Ознакомительная версия.
В углу бара мелькает знакомая рожа. Очень знакомая. Очень… Он поднимается и выходит. Хлопает дверь. Почему я его не заметил раньше? Видно, его обслуживал Иржи. Или, может быть, просто похож? Нет, вряд ли, скорей всего, он. Но какого хера? Что он здесь забыл? Хотя, вряд ли, он меня заметил. И если бы заметил, то вряд ли бы узнал. А если пришел специально, знал, что я здесь работаю? Но как на меня вышли? Как вычислили через столько лет? И почему тогда послали этого придурка? Нет, видимо, случайность. Или вообще не он. А если он, то что такого? Площадь Венцеслава – в трех кварталах. Иногда забредают и российские туристы.
Дверь открывается. Заходит Николь. Она улыбается мне. Я киваю.
Место: Прага, Европейский Союз
Дата: 06/11/2006
Время: 22:34
Музыка: нет/Nashville Pussy, альбом «Let Them Eat Pussy»
Трамвай отъезжает. Я перехожу пути и сворачиваю на улицу В Туних. На тротуаре – «натюрморты» из «бычков», пустых бутылок, пробок, сигаретных пачек. Впереди – большая куча собачьего говна. Когда я приехал в Прагу, это было главным «культурным шоком»: на тротуары постоянно срут собаки.
Мне навстречу, по центру улицы, прут, гогоча во всю глотку, человек двадцать тупорылых англичан – пролетариев. Приперлись в Прагу на «stag party» – побухать и потрахаться за неделю до свадьбы кого‑то из них. А может, никто и не женится, но цель все равно та же самая: набухаться в жопу и попробовать трахнуть все, что движется. Иногда такие забредают в наш бар – хуже клиентов не бывает, даже русские – и то лучше. Я был бы только рад, если б их почаще забирала полиция. Но полиция здесь либеральная. Иногда, конечно, повяжут бухого иностранца, отмудохают и заберут бабло, но такое случается редко.
Англичане уже далеко позади, но до меня еще долетают их крики. Самое частое слово – «fuck» и его производные. Я подхожу к двери бара, отмыкаю замки на роллетах. Иржи сегодня не будет – придется вкалывать одному.
* * *
Народу мало. Джек сегодня без клиентов, молча тянет пиво. Николь выдула два бокала вина и свалила. В углу интернациональная компания с зелеными бэджами что‑то обсуждает по – английски. Я споласкиваю в раковине бокалы, иногда поднимая глаза на экран телевизора. Идет повтор дневного футбола «Слован» – «Спарта».
Хлопает дверь. Заходит Клочков. Блядь, это он – я тогда не ошибся. Идет прямо к стойке. Я сжимаю в руках полотенце.
– Здравствуйте, Алексей.
Я киваю.
– Вы, конечно, узнали меня…
Я опять киваю.
– Ну, как вы, собственно, поживаете?
Я повожу плечами. Не хочу разговаривать с этим уродом. Не знаю, что ему нужно. Ясно, что он здесь не просто так.
– Налейте мне, будьте добры, бокал «гамбринуса».
Клочков вытаскивает кошелек, возится с мелочью, находит двадцать крон, кладет на стойку. Он выглядит говняно, хуже, чем три года назад. Редкие волосы прилизаны к черепу, под глазами – мешки, из ушей и ноздрей торчат седые волоски. Я забираю монету, беру бокал, подставляю под кран. Клочков залезает на высокий стул у стойки.
– Как вы могли предположить, Алексей, я зашел сюда не просто так, чтобы пива попить, хотя пиво у вас здесь отличное, с позволенья сказать… Как впрочем и в любом здешнем баре. Чехия ведь пивная страна…
Я ставлю пред ним бокал, он берет его, делает глоток, цокает языком.
– Итак, у меня к вам есть разговор, но я не хотел бы вести его здесь, отвлекая вас от работы… Было бы лучше, если б мы могли встретиться в другом месте… Предвосхищая ваш вопрос, я абсолютно уверен, что это – в ваших лучших интересах, и что отказываться от беседы вам не стоит. Завтра вы во сколько будете свободны?
– Целый день. У меня выходной.
– Может быть, тогда встретимся у кафе «Славия» – напротив Народного театра? Я, в отличие от вас, город знаю исключительно плохо, но театр уж как‑нибудь найду…
– Ладно. Во сколько?
– В пять вечера вас устроит?
– Договорились. В пять часов у входа в «Славию».
– Договорились. – Клочков одним глотком допивает пиво, ставит бокал на стойку. – До завтра. Всего хорошего и еще раз спасибо за пиво.
