– В Америке двести лет назад были черные рабы, не видевшие в своей участи ничего плохого. Некоторые из них даже преследовали и ловили сбежавших рабов – из верности хозяину. Они даже пороли своих братьев. И знаешь почему?
– Смеха ради?
– Нет. Они просто не ведали ничего другого. Мужчины подавляли женщин веками, а порнография – всего-навсего очередное орудие подавления.
Наверное, цитата из какого-нибудь воинственного учебника но ненависти к мужчинам, слово в слово.
– Тогда давай возвратимся на пару веков назад. Ты знаешь, что викторианцы закрывали ножки стола, считая их неприличными. Нам сегодня это может казаться глупым, но викторианцы относились к этому очень серьезно. Господи боже мой! Не так давно запрещали "Любовника леди Чаттерлей". И кто от него может кончить в наши дни? Уверен: через сто лет люди будут не в состоянии понять, из-за чего вся нынешняя суета!
– Через сто лет – я надеюсь всей душой – люди будут выше всего этого и запретят таких людей, как ты! Всех скопом!
– Сомневаюсь. Пока что порнография становится лишь жестче и жестче. Каких-нибудь двадцать лет назад люди находили Бенни Хилла чрезмерно соленым, а сегодня? Посмотри телевизор.
– Не будь тогда Бенни Хилла, всего сегодняшнего мусора тоже не было бы.
– В твоих словах есть доля истины. И все-таки... Он ведь хорошо работал?
– Он был свиньей. То, что сегодня женщинам так тяжело живется, – на совести таких, как он.
– А, ты не поклонница Бенни? Ладно, раз уж заговорили о тяжелой жизни, давай еще раз обратимся к викторианцам. Насколько я помню из всякой там истории, в викторианские времена дамам полагалось быть одетыми с ног до головы – в любое время суток. Доведись викторианцу увидеть твой сегодняшний наряд, он бы назвал тебя проституткой и выпорол бы собственным ремнем.
– Уж это наверняка!
– Но разве ты не противоречить сама себе? Одеты вы с ног до головы – виноваты мы. Выставляете вы сиськи наружу – опять мы виноваты. Когда же наступит ваша очередь отвечать за собственные поступки, скажи толком!
– Когда мы наконец сможем сами решать, что нам делать, а что нет.
– Да вы и так сами все решаете, неужели ты не видишь? Женщины сегодня могут делать – и делают – все, что хотят. Это и есть равноправие. И если некоторые женщины раздеваются и позируют обнаженными, а некоторые сосут перед камерой сразу по шесть членов – просто чтобы пощекотать нервы мужчинам, – вне всякого сомнения, это их выбор! Они никому не наносят вреда! Почему бы не разрешить им делать все это?
– Почему? Ровно нотой причине, какую ты упомянул только что. Они наносят вред другим людям. Другим женщинам. Они предают свой пол, делают жизнь куда тяжелее и опаснее для тех, кто не хочет сосать сразу по шесть членов перед камерой.
Так она заговорила впервые. Забавно. Я даже почувствовал некоторое возбуждение. Интересно, удастся мне раскрутить ее на что-нибудь такое еще раз?
– Опаснее? Что ты понимаешь под опасностью? Какую опасность представляет для тебя девушка, сосущая перед камерой сразу шесть членов?
– Мужчины начинают видеть в нас лишь объект для их похоти, и шансы женщины подвергнуться нападению возрастают.
– Ты опять? Говорю же тебе, не порнография заставляет мужчин нападать на женщин. Подавление и цензура несут, возможно, куда большую ответственность за насилие на сексуальной почве – о какой бы точке земного шара ни шла речь.
– Полный бред!
– Да ладно! В половых инстинктах нет ничего неестественного, и подавлять их – только нарываться на неприятности. В этой стране так было годами. Я говорю о всем этом "без секса, пожалуйста, мы британцы". Нам вдалбливали это с младых ногтей. И что в результате? Ты сама сказала: в том, что касается нападений на сексуальной почве и ранних беременностей, у нас одни из самых высоких показателей в Европе.
– Я заметила, что ты говоришь исключительно о мужчинах и о том, что хочется им. Часто ли ты слышишь о женщинах, которые насилуют и убивают мужчин?
– Нечасто, потому что даже самой несчастной, одинокой, невзрачной Джейн достаточно выйти на улицу, чтобы протрахаться хоть неделю напролет. Далеко не всем мужчинам такое доступно. Это один из последних примеров неравноправия между полами, и вы никак не хотите расставаться с этой картой. Посмотри на нас: мы открыли все карты, а вы в свои вон как вцепились!
– Ты о чем?
