На перемене в коридоре оказалось не так уж ужасно. Никто ее не толкал, не пихал и не прижимал к шкафчикам. В туалете была лишь одна другая девочка, и та улыбнулась и просто поздоровалась.
Элли начала расслабляться. Не так уж все плохо. Вот Карин сейчас намного хуже – сидит в своей квартире, ни с кем не общается. Наверняка жалеет, что заварила эту кашу, и мечтает, чтобы Том был ее парнем, а не злейшим врагом.
И вот когда она увидела Стейси с подружкой на скамейке под деревьями, то сразу решила, что сделает.
Вдруг преисполнившись мужества и уверенности, подошла и встала перед ними. Те в полном изумлении уставились на нее. Но отступать было уже поздно.
– Как там Карин? – спросила она. Стейси медленно покачала головой:
– Ты со мной разговариваешь?
– Да. Я спросила, как Карин.
– Отвянь.
– Мы с тобой встречались, когда ты тогда пришла ко мне домой, помнишь? Я знаю, что вы дружите, и не хотела делать вид, будто мы не знакомы. Я так решила.
– Решила? – Стейси скривилась, будто в рот ей попало что-то горькое.
– Да. – Элли поняла, что вся красная, и возненавидела себя за это. – Говорят, она не выходит из дому.
Стейси встала и сделала шаг ей навстречу. У нее были тонкие губы и бледная кожа. Глаза карие. Раньше Элли этого никогда не замечала.
– Если бы твой долбанутый братец мне слал сообщения с угрозами, я тоже боялась бы выйти.
– Но ему запрещено посылать ей сообщения…
– Я говорю о том, что было до того, как она сказала, что пойдет в полицию.
Элли покачала головой. Она понятия не имела, о чем это Стейси.
– Но как она сейчас? Меня вот что интересует. Стейси подошла еще на шаг:
– Карин не выходит из квартиры, не хочет общаться с нами, не ходит в школу. У нее нервный срыв. Довольна?
– Мне очень жаль.
– С чего бы это? Что ты сделала, чтобы жалеть?
– Ничего. Мне просто жаль. Можешь передать ей это?
– Думаешь, ей есть дело до твоих гребаных сожалений?
От унижения у Элли все лицо горело, и шея, и грудь. Даже кончики пальцев. Она отвернулась. Но Стейси схватила ее за рукав:
– Никуда ты не пойдешь!
Элли вырвала руку и попыталась пройти мимо них, но Стейси с подругой окружили ее с двух сторон и начали теснить к забору. Идеальный маневр – они его словно отрепетировали. Встали перед Элли, загородив ей путь. Она попыталась ответить им твердым взглядом, но трудно было сосредоточиться: площадка плыла перед глазами.
– Ты почему копам ничего не рассказала? – рявкнула Стейси.
– Потому что ничего не видела.
– Это как?
Обе девчонки сверлили ее глазами. Элли попробовала их оттолкнуть, но они толкнули ее в ответ. Она споткнулась и чуть не упала.
– Ты где была в ту ночь? – спросила Стейси.
– Спала.
– Ну да, надо же! – огрызнулась ее подружка. Другие заметили их перепалку. Трое парней наблюдали за ними, стоя у забора.
– Девки дерутся, – усмехнулся один.
Но Элли совсем не хотелось драться. Однако теперь на них все смотрели, и она просто обязана была что-то сделать, что-то сказать. Если не защититься, она будет выглядеть глупо. Или, еще хуже, так, будто ей действительно есть чего стыдиться.
Она снова попыталась вырваться:
– Выпустите меня. Стейси откинула голову:
– Или что? Что сделаешь, сука? Изнасилуешь меня? Она перешла на крик. Подбежали ребята.
– Она мне угрожала, слышали? – рявкнула Стейси, повернувшись к ним. Ее глаза сверкали.
Все больше и больше ребят сбегалось на шум. Элли поплохело. Да что же это такое? Что творится? Ей показалось, что ее сейчас вырвет.
– Отпустите меня.
– С какой радости?
– Ведь я вам ничего не сделала.
– Но ты лживая сестрица ублюдка – вот ты кто! И тут в Элли закипела ярость, как молоко на плите.
– А ты, Стейси? Как назвать ту, кто бросает лучшую подругу, чтобы остаться наедине с парнем?
– Я ее не бросала, а оставила с твоим братцем. Мне-то откуда знать было, что он маньяк?
– Зачем ему было ее насиловать, раз она сама вешалась ему на шею?
– Затем что он педофил и извращенец, как и вся ваша семейка. – Стейси закатила глаза, играя на публику. – Мать твоя с собаками трахается небось.
– Ну да, конечно. – Элли сложила руки на груди. – Что еще скажешь?
– Что ты сука.
– Повторяешься.
– Уродина недотраханная.
– Очень оригинально. – Элли сделала шаг. В голове прояснилось, мысли, горячие и яркие, вспыхивали, как фитили. – Но я хоть не жирная.
Стейси в ужасе оглядела себя:
– Я не жирная!
– Самовнушением занимаешься?