Фестиваль бардовской песни
Место: Прага, Европейский Союз
Дата: 07/11/2006
Время: 17:09
Музыка: нет/песня из к/ф «Белое солнце пустыни»
Через улицу, у Народного театра, тусуется компания туристов. Они хохочут, фотографируют друг друга. К остановке подъезжает трамвай «девятка» в сторону Смихова. Несколько человек садятся. Трамвай отъезжает. Парень в черной куртке выхватывает кошелек у туристки, бежит по площадке у театра. Вся компания бросается за ним. Безнадежно. Толстожопые дядьки и тетки еле бегут, парень уже далеко впереди. Заработал себе на «траву» и на выпивку на сегодня. А может еще и на завтра останется.
Подъезжает еще трамвай. Номер шесть. Из него выпрыгивает Клочков, перебегает дорогу.
– Добрый вечер, Алексей. Извините меня, ради бога. Вы ж понимаете, город я знаю плохо, не рассчитал, сколько времени мне будет нужно, чтобы доехать сюда от отеля…
Я молча киваю.
– А вы знаете, кстати, что в «Славии» в свое время любили бывать чешские диссиденты, это был у них, в некотором смысле, дискуссионный клуб. Это нам экскурсовод рассказывала. Говорила, что Вацлав Гавел и сейчас иногда здесь бывает…
– Мне плевать. Хоть Гавел, хоть бравый солдат Швейк…
– Как же это вам, извините… все равно? Это же ваша новая, так сказать, родина…
– Родина у меня одна. Как и у всех…
– Так зайдем, может быть, в «Славию»? Там блинчики чрезвычайно вкусные – палачинки, как говорят по – чешски, но вам, конечно, это…
– Сходите как‑нибудь без меня.
– А у вас что, есть на примете другое место? Ради бога. Ведите, я буду вашем гостем.
* * *
На стене кафе – черно – белые фотографии в рамках, в том числе, фото поезда, пробившего здание вокзала. Интересно, сколько людей при этом погибло?
– Симпатичное, скажу вам, кафе, – говорит Клочков. – Вы здесь часто бываете?
– Каждый день раза три. Иногда четыре. А сегодня уже шестой раз…
– Вам все шутки…
– Не был ни разу. Я вообще редко куда‑то хожу. Мне своего бара хватает…
– Что же это вы так слабенько, с позволенья сказать? Я, если бы жил здесь, давно уже все кафе обошел бы… Это ведь не то, что у нас. Что ни говорите, а в России вот эта культура кафе, ресторанов только лишь начинает еще развиваться… В Москве или Санкт – Петербурге – да, а до нас пока еще дойдет…
Клочков начинает листать меню. На первой странице написано по – английски: «блюда чешской и грузинской кухни». Подходит официантка кавказской наружности, говорит по – русски с акцентом:
– Ну что, уже выбрали?
– Чай, – говорю я. – Зеленый, с мятой.
– Мне аналогично, будьте добры. – Клочков захлопывает меню.
– Больше ничего не желаете? Пирожные…
Я качаю головой. Официантка идет к стойке. Клочков глядит на меня, как будто чем‑то недоволен. Если его смутил русский язык, то это его проблема. Мне плевать на всю эту секретность, как будто мы какие‑то разведчики.
У стойки высокий лысый парень что‑то говорит официантке. Она выдавливает из себя улыбку. Кроме их и нас, в кафе нет никого. Лысый подходит к стене, снимает с гвоздя гитару с белым бантом на грифе, проводит по струнам. Гитара настроена. Он садится на диванчик в углу, начинает петь, почти не фальшиво:
Ваше благородие, госпожа удача…
– Ну, вы прямо как специально сюда меня привели. – Клочков растягивает губы в улыбке, показывает желтые зубы. – Неужели помните, что я неровно дышу к гитаре? Особенно, конечно, к бардовской песне. Окуджава, Визбор, Юлий Ким… Я ведь, с позволения сказать, тоже бард. Имею в своем, извиняюсь, багаже, несколько десятков песен. Мы вот у нас в городе планируем провести фестиваль бардовской песни. Есть уже бюджет, спонсоры интерес проявляют… Грушинский обойти мы, конечно, задачи не ставим… Цели наши, скорее, гуманитарного плана – воссоздание культуры и духовности. Ведь в бардовской песне, в отличие от эстрады, или рок – музыки, присутствует и поэзия, и высокая духовность – собственно, некая связь с нашей великой прошлой культурой, которая, увы…
Я смотрю в окно. Посреди улицы, бросив на землю большущие рюкзаки, целуются парень и девушка. К рюкзакам привязаны скрученные резиновые коврики. Хлопает дверь кафе. Вбегает безумного вида волосатый чувак в красной потертой косухе, что‑то кричит. Я не успеваю понять, на каком языке. Он выбегает, захлопнув дверь.
Лысый прекращает петь, смотрит на официантку.
– Что, может, дать ему пизды?
Она трясет головой, ставит на поднос две чашки, идет к нашему столику. Клочков, сморщившись, зыркает в сторону парня.
– Так, извиняюсь, неприятно слушать русский мат – казалось, от него почти отвык за эти дни… Официантка ставит на столик чашки. В них плавают зеленые листья мяты. Я бормочу:
Ознакомительная версия.