– Скажем так. Если бы парню было так же просто подцепить женщину, как женщине мужчину, то в порнографии, а уж тем более в проституции, отпала бы всякая необходимость. Мы и вправду жили бы в век просвещения, когда мужчины и женщины пользуются равными правами и живут в мире и согласии.
Видите, куда я клоню?
– Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь! Если мужчинам так сложно подцепить женщину, то почему большинство женщин не могут спокойно выйти вечером на улицу, где к ним то и дело пристают?
– Ладно, повернем вопрос несколько иначе. Если ты подойдешь к десятерым парням и спросишь их прямо, хотят ли они потрахаться, – как ты думаешь, сколько из них ответят положительно?
– При чем тут это?
– Просто ответь на вопрос. Сколько парней скажут "да"?
– Ну, не знаю... Возможно, половина из них.
– Отлично. А если я подойду к десяти девушкам и спрошу их о том же самом, сколько из них ответит согласием?
– Это с тобой-то? Ни одна! – фыркнула она.
– Совершенно верно. А если мне захочется секса сегодня вечером, что мне делать? Очень просто. Я иду домой, достаю журнал, открываю его на своей любимой странице и дрочу до потери пульса. С тобой же все в порядке: ты можешь выбирать из своих пятидесяти процентов.
– Это никак не связано с тем, что я женщина, а ты мужчина. Дело в тебе и в том, какой ты козел.
– О чем ты? Я вполне нормальный и не урод. Конечно, я не Брэд Питт, однако и не дед из сериала про йоркширцев. Ты на себя посмотри – та еще царица Савская!
– Верно. Но ты был бы рад затащить меня в постель, не так ли?
– Да, был бы. Хочешь потрахаться?
Ради этого мгновения я все и выстраивал. Читатели моего журнала! Вы наверняка решили, что мы сейчас рванем в туалет и превратимся там в двух неутомимых кроликов, и наша безумная страсть найдет выход в пьяном сексе? По правде говоря, я и сам рассчитывал на что-то подобное, по, к сожалению, это не рассказ в "Блинге". В ее взгляде я видел все: превосходство, самодовольство, удовлетворение. Она испытывала такое наслаждение, словно эти три секунды были лучшими в ее жизни.
– Только если ты окажешься последним мужчиной на этой Земле, – сказала она, и ее лицо расплылось в злорадную пьяную ухмылку.
Что ж... По крайней мере чувство юмора ей не изменило. Тут нарисовался один из Брайанов – потный и орущий свои песни. Не успел он вновь раскрыть пасть, как моя собеседница повернулась к нему и спросила:
– Привет! Хочешь потрахаться?
У Брайана загорелись глаза, он сказал что-то вроде "Еще бы!", показал мне оба больших пальца и поволок феминистку к гардеробу. Незадолго перед тем, как насовсем исчезнуть, она обернулась, помахала мне и начала смеяться.
Обойдусь без описаний. С моими ощущениями и так все понятно. Пока персонал смотрел в другую сторону, я схватил из-за стойки непочатую бутылку "Абсолюта" и отправился восвояси.
Я с треском отвернул пробку, быстро накачался и даже подумывал, не взять ли журнальчик. Обойдусь...
Очередной понедельник.
Окружающие всегда рассказывают мне, с каким нетерпением они ждали бы понедельника, будь они на моем месте. Ведь понедельник открывал собой очередную рабочую неделю. Ведь всем известно, что у меня за работа. Ладно, сейчас расскажу. Я пишу всякий бред, вот что я делаю. Похабные надписи к фотографиям, понимаете? "Мне нужно это, немедленно! Кончи на мои сиськи, и я буду их лизать. Хочешь посмотреть?" И тому подобное. Стюарт больше не пытался добиться от меня журналистской честности и приказал полагаться на собственное воображение.
– Представь, что они говорили бы, окажись ты там, и запиши это, – объяснил он.
Пожалуйста:
"Ф-фу-у..."
"Убирайся!"
"Только если ты окажешься последним мужчиной на этой Земле!"
"Пойми. Я очень хочу заняться с тобой любовью, но я замужем и люблю своего мужа. Я не могу!"
Все это я потом стирал. Я часами ломал голову над чем-нибудь по-настоящему горячим. Правда, когда не трахаешься целую вечность и изо всех сил стараешься не думать о сексе, – подобная работа не из приятных. Какое убожество...
За два часа я написал от силы четыре предложения. Потом плюнул, решил подарить себе остаток утра и отправился поболтать с Пэдди и Мэттом.
– Вот и он! Как прошел вчерашний вечер? Удалось что-нибудь с той бабой? С которой ты болтал? – расспрашивал меня Пэдди.
– Нет. Не вышло, – ответил я.
