Ознакомительная версия.
Место: Прага, Европейский Союз
Дата: 02/11/2006
Время: 21:34
Музыка: The Skatalites, альбом «Hi‑Bop Ska»
Лысый чувак сует мне бумажку в сто крон. Я кладу на мокрую стойку монетки сдачи, подставляю бокал под кран. Из угла мне кивает Джек, негр с короткими «дрэдами», рэгги – певец и торговец «травой». Вместе с ним за столиком его девушка, англичанка Николь, толстая, похожая на свинью, и два клиента – офисное чмо в костюмах. Джек мог бы зарабатывать больше на площади Венцеслава, но нашел два десятка клиентов в соседних офисах – и доволен. Должно быть, он платит хозяину бара, Иржи.
Лысый хватает бокал и прет к своему столу. Там сидят две девки намного младше него, пьют мохито. По бару расплывается сладковатый запах «травы» – это курит компания Джека.
* * *
В баре пусто – все клиенты свалили, кроме голландца Ника. Он, как обычно, в отрубе, голова прилипла к столу. Вообще, он не Ник, а Николаус или что‑то в этом роде. Но он зовет себя Ник, потому что тусуется, в основном, с америкосами. Недавно Пол мне сказал, что Ник – не только алкаш, но еще и панк – музыкант, гитарист команды «Freak Shop».
Я трясу Ника за плечи. Ноль эмоций. Хватаю его за гриву немытых волос, отрываю голову от стола. Из ноздри свисает сопля, тянется по столу к пятну пролитого пива. Ник приоткрывает глаза, улыбается, вытирает нос рукавом.
– Алекс… – шепчет он по – английски. – Еще одно пиво…
Я трясу головой.
– Ты свое уже выпил. Вставай… Мне пора закрываться.
Я помогаю Нику подняться, дойти до двери, выхожу с ним на улицу. Он нетвердо шагает по булыжникам тротуара. Вряд ли попадет домой скоро. Догонится где‑нибудь, вырубится на скамеечке в сквере и проснется под утро. Для него это – норма. Таких, как он, в «Кошоне» тусуется много. Бар – не ресторан, здесь платишь сразу, и шансов свалить без оплаты практически нет. В худшем случае – наливаешь ему, а бабок уже не осталось. Ну и ладно. Списать за смену несколько «дринков» – обычное дело.
Место: Родина
Дата: 12/05/1990
Время: 15:31
Музыка: нет/Kaoma – «Lambada»
На третьем этаже кто‑то жарил котлеты – воняло на весь подъезд. Я поднялся еще на этаж, позвонил. За дверью напротив бубнил телевизор. Что за передача, разобрать было нельзя. Ира открыла. На ней был темно – синий фланелевый халат с мелкими желтыми цветами.
– Привет.
– Привет.
– Что с тобой случилось?
Я вытер нос ладонью, на пальцах осталась кровь.
– Твой парень…
– Кто? Буров?
Я кивнул.
– Он – не мой парень… Он что – в подъезде?
– Да, на втором этаже, у почтовых ящиков. И с ним Выра…
– Ладно, ты проходи пока, я сейчас…
– Ты куда? Не надо…
Ира побежала вниз по лестнице. Застучали по бетонным ступенькам шлепанцы. Я подошел к перилам, взялся за них, перевесился вниз. На площадке между первым и вторым торчала лысая голова Выры.
– Вы что здесь ошиваетесь? – послышался голос Иры. – Вам что, больше делать нечего? Зачем вы трогали Сухарева? Он шел ко мне писать сочинение. Он мне помогает…
– Ага, – сказал Выра. – Знаю я, как он тебе помо…
– Заткнись, – оборвал его Бурый.
– Что он вам сделал? За что вы его?
– Он знает.
– Если ты его еще хоть пальцем тронешь, я вообще перестану с тобой разговаривать, ясно?
Я зашел в квартиру, остановился в прихожей, глянул в зеркало. Кровь под носом засохла. Я лизнул палец, стер ее. Ира вошла, захлопнула дверь.
– Сходи, может, в ванную – умойся?
– Нет, все…
* * *
Лезвие «Восход» лежало под стеклом на письменном столе. Такими брился отец Иры, и она взяла одно себе – точить карандаши. Рядом с лезвием лежало фото «Модерн токинг». Оба урода дебильно улыбались. Ира давно уже не слушала «Модерн», но зачем‑то оставила фотографию. Я приподнял стекло, вытащил лезвие, несколько раз согнул в пальцах, приставил к левой руке – у ремешка часов. Стукнула дверь, щелкнул выключатель. Я сунул лезвие назад под стекло, подошел к окну. Моросил мелкий дождь. Ветка каштана терлась о стекло. Ира вернулась в комнату, села за стол. Я спросил:
– Какое было последнее предложение?
