их на билет домой для хозяйки разорившейся гостиницы, которая с радостью дала ей «благословение на ведение дела».
Означенное благословение включало в себя разозленного землевладельца, нескольких буйных и хулиганистых жильцов плюс множество оставшихся без жалованья мастеровых. Миссис Мейн собрала своих кредиторов в убогой гостиной пансиона и сказала им:
— Я выкупила это дело в нынешнем его состоянии на последние гроши. Я семь лет проработала в ресторанах и гостиницах и знаю, как обустроить это место лучше, чем было до сего дня. Если вы дадите мне отсрочку на шесть месяцев, и при условии, что я справлюсь, продлите ее еще на полгода, я возьму на себя все прежние долги и выплачу их. В противном случае мне придется отсюда уехать и вы не получите ничего, кроме выручки от продажи третьесортной мебели с молотка. Я стану трудиться, не покладая рук, поскольку мой ребенок растет без отца.
Ребенок этот стоял рядом с ней — прелестная трехлетняя дочурка.
Собравшиеся осмотрели дом, внимательно поглядели на хозяйку, немного поговорили с самым «давним» постояльцем и приняли предложение.
Через шесть месяцев дела пошли на лад, в конце года Мэри начала выплачивать долги, и вот теперь…
Миссис Мейн глубоко вздохнула и вернулась в настоящее.
Молли, ее драгоценная Молли выросла и училась на «отлично» в хорошей школе. Гостиница «Мейн» вот уже долгие годы была успешным предприятием. Мэри отложила немного денег на учебу дочери в колледже. На здоровье она не жаловалась, работа ей нравилась, ее уважали и ценили в городе, Мэри была благочестивой прихожанкой либерально-христианской церкви, членом клуба прогрессивных женщин и состояла в совете по благоустройству города. Она обрела уют, уверенность в себе и покой.
Раздались шаги на лестнице — осторожные, неуверенные, нетерпеливые.
Дверь была открыта. Он вошел и тихонько ее закрыл. Мэри встала и снова открыла ее.
— Дверь останется открытой, — заявила она. — Не беспокойтесь, вокруг никого.
«Ну, почти что никого», — подумал бессовестный мистер Бердок.
Мэри снова присела. Он хотел ее поцеловать, заключить в объятия, но она с решительным видом перебралась на другой стул и жестом пригласила его сесть.
— Вы хотели со мной поговорить, мистер Мейн. О чем же?
И тут он излил ей душу, как и прежде, в потоке выразительных и убедительных фраз.
Поведал о скитаниях, страданиях, постоянных неудачах и невзгодах, обрушившихся на него после последней фатальной ошибки.
— Я заслужил все это, — произнес он, слегка улыбнувшись и вздернув голову жестом, который когда-то неотразимо действовал на Мэри. — Я заслужил все, что получил… Однажды у меня была ты… И только слепой глупец мог лишиться твоей руки. Она была мне нужна, как же она была мне нужна!
О собственно случившемся за минувшие годы он особо не распространялся, все больше упирая на свои мучения.
— Теперь дела мои идут на лад, — закончил он. — У меня практика с хорошей репутацией в Гатри, но здоровье расстроено, и мне посоветовали хотя бы на некоторое время сменить климат на более теплый.
Мэри ничего не ответила, она лишь разглядывала его ясным и твердым взором. Он казался ей совершенно чужим человеком, к тому же совсем непривлекательным. Жар в груди, который она испытывала в его присутствии и от его прикосновений, который хорошо помнила — где он сейчас?
— Ты не поговоришь со мной, Мэри?
— Мне нечего сказать.
— Ты не сможешь… простить меня?
Она подалась вперед, уронив голову на руки. Он ждал, затаив дыхание, думая, что в ее сердце бушуют противоречивые чувства.
На самом деле она вспоминала их совместную жизнь и прикидывала ее дальнейшее развитие в свете рассказанного им, попутно сравнивая ее с жизнью, которая была у нее в течение этих лет. Мэри подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Мне нечего прощать.
— Ах, ты так великодушна и благородна! — воскликнул он. — А я? Тяжкое бремя ошибок юности пало с моих плеч. Моя жена умерла несколько лет назад, и я свободен. Ты — моя настоящая супруга, Мэри, преданная и любящая. Теперь я предлагаю узаконить наш союз.
— Мне это не нужно, — ответила она.
— Пусть все будет, как ты скажешь, — продолжил он. — Но ради ребенка… я хочу быть ей отцом.
— Вы ее отец, — проговорила Мэри. — Тут ничего не поделаешь.
— Но я хочу передать ей свою фамилию.
— Она у нее есть. Я ей дала фамилию.
— Браво, дорогая! Но я хочу дать ее и тебе.
— У меня она тоже есть. И была у меня с тех пор, когда я, сообразуясь со своей совестью, вышла за вас.
— Но… но… у тебя нет на нее законных прав, Мэри.
Она улыбнулась, почти что рассмеялась.
— Почитайте законы, мистер Мейн. Я жила под этой фамилией двенадцать лет, с нею заслужила честь и признание, и она принадлежит мне по закону.
— Но, Мэри, я хочу помочь тебе.
— Спасибо, я не нуждаюсь в помощи.
— Но я хочу помочь ребенку, нашей дочери, нашей малышке!
— Помочь ей вы можете, — согласилась Мэри. — Я хочу отправить ее в колледж. Можете помогать, если есть желание. Буду очень рада, если у Молли останутся добрые и светлые воспоминания об отце. — Мэри вдруг поднялась. — Сейчас вы хотите на мне жениться, мистер Мейн?
— Всем сердцем хочу, Мэри. Так ты?..
Он встал и протянул к ней руки.
— Нет, — ответила она. — Нет. В двадцать четыре года я вас любила. Жалела. Хотела стать вашей женой — верной и преданной, хоть вы и не могли сочетаться со мной законным браком, — потому что любила вас. Теперь же я за вас не выйду, потому что не люблю. Вот и все.
Он оглядел тихую уютную комнату. Раньше он успел осмотреть чистую и светлую гостиницу, и вот
