, временно его затеняет и исключает всякую женственность.
Конечно, в этом случае я так любил Элладор-подругу и Элладор-коллегу, что всегда и везде наслаждался ее обществом. Вот только… Когда я по шестнадцать часов в день наблюдал ее в неженском качестве, то мог отправляться к себе и спать, не видя ее во снах.
Вот ведь чародейка! Если кто-то и стремился обольстить и покорить человеческую душу, так это она, великая суперженщина. Я не мог постигнуть и толики подобного чудесного умения. Но вскоре я начал осознавать, что за нашим тщательно культивируемым отношением к жизни таится более древнее, глубокое и «естественное» чувство: умиротворенное благоговение перед Матерью.
Так мы вместе духовно росли в дружбе и счастье, Элладор и я. Росли и Джефф с Селис.
Что же касается Терри и Алимы, то мне жаль и очень стыдно. Конечно, можно и ее отчасти винить. Она не была таким тонким психологом, как Элладор. Более того, мне представляется, что у нее имелись уходящие вглубь времен затаенные атавистические черты более ярко выраженной женственности, которые не проявлялись, пока Терри не вызвал их к жизни. Но все мною сказанное не оправдывает его. Я не до конца понимал характер Терри. И не мог понять, будучи мужчиной.
Конечно, он находился в том же положении, что и мы, только с некоторыми оговорками: Алима, чуть более соблазнительная и гораздо менее способная как психолог-практик; и Терри, в сто раз более требовательный плюс во столько же раз менее разумный.
Очень скоро их отношения обострились. Сначала я думал, что когда они были вместе — она в своей великой надежде на продолжение рода, а он в своей великой радости победителя, — Терри вел себя бесцеремонно. Вообще-то я знаю это из того, что он говорил.
— Не надо меня увещевать, — как-то бросил он Джеффу незадолго до свадебной церемонии. — Не было еще женщины, которой бы не нравилось, что ее подчиняют. Все твои слащавые разговоры яйца выеденного не стоят — уж я-то знаю.
Потом он замурлыкал под нос:
— «Я развлекался, где можно, И видел я много дев разных, А если прошел ты и желтых, и черных, То белых познать — это очень несложно».
Джефф тотчас развернулся и вышел. Я тоже немного забеспокоился.
Бедняга Терри! Все, что он знал, в Женландии ему никак не помогло. Он привык брать и считал, что так и нужно действовать. Он искренне верил, что женщинам это нравится. Но только не уроженкам Женландии! Не Алиме!
Я как сейчас вижу ее — в один из дней через неделю после свадьбы она направляется на работу широкими решительными шагами, упрямо сжав губы и держась поближе к Элладор. Ей не хотелось оставаться наедине с Терри — это было очевидно.
Но чем больше она его избегала, тем сильнее он ее желал. Вполне естественно.
Терри закатил жуткий скандал касательно их раздельного проживания, пытался запереть ее у себя в комнатах, пытался остаться у нее. Но тут она резко и четко обозначила грань.
Как-то раз ночью он вышел на улицу и принялся вышагивать взад-вперед по залитой лунным светом дорожке, бормоча под нос ругательства. Я тогда тоже отправился прогуляться, но был в совершенно другом настроении. Услышав его проклятия, вы бы не поверили, что он вообще любит Алиму. Вы бы решили, что он гоняется за ней, как за добычей, чтобы поймать и подчинить.
Думаю, что, благодаря всем описанным мною различиям, они растеряли возникшую между ними вначале общность взглядов и больше не могли встречаться в спокойной обстановке, находясь при этом в здравом уме. Также мне кажется — это чистый домысел, — что ему удалось вывести Алиму из себя, за пределы благоразумия и здравого смысла, а затем, возможно, ее
