Я слышу, как слова Тайлера выходят из глубин моего босса; Мистер Босс с его уже прожитой половиной жизни, семейной фотографией на столе и мечтами о ранней отставке, и зимами, проведёнными в трейлерном парке где-то в пустошах Аризоны. Мой босс, с его супернакрахмаленными рубашками, с назначенной стрижкой каждый вторник после обеда, он смотрит на меня, и говорит: — Я надеюсь, это не твоё.
Я — Кипящая В Жилах Ярость Джо.
Тайлер попросил меня распечатать правила бойцовского клуба и сделать ему десять копий. Не девять, не одиннадцать. Тайлер сказал: десять. А у меня по-прежнему бессонница, и я не могу вспомнить, чтобы я засыпал за последние три дня. Это, должно быть, оригинал, который я распечатал. Я сделал десять копий и забыл оригинал. Копировальная машина вспыхивает мне в лицо, словно там внутри папарацци. Бессонница всё делает далёким, копией копии копии. Ты не можешь прикоснуться к чему-либо, и ничто не может прикоснуться к тебе.
Мой босс читает:
— Третье правило бойцовского клуба — в схватке участвуют двое.
Никто из нас не мигает.
Мой босс читает:
— Схватки проходят одна за другой.
Я не спал три дня, если только я сейчас не сплю. Мой босс трясёт бумажкой перед моим носом. Как насчёт этого, спрашивает он. Одна из маленьких игр, которыми я увлекаюсь в рабочее время? Я плачу за внимание к себе, а не за трату времени на эту «войнушку». И я не плачу за то, чтобы напрягать попусту копировальные машины.
Как насчёт этого? Он трясёт бумажкой перед моим носом. Как я думаю, спрашивает босс, ему бы следовало поступить с работником, который тратит время компании на витание в облацех? Если б я был на его месте, что бы я сделал?
Что бы я сделал?
Дыра в моей щеке, сине-чёрные вспухшие синяки вокруг глаз, вздувшийся красный шрам с тайлеровым поцелуем на тыльной стороне ладони, копия копии копии.
Выдумки.
Почему Тайлер захотел десять копий правил бойцовского клуба?
Коровы в Индии.
Что бы я сделал, говорю я, так это был бы осторожнее, не заговаривая с каждым об этом листке.
Я говорю, это звучит так, как будто это написал опасный псих, маньяк, и этот пришибленец-шизофреник может в любую минуту сорваться с нарезки, прямо в середине рабочего дня, и носиться из офиса в офис с полуавтоматическим карабином «Армалит AR-180» с частичным отводом пороховых газов для срабатывания автоматики.
Мой босс просто смотрит на меня.
Этот парень, говорю я, возможно, дома по ночам надпиливает крестом головки каждого патрона при помощи маленького надфиля. И когда он покажется однажды утром на работе, и всадит заряд в своего надоедливого, брехливого, ограниченного, вечно ноющего, лижущего до самых гланд босса, патрон разделится по надпилам и раскроется, словно цветок пули «дум-дум» во внутренностях, чтобы выплюнуть кучу вонючих кишок со спины, через сломанный позвоночник. Представьте, как ваша брюшная чакра медленно раскрывается в форме взрыва всех этих маленьких кишок.
Мой босс убирает лист из-под моего носа.
Валяйте дальше, говорю я, прочтите ещё что-нибудь.
Не, в самом деле, говорю я, звучит-то завораживающе. Сразу понятно, что писал полный псих.
И я улыбаюсь. Края маленькой, как дырка в жо, дыры в моей щеке — сине-чёрные, как дёсны у собаки. А кожа вокруг глаз натянута так, что кажется, её покрыли лаком.
Мой босс пялится на меня.
Давайте, я вам помогу, говорю я.
Я говорю, четвёртое правило — схватки проходят одна за другой.
Мой босс смотрит на правила, а затем на меня.
Я говорю, пятое правило — дерутся без рубашек и ботинок.
Мой босс смотрит на правила, а затем на меня.
Может быть, говорю я, этому свихнувшемуся долбанавту лучше использовать карабин «Eagle Apache», потому что у него магазин на тридцать патронов, а весит он всего девять фунтов. У Армалита всего пять патронов в магазине. А с тридцатью патронами наш долбанутый великий герой может прорваться в кабинеты красного дерева и вынести всех вице-президентов, причём у него ещё и на президентов останется.
Слова Тайлера вылетают из уст моих. А я был таким милым парнем.
Я просто смотрю на моего босса. У моего босса бледно-голубые глаза.
Полуавтоматический карабин J&R 68 также несёт тридцатизарядный магазин, а весит всего семь фунтов.
Мой босс просто смотрит на меня.
Это ужасает, говорю я. Это, возможно, кто-то, кого вы давно знаете. Возможно, этот парень знает всё о вас, где вы живёте, и где работает ваша жена, и в какую школу ходят ваши дети.
Это опустошает, и почему-то это очень, очень скучно.
И почему Тайлеру понадобились десять копий правил бойцовского клуба?