Рядом кто-то рассмеялся, и Элли ощутила неподдельное удовольствие. Стейси облизнула пересохшие губы.
– Ну же, – подначила ее Элли, – неужели ничего больше придумать не можешь? Или на самом деле такая тупая, как кажется?
– Сама тупая.
– Это как это?
– Ботанка. Взгляни на себя, на колготки, на туфли свои дурацкие.
На лице у Стейси был слой крем-пудры цвета загара. По линии скул слой кончался, и виднелась некрасивая пограничная линия. Лоб и нос были покрыты россыпью прыщей. Она вспотела.
Элли пожала плечами:
– Переодеться всегда можно, а вот с твоим лицом что-то сделать, увы, будет сложнее.
И снова хохот.
В ее ушах стучала кровь.
– Но не волнуйся, Стейси. В темноте прыщи не видно. Толпа одобрительно засвистела. Краем глаза Элли заметила, что кто-то пытается пробраться к ним ближе, но другие отталкивают его:
– Дай им разобраться, чувак.
Тут Элли прошлась по поводу фальшивого загара Стейси, ее жирных коленок и дешевых серег из пластика. Вокруг все смеялись. Над Стейси – не над ней. Все ругательства, какие она когда-либо слышала в девчачьих перепалках, вдруг посыпались из ее собственного рта. Скажет первой – значит, Стейси будет уже нечем ответить. Как письмо, написанное отравленными чернилами, – передай дальше или умрешь. Она забрасывала Стейси оскорблениями: мол, той стоит подать в суд на собственных родителей, а если мозги загорятся, не пытаться тушить пожар, нассав в ухо. Толпа лишь подбадривала ее.
Это было похоже на плевки. Набираешь слюны в рот и харкаешь. Плевок остается, а ты уходишь, как ни в чем не бывало. Но Стейси так просто не сдалась. Она схватила Элли за волосы и дернула сильно-сильно. Элли схватилась за голову, чтобы защититься, и тут Стейси ее ударила. Боль пронзила щеку, шея откинулась.
– Ну как, нравится? – прошипела Стейси с перекошенным лицом, брызжа слюной. – Еще хочешь?
Она снова дернула ее за волосы и влепила вторую пощечину.
Тут в голове у Элли что-то выключилось, как будто мозг вдруг размяк. Она утратила дар речи. Нет! Нет! Ей этот спор не выиграть. Все, что Стейси не в силах была сказать, она компенсировала физически.
И тут случилось чудо.
– Учитель идет!
Толпа расступилась, и появился учитель.
– Хватит! – прокричал он. – Стейси Кларк, ты что это устроила?
– Я? Да это не я! – возмутилась Стейси. – Все эта ненормальная!
Но волосы отпустила.
Элли вырвалась, пощупала голову, потом щеку. Открыла один глаз и увидела мистера Морриса, учителя истории.
– Ты как, в порядке? – спросил он.
Голова у нее горела, а мир вокруг словно стал ярче.
– Да, – ответила она.
– Хорошо, потому что тебе придется пойти со мной. Мистер Моррис усадил Элли в приемной директора и
дал ей листок бумаги и ручку.
– Опиши все, что случилось, – велел он. – С самого начала, в подробностях. Я скоро приду.
Стейси он увел с собой. Выходя, та бросила на Элли убийственный взгляд через плечо.
Элли уставилась в листок. Тот менял цвет с кремового на белый, отливал то голубым, то серым. Может, у нее сотрясение мозга? Что, если Стейси ей голову сломала?
Она написала вверху листка свое имя и подчеркнула его. Ручка была синяя.
Потом перевела взгляд на секретарей – их было двое, они сидели за компьютерами и не обращали на нее никакого внимания. На скамейке в фойе увидела бледного мальчика; тот держал на коленях пальто. А за дверьми двор опустел, шум утих – все снова вернулись в классы.
У нее сейчас рисование. Единственный предмет, которого ей так не хватало.
Она снова уставилась на листок бумаги. Он напомнил ей о полицейском участке и двух детективах, что сидели за столом напротив. Хороший коп и плохой. Как же долго они ее расспрашивали. Где ты была? Нет, где конкретно? А с кем был твой брат? Во сколько? Нам нужна только правда, Элли, твердили они.
Что ж, правда была в том, что ей нечего было больше сказать. Она написала это большими буквами на чистом листке бумаги, встала и вышла из приемной. Одна из секретарш на секунду подняла глаза и тут же вернулась к своим делам. Видимо, решила, что Элли недостойна ее внимания. Мальчик в фойе вздрогнул, когда она прошла мимо. Может, стоит залупить ему, чтобы не боялся напрасно? И что с ней тогда сделают? Как низко она может пасть?
Шаркая ногами, она миновала пустой двор,распахнула пальто, взъерошила волосы так, что те разлетелись во все стороны, расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке и подвернула юбку. Порыв ветра пробрался под подол. Все краски вдруг стали резче: свет солнца, заливающий землю, силуэт одинокой чайки, нарезающей круги над рекой.