Ира заглянула в тетрадь, прочитала:
– «Перестройка – это продолжение того важного дела, которое было начато в октябре семнадцатого года. И перед нами…»
* * *
Мы сидели на кухне. На плите грелся белый эмалированный чайник. Дождь только что кончился. За окном шевелились мокрые листья.
Я сказал:
– От нас ушел отец. К другой женщине…
Крышка чайника на плите начала подпрыгивать, из носика пошел пар. Ира поднялась с табуретки, подошла к плите, выключила газ.
– …мне вчера сказала мама. А он сам уже три дня не появляется…
Ира, наклонившись над столом, налила кипяток в заварочный чайник. В разрезе халата мелькнул белый лифчик. Ира заметила, куда я смотрю. Я покраснел, отвернулся к окну.
– …я давно уже понял, что что‑то не то… Несколько месяцев, может, больше… Но мы с ним почти не говорили, тем более, про это…
Ира села к столу напротив меня.
– Я тебе очень сочувствую, Леша… Я даже не знаю, что сказать…
– Можешь ничего не говорить.
– Нет, ну вот, ты уже обиделся…
– Я не обиделся… А ты правда любишь Бурого?
– Да.
– А почему ты тогда с ним не ходишь?
– Потому что… Потому что он меня не любит, он просто… Нет, я не хочу с тобой про это разговаривать… Это касается только меня. Ты извини, Леша, но…
За стеной включили музыку – ламбаду.
– Тебе нравится эта мелодия? – спросила Ира.
Я помотал головой, отвернулся к окну. По небу, над пятиэтажками, быстро двигались облака. На листьях висели капли дождя.
Абсент + «Red Bull» = NRG
Место: Прага, Европейский Союз
Дата: 04/11/2006
Время: 22:34
Музыка: Pixies, альбом «Doolittle»
– А что, Дэвид Линч вправду был в этом баре? – Пол кивает на висящую над стойкой фотографию с автографом. Пол – в рваных джинсах, кедах, майке с надписью «Fuck Bush» и потертом вельветовом пиджаке. Он давно тусуется в Праге, преподает английский, не имея «рабочей» визы и разрешения на работу. Таких американцев здесь тысячи. Приперлись сюда тусоваться, пить дешевое пиво, курить «траву» и иногда понемногу работать – нелегально, не платя никаких налогов.
– Да, был, – отвечаю я. – Напился в жопу, отрубился, его вынесли на улицу со стулом и сбросили на тротуар.
– Врешь. Ты тогда еще здесь не работал.
– Ну и что, что не работал? Мне Иржи рассказал… Линч здесь тусовался, когда снимал свой фильм…
– И напивался непременно в этом баре… – Пол делает глоток абсента с «ред буллом». – Выбрал именно его. Из всех пражских баров…
– Ну да. А где ему еще напиваться?
– Ты знаешь, чем Россия и Америка похожи друг на друга?
– Много чем. Но мне, ты знаешь, все равно.
– Прежде всего, они похожи своим алкоголизмом. – Пол облокачивается на стойку. – В Америке это понятно откуда – ее с самого начала заселили всякие авантюристы, искатели приключений. Ясно, что все они были алкоголики. А вот в чем корни алкоголизма в России, это ты мне можешь объяснить?
– Холодный климат.
– Не пойдет. В Канаде климат холоднее… А в Швеции или Норвегии…
– Тогда – тяжелая жизнь…
– В Африке или в Индии жизнь тоже тяжелая…
– Ладно, тот факт, что водку изобрели в России…
– Тоже не канает. Порох изобрели в Китае, но Китай – не самая милитаристская страна. И не только сейчас, а вообще в истории.
– А какая – самая?
– На сегодня – Соединенные Штаты Америки, гражданином которых я, к своему стыду, являюсь. Это сейчас главная «империя зла»…
– Ну все, понесло… Сейчас будешь полчаса стонать про то, как ты ненавидишь Америку…
– А как я еще могу относиться к стране тупоголовых дебилов, которые дважды подряд выбрали президентам идиота? Как я могу относиться к стране тупого среднего класса? Там все насквозь прогнило, все фальшиво. Все кричат про семейные и моральные ценности, а на самом деле им нужны только наркотики, проститутки и подпольный тотализатор. – Пол допивает свой «дринк» и кивает, чтобы я сделал еще один. – А ты, Алекс, ненавидишь свою страну?
– Нет, не ненавижу.
– Может, скажешь еще, что ты ее любишь?
– Может, и скажу.
– А почему ты тогда не у себя, не в России? Почему ты здесь?
– Так сложились обстоятельства…
– Ты хитрожопый, Алекс. У тебя – двойные стандарты. Поэтому ты защищаешь свою страну…
– «Двойные стандарты» – тупой стереотип. Проблема не в двойных стандартах, а в том, что люди не хотят их признавать. Все живут по двойным стандартам, но любят базарить про «справедливый и одинаковый подход ко всем»…
Ознакомительная версия.