Что я ему не должен говорить — так это то, что я знаю про кожаные салоны и детей-уродов. Я знаю про тормозные колодки, которые выглядят неплохо в глазах покупателя, но отказывают после двух тысяч миль пробега.
Я знаю о реостате системы кондиционирования воздуха, который раскаляется так, что поджигает карты в бардачке. Я знаю, сколько людей умерло из-за обратной вспышки [14] топливного инжектора. Я видел людей с ампутированными по колено ногами, когда начинали взрываться турбины наддува, и их лопасти пролетали сквозь огненную стену в пассажирский салон. Я был на месте аварии и видел сгоревшие автомобили и отчёты, где в графе «ПРИЧИНА АВАРИИ» было написано: «неизвестна».
Нет, говорю, листок не мой. Я берусь за листок двумя пальцами и вырываю у него из руки. Край, наверное, порезал ему большой палец, потому что он кладёт большой палец в рот и начинает сосать с широко открытыми глазами. Я сминаю листок и отправляю в свою корзину для бумаг.
Может быть, говорю я, вам не следовало бы приносить ко мне всякий мусор, который вы где-то подобрали.
В воскресенье ночью я иду в «Останемся мужчинами вместе», и в подвале епископальной церквы Троицы почти пусто. Только Большой Боб и я, подползающий к нему с ноющими мышцами, бешено бьющимся сердцем и мыслями, вертящимися, словно торнадо. Это всё бессонница. Всю ночь о чём-то думаешь.
Всю ночь напролёт думаешь: я сплю? Я спал?
А тут ещё одно огорчение — бицепсы, выглядывающие из-под рукавов футболки Большого Боба, налились силой, и они, кажется, светятся. Большой Боб улыбается, он так рад меня видеть.
Он думал, что я умер.
Да, говорю, я тоже.
— Ну, — говорит Большой Боб, — у меня хорошие новости.
А где все?
— Это и есть хорошие новости, — говорит Большой Боб. — Группа распущена. Я сюда пришёл, чтобы сказать тем ребятам, которые не знают.
Я падаю с закрытыми глазами на один из этих диванчиков с пледом.
— Хорошие новости заключаются в том, — говорит Большой Боб, — что появилась новая группа, но первое правило этой группы — не говорить о ней.
Ой.
Большой Боб говорит:
— И второе правило — не говорить о ней.
Вот дерьмо. Я открываю глаза.
Итить твою налево.
— Группа называется «Бойцовский клуб», — говорит Большой Боб, — и проводит встречи каждую пятницу по вечерам в закрытом гараже на другом конце города. А в четверг действует ещё один бойцовский клуб, в другом гараже — неподалёку.
Я ничегошеньки об этих местах не знаю.
— Первое правило бойцовского клуба, — говорит Большой Боб, — не говорить о бойцовском клубе.
По вечерам в среду, четверг и пятницу Тайлер работает киномехаником. Я видел корешки квитанций об оплате за прошлую неделю.
— Второе правило бойцовского клуба, — говорит Большой Боб, — не говорить о бойцовском клубе.
Субботний вечер, Тайлер идёт в бойцовский клуб вместе со мной.
— Дерутся только двое.
Воскресным утром мы возвращаемся домой побитыми и спим чуть ли не до вечера.
— Схватки идут одна за другой, — говорит Большой Боб.
В воскресную ночь и ночь понедельника Тайлер обслуживает столики.
— Драки проводятся без рубашек и ботинок.
Во вторник ночью Тайлер делает мыло, заворачивает его в бумагу, отправляет. Мыловаренная компания на Пейпер-стрит.
— Драки, — говорит Большой Боб, — длятся столько, сколько нужно. Эти правила придумал тот же человек, который придумал бойцовский клуб.
Большой Боб спрашивает:
— Ты его знаешь?
— Я никогда не видел его, — говорит Большой Боб, — но его зовут Тайлер Дерден.
Мыловаренная компания на Пейпер-стрит.
Знаю ли я его.
Не знаю, говорю. Возможно.
Когда я добираюсь до отеля «Регент», Марла в прихожей надевает купальный халат. Марла позвонила мне на работу и спросила, не могу ли я пропустить качалку, и библиотеку, и прачечную, и вообще всё, что я запланировал на день после работы и приехать повидаться с ней.
Марла позвонила, потому что она меня ненавидит.
Она даже слова не сказала о своём коллагеновом фонде.
То, что она сказала: не окажу ли я ей услугу? Марла после обеда всё ещё валялась в кровати. Марла живёт при помощи жратвы, которую поставляет «Еда на колёсах» для её умерших соседей; Марла забирает еду и говорит, что они спят. Короче, после обеда Марла просто валялась в кровати, ожидая «Еду на колёсах» с полудня до двух. У Марлы нет полиса медицинского страхования уже несколько лет, так что она прекратила следить за собой, но сегодня взглянула и обнаружила комочек и узелки на руке, одновременно и твёрдые и мягкие, так что она не могла сказать об этом никому, кого любила, потому что не хотела пугать их, а доктора она себе позволить не может, вдруг это пустяк, но ей нужно поговорить с кем-то и кем-нибудь ещё, чтоб посмотрели.
